Ночи Калигулы. Восхождение к власти - Звонок-Сантандер Ирина - Страница 50

— Где ты — Гай, там я — Гайя! — шептала она, глядя на жениха влюблёнными глазами.

Калигула развеселился лишь тогда, когда гости осыпали жениха и невесту традиционными непристойными пожеланиями.

— Сделаю все это и даже больше! — смеясь, отвечал он в ответ на откровенные советы опытных мужчин.

Юния прикрывала ладонями покрасневшее от стыда лицо. Пожелания её смущали. Ответ жениха понравился. Ей казалось, что отвечать так Калигулу побуждает любовь. Неопытная доверчивая Юния не представляла, сколько женщин познал её двадцатилетний супруг за истёкшие три года.

После обильного угощения шумная толпа увлекла невесту в Палатинский дворец — дом жениха.

Калигула ждал Юнию у мраморной колоннады портика. Зараннее посмеивался, представляя себе, с какой серьёзностью она будет мазать вонючим волчьим салом дорогой жёлтый мрамор с бледно-розовыми прожилками.

Гай уловил нарастающий шум. Свадебная процессия приближалась. Впереди шла Юния Клавдилла, ведомая под руки двумя подростками. Позади — сотня возбуждённых красных лиц, знакомых и незнакомых.

Калигула приподнялся на цыпочках, выискивая кого-то в толпе. Издали казалось, что он с нетерпением смотрит на невесту.

Гай увидел Луция Кассия Лонгина. Он шёл, оживлённо разговаривая с Марком Виницием, наречённым женихом маленькой Ливиллы. Юлии Друзиллы не было рядом с мужем. Калигула облегчённо вздохнул. «Так даже лучше!» — подумал он.

— Хочешь быть моей женой и матерью семейства? — спросил Гай у приблизившейся невесты.

— Хочу! — ответила Юния, держа в руках горшок и шерстяные нитки так, словно это — бесценные сокровища. — А ты хочешь быть моим мужем и отцом семейства?

— Хочу, — косо улыбнувшись уголком рта, ответил Калигула. И вдруг улыбка его остекленела. В толпе гостей он заметил Юлию Друзиллу.

«Пришла!» — радостно стукнуло сердце.

Друзилла, радостно улыбаясь, приветствовала сестру Агриппину и её мужа, Гнея Домиция. И неуловимым движением поворачивалась к ступеням дворца, на которых Калигула принимал Юнию хозяйкою в свой дом. Тогда её улыбка слегка погасала, и трогательно мягким становилось медово-розовое лицо.

Калигула машинально следовал обряду, но не мог отвести глаз от Друзиллы. Вот она сделала несколько шагов и взяла под руку мужа. Почему Гая так волнует её походка? Точно так же ходят и другие женщины — переставляя мелкими шажками ноги, обутые в сандалии. Точно так же колышется подол любой столы и туники. Почему движения Друзиллы кажутся неуловимо прекрасными, а движения других женщин — обыкновенными? Почему синеватые тени под глазами и несколько веснушек на тонком носике Друзиллы выглядят милее, чем ослепительно-белая кожа изнеженных матрон? Загадка сфинкса, на которую не ответит даже мудрый Эдип.

Калигула и Юния Клавдилла остались наедине в жарко натопленной, душной опочивальне. К вечеру безмятежное небо затянулась тучами и пошёл дождь. Холодный, гнущий к земле привезённые из-за моря пальмы, декабрьский дождь.

Гай протянул к жаровне озябшие ладони. Языки рыжего пламени трепетали, как волосы Друзиллы на ветру. Наверное, сейчас Друзилла вытаскивает из причёски длинные шпильки, встряхивает кудрями, как тогда в кампанской купальне, и томно протягивает руки Кассию, красавцу с лицом камеи… Калигула помрачнел: видение причиняло ему боль. Сердечную боль, которая не исчезает от мазей и настоек умелого Харикла.

Он обернулся к невесте. Юния сидела на краю кровати, едва дотягиваясь ногами до пола. Скосила глаза в сторону и неопределённо улыбалась в ожидании любви.

