Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Звонок-Сантандер Ирина - Страница 51

Агриппина покраснела и с упрёком взглянула на него.

— Как ты груб!.. — возмущённо шепнула она и, не оглядываясь, вышла из лавочки. Ей уже не хотелось чаши, если её покупка сопряжена с позором.

Силясь сохранять горделиво-приветливое выражение лица, Агриппина вошла в лавку ювелира. Мальчишка-раб молниеносно подставил богатой покупательнице табурет и девушка присела на него с видом оскорблённой царицы. Толстый, улыбающийся ювелир разложил на столике браслеты и ожерелья. Агриппина небрежно перебирала драгоценности тонкими смуглыми пальцами. Она была скучна. Драгоценности нравились ей. «Это ожерелье с неяркими молочными опалами и сердоликами красиво подчеркнёт матовую смуглость груди… Но просить деньги у Агенобарба? И выслушать очередную варварскую грубость?!» Агриппина со вздохом отбросила желанное ожерелье.

— На этом камне есть пятнышко! — высокомерно заявила она, бессильно злясь оттого, что не может купить ожерелье.

Ювелир суетливо вытирал камни льняным лоскутком.

— Выбирай что хочешь! Я все тебе куплю! — громко задышал ей в ухо подкравшийся на цыпочках Агенобарб. И постарался изобразить раскаяние на красном опухшем лице.

Агриппина оценивающе посмотрела на мужа. «Как опустился Агенобарб! Два года назад он выглядел ухоженным и благородным. Умащался восточными благовониями, аккуратно подрезал ногти… Хотя и тогда уже любил вино чрезмерно!» Она улыбнулась, тая на дне души горькое разочарование.

— Ну что же! — задорно проговорила Агриппина, вполоборота глядя на мужа. — Я хочу это, это, это… — браслеты, кольца и ожерелья посыпались из тонких смуглых рук в ларчик, подставленный обрадованным ювелиром. И с каждой новой драгоценностью, отобранной обиженной Агриппиной, Агенобарб мрачнел все сильнее.

— Вечером явишься к моему дому. Там я заплачу тебе, — сказал он, со скрытой ненавистью оглядывая довольного толстяка ювелира. — Поехали домой, дорогая, — Агенобарб с мягкой силой обхватил жену за талию.

— Но я ещё хотела посмотреть статуи! — попыталась возразить Агриппина.

— Я сказал: идём домой, — сердито посмотрел на неё Агенобарб.

Агриппина тяжело задышала, раздувая ноздри, как породистая скаковая лошадь. Дымчато-зеленые кошачьи глаза, не мигая, уставились на Агенобарба. Между супругами разгоралась тихая, ещё не заметная война.

— Ладно, идём! — неожиданно уступая, согласилась Агриппина. И, поднявшись с табурета, передала рабу наполненный драгоценностями ларчик.

Агенобарб увлекал Агриппину к носилкам, опасаясь, как бы ей не вздумалось посетить соседние лавочки. Кутаясь в тёплую шерстяную столу, девушка засмотрелась на легко одетых атлетов, устроивших состязание на Марсовом поле. Красивые мужчины в коротких греческих туниках, держащихся на одном плече, перебрасывали друг другу бронзовый диск. Звенел над палестрой молодой заливистый смех. Бугрились мускулы под здоровой гладкой кожей. Блестели в заходящем солнце стройные тела, смазанные оливковым маслом. А рядом с Агриппиной топал Агенобарб с грацией Ганнибалова слона!..

— Куда смотришь? — Гней Домиций щипнул Агриппину за руку, чуть повыше запястья. И тут же прикрыл покрасневшее место огромной ладонью — чтобы не заметили римляне и не донесли императору. Со стороны казалось: нежный муж поддерживает жену, чтобы не упала.

«Я отомщу тебе, когда вернёмся домой!» — мстительно думала Агриппина, сузив глаза. И мило улыбалась в ответ на приветствия знакомых. Лишь бы никто не догадался, что Агриппина несчастлива в браке! Иначе ей не перенести снисходительной, лицемерной жалости лукавых подружек! Ещё обиднее — знать, что за спиною насмешливо злословят. А ведь Агриппина сама выбрала себе мужа! Как теперь признаться, что выбор оказался плох?!

Неожиданно Агриппина замерла, хоть и продолжала шагать, опершись на руку мужа. Ноги, обутые в синие башмачки, послушно передвигались к носилкам. Но сердце дрогнуло, резко оборвалось и провалилось куда-то вниз. Она уловила неотступный, обжигающий до внутренностей взгляд мужчины.

