Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163» - Зиглер Мано - Страница 22

Весь оставшийся день Карл Вой рассказывал мне и приехавшему Нелте о ежедневных рутинных полетах в Йесау.

Ранним утром следующего дня мы с Нелте осваивали технику нашего первого полета на буксире, а Вой совершил тренировочный полет на одном из новых «Ме-163В». Когда он взлетел, я должен был следить за отцепкой троса на высоте четыре тысячи метров и поэтому мог легко улавливать каждое движение «кометы». Взлет прошел отлично, и его «комета» взмыла в воздух как пуля. Затем она начала коптить, и огромный черный хвост потянулся за ней. Потом стало подтекать топливо Т. «Комета» начала дергаться, а затем Вой выпрыгнул из нее. Несколько секунд спустя он уже раскачивался в воздухе на своем парашюте.

Как только я приземлился, мы с Нелте кинулись на поиски Воя. Спираль дыма, поднимавшегося от самолета Карла, указала нам примерный маршрут, и мы нашли Воя сидящим на пне и растирающим ушибленную лодыжку. Его лицо было чернее ночи. Наконец, не в силах сдержать свою радость, мы разразились громким смехом.

– Черт, а? Вы когда-нибудь видели человека, прыгнувшего с парашютом? – закричал он.

– Мы – да, Карл! – сказал я, поднося к его лицу маленькое зеркальце. – Но негра с парашютом – еще ни разу!

– Ну вот теперь увидели. Почти сразу, как я приземлился, я увидел двух мальчишек с фермы, бегущих ко мне. Один постарше, другой маленький, Но, приблизившись, они остановились как вкопанные, а потом развернулись и со всех ног бросились в обратную сторону. Они, должно быть, подумали, что перед ними сам Люцифер!

Еще несколько дней после инцидента ему пришлось ковылять с палочкой, и не так уж скоро Карл сумел вернуться к полетам.

Следующие несколько недель ничего неблагополучного не происходило, не считая мелких неполадок в технике.

Отто Ортзен, который присоединился к нам в качестве офицера по техническому обеспечению, лишь качал головой, видя наши ежедневные занятия. В задней стенке кабины, прямо за головой пилота, находилось определенное место, о котором Отто, очевидно, знал. За этим местом проходила линия соединения топлива Т и кран, и именно отсюда, казалось, исходил самый ужасный запах. Одному только дьяволу было известно, в чем скрывалась неполадка.

В одно утро Нелте выпрыгнул из своего самолета, крича благим матом. Слезы ручьем текли по щекам из раскрасневшихся воспаленных глаз. Он только что выполнил тренировочный полет с полупустыми баками и чисто приземлился. Он чуть не задохнулся от едкого газа, поступающего в кабину. Обычно каждый из нас испытывал «комету» по полной программе. Затем, если все было в порядке, мы охарактеризовывали машину как годную к эксплуатации. В этот день Нелте должен был закончить испытания после обеда, и он попросил меня сделать одолжение и провести заключительный полет вместо него.

– Двигатель в полном порядке, лейтенант, а об утечке я уже рассказал им, так что запаха в кабине не будет.

После этих слов Нелте весело удалился.

Около 15.00 я поднялся в заправленный «Ме-163В» и проверил все приборы. Отто стоял рядом, намекая, что этому самолету было уделено более пристальное внимание и он будет двигаться с таким же комфортом, как «роллс-ройс».

– С двигателем здесь не будет проблем, Мано. Ничто не должно дать сбой.

Я нажал на стартер, потянул за ручку управления, взглянул на показания приборов, и двигатель загремел, как водопад. Стрелка спидометра дико запрыгала. Сто… двести… триста километров в час, потом взлет. Шасси отделилось, и я взял ручку на себя. Еще не поднявшись выше двухсот метров над землей, я увидел, что стрелка датчика температуры двигателя начинает зашкаливать. Я работал ручкой, чтобы набрать как можно большую высоту, но температура повышалась, а кабина начала заполняться едким ядовитым дымом. В Йесау все диспетчеры находились на связи, и я спросил, горит ли мой самолет.