Калигула рывком стянул с неё жёлто-красное покрывало. И лицо девушки вдруг похорошело. Заблестели гладкие каштановые волосы и сообщили блеск глазам. Запылали румянцем бледные щеки. Гай удовлетворённо улыбнулся:

— Женщины не должны носить уродливые покрывала, прячущие волосы. Только тонкие шёлковые ленты и диадемы. Красота женщины — в её волосах. Любая красавица, остриги её налысо, обратится в уродину. У тебя прекрасные волосы. Жаль только, что не рыжие…

— Как у тебя? — улыбаясь, спросила Юния. И, осмелев, нежно погладила светлые рыжеватые кудри жениха.

— Как у меня… — мучительно простонал он, уткнувшись лицом в коленки невесты, обтянутые жёлтой тканью.

Юния осторожно пошевелилась и голова Калигулы переместилась выше, к округлым девственным бёдрам. И только тогда он ощутил, как его наконец охватывает возбуждение, уместное в первую брачную ночь. Эта девушка, скромная и наивная, совершенно не похожа на опьяняюще порочную Друзиллу. Но она тоже красива, желанна, доступна, а главное — ещё не познана жадным до женской любви Калигулой.

LII

Там, где река Тибр, изгибаясь, блестит в солнечных лучах, лежит Марсово поле. Отсюда закованные в железо и кожу легионы отправляются на войну. Сюда они возвращаются с победой, волоча за колесницами пленённых варваров.

В мирное время Марсово поле принадлежит народу. Мраморные портики, построенные Августом, открыты для всех. Портик Октавии славен обширной библиотекой, в которой хранятся сотни свитков на латыни и греческом. В портике Випсании посетители дивятся огромной карте, которую некогда велел сделать Марк Агриппа. На карте — весь мир: от испанского Гадеса, славного развратными танцовщицами, до далёкой таинственной Индии и богатой страны Серики, где живут люди с раскосыми глазами; от истоков священной реки Нил до кельтского острова Альбион. В портике Ливии журчат прохладные фонтаны и статуи белеют среди влажных виноградных лоз. Там влюблённые подстерегают гуляющих подруг, и счастливые пары ищут повод уединиться. Портики у входа, облюбованные торговцами и ювелирами, — самые шумные и многолюдные.

Носилки Гнея Домиция Агенобарба остановились у входа на Марсово поле. Шевельнулись шёлковые занавески — и Агриппина выскользнула из носилок с небрежной грацией, которую девушка старательно переняла у римских матрон. Агенобарб с трудом выбрался следом за женой. Он располнел, отяжелел. Крупный нос постепенно терял красивые очертания и приобретал темно-красный оттенок, схожий по цвету с любимым фалернским вином.

Агриппина направилась к портику, в глубине которого хрустальные вазы переливалась, как вода в фонтане под солнцем. При ходьбе она намеренно покачивала бёдрами, хорошо зная, что этим привлечёт внимание мужчин. И действительно, два молодых красавца, небрежно прогуливающихся между бронзовыми статуями львов и медведей, остановились и посмотрели вслед Агриппине. И зашептались, обмениваясь впечатлениями.

— Что смотрите?! — проревел у них над ухом ревнивый Агенобарб.

— Любуемся красотой природы… — пролепетал юный, хлипкий и тщательно завитый патриций.

— Так не смейте любоваться красотой чужих жён! — угрожающе прошипел Агенобарб. — Иначе вам придётся худо!

Агенобарб шутя, словно играя, подтолкнул незадачливых патрициев. И они стукнулись лбами к своему великому стыду и к забаве окружающих ротозеев.

Агриппина уже стояла внутри портика. Торговец услужливо поставил перед юной матроной золотую чашу на высокой тонкой ножке. Две изогнутые ручки напоминали гибкие тела сирен. Зеленые камни, отграненные в форме удлинённых шестиугольников, сверкали на ободке чаши. Агриппина задумчиво провела пальцем по чеканному золоту.

— Что это за камни? — спросила она.

— Скифские огни, — ответил торговец. — Камни редчайшей красоты и ценности. Их привозят из места на самом краю земли, где почва вздыбливается неприступными скалами. Там не живут никакие люди, даже варвары, одетые в шкуры. Лишь пробегают по снегу звери дивной красоты — похожие на белую лисицу.

— Купи мне эту чашу, — обратилась Агриппина к мужу. Она мысленно представила, как на ближайшем званом обеде пригубит из неё вино с горделиво-неприступным видом. Изящная Эмилия Лепида подавится от зависти!

— Куплю, если перестанешь бесстыдно вертеть задницей! — достаточно громко ответил Агенобарб и ласково шлёпнул жену по округлому бедру, обтянутому блестящим голубым шёлком.