Сокрушительное бегство - Зубко Алексей Владимирович - Страница 37

Приблизившись к самому краю обрыва, я обнаружил, что на втором ярусе склона у стеночки расположились пары, предающиеся действу, удовольствием от которого природа попыталась уберечь род человеческий от вымирания.

— А… — Растерянность первого мгновения прошла, и я сообразил, что это не живые люди, а прекрасно изготовленные скульптуры. Мастерство ваятеля достойно всяческих похвал. Разве что замысловатые положения некоторых тел, просто-таки недоступные живому человеку, говорят о неспособности скульптора сдержать полет буйной фантазии, лишенной и намека на скромность.

— А при чем здесь дракон? — вслух спросил я сам у себя, не волнуясь о том, что меня может кто-то подслушать. В таком-то гвалте?..

Треск поваленного в джунглях дерева, совпавший с короткой паузой между песнями, раздался в звенящей после шумного многоголосия тишине словно выстрел.

Впрочем, на него, кроме меня, никто не обратил внимания.

Подняв взгляд, я рассмотрел — или мне это только привиделось? — мелькнувшую среди густых крон деревьев огромную голову, расписанную под хохлому. Она появилась и тотчас исчезла, словно и не было ее никогда. Присмотревшись внимательнее, я рассмотрел лишь трепещущие в потоках влажного воздуха ветви деревьев, из темноты которых на меня смотрит чей-то недобрый взгляд. Просто неподвижно смотрит из густой тени, словно пытаясь загипнотизировать, подчинить своей воле.

«Тролль окаменел, — вспомнил я, — и теперь служит мишенью всем голубям в окрестностях заброшенного замка, если таковые отваживаются туда залетать. Да и солнце светит так, что и в тени деревьев от него не больно-то укроешься. Но, с другой стороны, Оля ведь говорила, что видела его идущим за нами. Впрочем, с чего я решил, что это тот самый великан? Возможно, их в местных горах водится превеликое множество, равно как тараканов в щели за мусорным баком.»

Приблизившись к девушке-дракону, я поинтересовался:

— Долго еще?

Благо очередная песнь была печальной по содержанию и посему исполнялась вполголоса, что дало мне возможность общаться с собеседницей без риска сорвать голосовые связки.

— Что? — не поняла она, осоловело глядя на меня и счастливо улыбаясь.

— Долго еще? — повторил я.

— Что долго?

— Церемония.

— Какая?

— Эта, — вздохнув, пояснил я.

— А что? — словно испытывая мое терпение, улыбнулась танцовщица.

— Мне интересно, когда можно будет вернуться туда. — Я указал пальцем ей за спину и поспешил добавить, опережая очередной вопрос: — На ложе. Отдохнуть.

Если я думал, что после уточнения она не найдет что спросить, то глубоко ошибался.

— С кем? — поинтересовалась она, очень даже откровенно сияя глазками.

— Один. Чтобы поспать. Самому.

— Аватара дракона устал?

— Немного, — признался я, решив не объяснять основную причину, вызвавшую желание убраться с открытого пространства. Я прекрасно помню, как далеко может бросать камни рассерженный тролль.

— Сейчас. — Взмахнув рукой, она подала подругам знак. И меня стремительно унесли прочь, по ставшей традицией привычке подняв на руки.

Толпа проводила нас несмолкаемыми криками и аплодисментами.

Отказавшись от помощи в раздевании, согревании как меня, так и постели, и прочих мелких услуг, я отпустил танцовщиц и растянулся на ложе, терзаемый двумя проблемами. Они имеют общее начало: «Что делать…» Во-первых, что делать дальше? В том плане, что не собираюсь же я лезть в пасть смертельной опасности только потому, что аборигены принимают меня за аватару дракона и Сокрушителя. И, во-вторых, что делать, пока желание узнать расположение места, которое и короли предпочитают посещать самостоятельно, не переросло в проблему?

Ответ на первый вопрос невольно подсказал джинн, с радостным воплем вылетевший из кувшина, а второй я нашел сам, отыскав укромное местечко за раскорячившим голые ветви деревом.

Приблизившись к озеру, чтобы умыться, я рассмотрел хорошо утоптанную тропинку, ведущую к самой кромке воды, и тотчас вспомнил прелестную девушку из ночного сна. А может быть, и похожей на сон яви. Как она грациозно шла по воде, озаряемая слабым светом луны. Улыбнувшись, я зачерпнул рукой воды. Пальцы, подняв брызги, скользнули по близкому дну. Озаренный догадкой, я попробовал мизинцем определить глубину озера. У берега он погрузился до середины второй фаланги и уперся в каменное дно. А дальше?

— Вернись, я все прощу! — крикнул джинн, посыпая голову пеплом и заламывая руки.

Но я не обратил внимания на его старую как мир шутку продолжая шагать по щиколотку в воде (довольно холодной должен признаться) и наблюдать за паническим бегством из-под опускающейся ноги юрких оранжево-зеленых тритонов. Приближающийся с каждым шагом противоположный берег, узкой полоской вулканического стекла окаймляющий водную гладь, блестит изломанными гранями острых осколков. Среди хаотичных изломов черно-красного обсидиана вызывающе зеленеют редкие стебли простой луговой травы, проросшие в наносной почве, как символ стремления жизни к торжеству над мертвенной безжизненностью камня.

«Неужели все озеро пешеходное?» — подумал я, делая очередной шаг.

И лишь успел взмахнуть руками, с головой уйдя под воду, жадно вцепившуюся в меня обжигающе холодными пальцами.

Вынырнув, я судорожно нащупал край круто обрывающегося каменного плато и выбрался на него, звонко клацая зубами и с опозданием понимая, как именно удалось ночной незнакомке исчезнуть с моих глаз. «Это же элементарно, Ватсон», как любил говаривать один из тех, очень редких во все времена представителей правозащитной братии, которые предпочитают использовать дедуктивный метод для поимки преступников.

— Могло быть и хуже, — заметил я, отлепив от лба лепесток кувшинки и вернув его в родную стихию. — Наверное…

Во время погружения покрывало соскользнуло с меня и теперь белесой пародией на медузу медленно погружается в толщу воды. Но желания нырять за ним у меня не возникло. После секундного раздумья я пришел к выводу, что нарушения экосистемы этого озера одно-единственное хлопчатобумажное изделие не вызовет. А за его утерю завхоз храма дня Великого дракона и храма ночи Великого дракона, если у них не раздельный обслуживающий персонал, не обвинит меня в кощунстве и вандализме по отношению к храмовому инвентарю и не заставит возмещать ущерб в десятикратном размере.

— В болотной тине, мокрый весь, — прокомментировал джинн мое возвращение, — назад вернулся наш герой, что горделиво так ушел, презрев общение наше простое и скромное…

— Понял и раскаялся, — заверил я ультрамаринового раба сосуда и, упав на ложе, стянул на себя покрывающую его простыню, надеясь согреться.

— То-то…

Набрав полные щеки воздуха, джинн дунул на меня, руками придерживая тюбетейку на голове, чтобы не слетела.

Теплый воздух тугой волной ударил в спину, мягко обволакивая и согревая.

«Ведь может быть полезным, если захочет», — подумал я, незаметно сползая в беспокойный сон. Равномерное гудение джинна, по производительности переплюнувшего лучшие образцы отечественных и импортных калориферов, убаюкало лучше иной колыбельной.