Этот взгляд, настырный и умоляющий, нежный и невыносимый, преследовал Агриппину уже давно. На праздниках, на торжественных жертвоприношениях, на званых обедах, на прогулках она замечала мужчину, молодого, высокого, худощавого. Он одевал тунику с широкими рукавами и тогу с красной полосой. Повязывал завитые тёмные волосы розовой лентой. Носил алмазный перстень на среднем пальце левой руки. В обществе часто декламировал наизусть поэмы Катулла. Агриппина даже знала его имя — Гай Пассиен Крисп. Благородный молодой человек из хорошей семьи, скромный, изысканно элегантный. Таким Агриппина когда-то мечтала видеть Агенобарба, оказавшегося на самом деле чудовищем, безрассудным ревнивцем и пьяницей!

Домиций подтолкнул к носилкам замешкавшуюся жену. Агриппина напоследок оглянулась. Портики, переполненные возбуждённо шумящей толпой, напоминали пчелиные ульи. Молодые атлеты беззаботно выставляли напоказ красивые тела. А между колонн храма Согласия застыл, словно статуя, Пассиен Крисп. Именно ему предназначалась прощальная улыбка Агриппины.

— Жаль, что ты набрала мало побрякушек! — довольно засмеялся Агенобарб, устраиваясь в носилках рядом с Агриппиной. Он открыл ларчик и утопил руки в куче драгоценностей, сверкающей холодными огнями.

— Вот как? Неужели надо было брать больше? Чтобы ты раскричался, что я тебя разоряю? — равнодушно полюбопытствовала Агриппина, следя из-за занавесок за Криспом.

— Конечно! — воскликнул Агенобарб. — Я же не собираюсь платить глупцу ювелиру! Пусть только сунется ко мне вечером! Мои рабы ему все кости переломают!

Агриппина отвернулась и сжала виски тонкими пальцами. «Боги! Где были мои глаза? Кого я выбрала в мужья?!»

LIII

На следующий день Агриппина посетила сестру, Юлию Друзиллу.

— Ты изменила к лучшему старый дом Кассиев! — удовлетворённо заметила она, разглядывая заново обставленный атриум. В нишах стояли стройные этрусские и танагрские статуэтки, в мраморных вазах цвели заморские деревца. Источник посреди атриума был облицован зелёным мрамором и превращён в фонтан. В углу клевал пшеничные зёрна павлин, прикованный за ногу золотой цепочкой. Рабыня, приставленная к капризной птице, поспешно собирала испражнения, неприятный запах которых не смеет беспокоить госпожу и гостью.

— Да, Луций не жалеет денег на мои причуды, — улыбнувшись, заметила Друзилла.

— Счастливая… — вздохнула Агриппина, садясь в мягкое складное кресло. — Если бы ты знала, каким жадным оказался мой муж!

— Не может быть, — искренне удивилась сестра. — У тебя много новых украшений!..

— За которые Агенобарб не собирается платить! — злобно докончила Агриппина. — Ещё немного — и торговцы будут прятать товар при моем приближении.

— Бедная, — Друзилла погладила сестру по руке.

— Не жалей меня, — высокомерно отозвалась Агриппина, дотронувшись до нового опалового ожерелья. — Я найду сотню способов отомстить Агенобарбу!

Последние слова прозвучали очень резко, почти крикливо. Павлин удивлённо поднял голову, посмотрел на сестёр и противно заорал, открывая клюв и напряжённо шевеля языком.

— Замолчи, гадкая птица! — Друзилла швырнула в него недоеденным яблоком и засмеялась: павлин, казалось, ответил сварливой Агриппине, уловив в её голосе сходство со своим собственным.

— Помоги мне отомстить, сестра, — перейдя на шёпот, попросила Агриппина.

— Как? — тихо отозвалась Друзилла.

Агриппина помолчала, старательно жуя персик. Запила его разбавленным вином и, обретя нужную храбрость, заявила:

— Мне нравится некий молодой человек по имени Пассиен Крисп. Но Агенобарб следит за мной так пристально, что я не могу сказать ему ни слова. Он безотказно отпускает меня только в твой дом. Пригласи к себе Криспа, когда твой муж будет в отъезде, и извести меня запиской.

Агриппина умоляюще сложила ладони и состроила просительную гримасу.

— Хорошее ли это дело, сестра? — Друзилла покачала головой. — Если Агенобарб узнает — прибьёт и тебя, и Криспа!