– Отсюда ничего не видно, – последовал ответ снизу, но стрелка циферблата продолжала показывать перегрев. Когда я перешел от метку в пять тысяч метров, стрелка достигла пугающего уровня, но самолет продолжал двигаться, как локомотив. Дым в кабине становилось все труднее выносить, и мои глаза уже с трудом видели предметы, но теперь прибор стал показывать, что температура снижается, наконец возвращаясь к нормальной. Я пока еще набирал высоту, так как хотел как можно скорее опустошить баки. Заглушив двигатель на высоте восьми с половиной тысячи метров, я увидел, что дым в кабине стал гуще, и у меня появилось ощущение, что я сижу в тумане. Я не видел даже своих рук, не говоря уже о панели с приборами.

– Кабина задымлена, – закричал я в радиопереговорное устройство. – Наверное, мне придется катапультироваться!

– Подожди еще немного, может, дым рассеется, – последовал лаконичный ответ с земли. Похоже, Отто больше беспокоился за самолет, нежели за меня.

Я напрягся, готовясь услышать необычный звук, но пока ничего такого не последовало. Я опустил нос «кометы» и пошел на снижение. Спустившись до шести тысяч метров, самолет снова поднялся на высоту восьми тысяч. Судя по звуку, полет проходил нормально, но в кабине продолжал накапливаться дым с ужасающим запахом. Я приоткрыл небольшую створку, встроенную в фонарь кабины, и дым исчез моментально, а видимость стала нормальной. Я посмотрел, где находится аэродром, и слегка изменил курс, но к этому моменту кабина уже снова была заполнена дымом. Я засунул маленький кусок металла в крошечное отверстие в фонаре, в надежде запустить струю чистого воздуха в кабину, но воздух все еще был затуманен, и я не мог четко видеть альтиметр. Но по крайней мере, сейчас я видел, на какой нахожусь высоте, и знал, что если прыгну в этот момент, то окажусь прямо в середине деревни на другой стороне поля. Надо сказать, что я никогда не прыгал с парашютом и чувствовал, что для меня начинать уже немного поздновато.

– Не прыгай, – кричали с земли, – твой самолет летит нормально!

Я начал раздражаться. Для тех, кто находился на земле, все было в порядке. Самолет летел нормально! Если бы у них перед глазами был туман, как у меня сейчас, и они ничего не видели, они бы тогда наверняка изменили свое мнение. Я снял очки, чтобы облегчить свое состояние, но кабина продолжала нагреваться, и мне пришлось снова натянуть их на глаза. Неожиданно бросив взгляд на альтиметр, я увидел, что он показывает отметку три тысячи метров. Как раз подходящая высота, чтобы выпрыгнуть. Я почувствовал головокружение, и перед глазами у меня запрыгали черные точки. Это значило, что я начинаю терять сознание и – конец… Я прикусил язык и, пригнувшись, прижался так тесно, как только мог, к отверстию, чтобы хоть немного глотнуть свежего воздуха. Но тут до меня дошло, что я до сих пор нахожусь в кислородной маске. Может, это из-за нее у меня закружилась голова. Одним движением я стянул ее и вдохнул. Пахло бензином и серой. Я закашлялся и плюнул.

– Сконцентрируйся на заходе на посадку! – послышался крик у меня в наушниках.

Затем я внезапно осознал, что планирую над полем. Тогда у меня появилась идея приоткрыть люк кабины. Это дало желаемый эффект, так как туман стал рассеиваться, и я снова смог четко все видеть. Теперь можно было сажать машину. Я сделал широкий круг над свежевспаханным полем и затем тяжело сел на землю! «Комета» подскочила несколько раз, а потом заскользила по траве, переворачивая попадающиеся на пути камни и гравий, и начала резко останавливаться. Чтобы обезопасить себя, я толкнул фонарь кабины свободной рукой, пока самолет еще продолжал двигаться, а затем стянул очки и расстегнул ремни безопасности. И тут началось! Ослепляющая вспышка откуда-то снизу, а потом жаром ударило мне в лицо. Инстинктивно я поднял колени, с силой уперевшись ступнями в сиденье, и выкатился из самолета. Все, о чем я мог думать сейчас, это на какое расстояние я успел отдалиться от полыхающего «мессершмита»!

За моей спиной раздался хлопок, и я пробежал, как заяц, двадцать или тридцать метров и только потом оглянулся через плечо. «Комета» стояла на месте и дымила, как чайник. К тому времени уже прибыли пожарные, «скорая помощь» и грузовик, направившийся в мою сторону на полной скорости. Сквозь шум воды, заливающей пламя, я слышал голоса Воя и еще двух техников, кричащих: