Огонь, вода и медные трубы - Беляев В. И. - Страница 18

— Где, где? — заорал он.

— Иди за мной!

Пришедший и впрямь оказался приятелем раненного бойца.

— Что с тобой? Что с тобой? Ранен? На выпей!

Он отстегивает от ремня фляжку, сует горлышко раненному в рот. Слышу:: буль, буль, буль!

Ну, слава Богу! Можно теперь и поспать! Снова забираюсь в свой окопчик. Уж теперь — то посплю! В предвкушении сна у меня на душе стало так хорошо. Но нет! Только закрываю глаза — слышу: «Девятая рота! Девятая рота!» Вскакиваю, как ужаленный

— Девятая рота! — ору не своим голосом.

— Здесь, здесь девятая рота! Иди сюда!

Подхожу. Старшина роты сидит в окопчике. Увидел меня, обрадовался: Из кармана шинели достал бумажку и записал мою фамилию.

— Двенадцатым будешь!

Не разделяю его радость.

— Что же ты, старшина, оставил нас без еды и воды?

По существовавшим в то время порядкам, старшина роты и писарь были обязаны доставлять пищу на передовую даже во время боя. В бою так страшно — могут убить. Вот по этой причине мы остались без еды и воды..

Услышав этот вопрос, он засуетился. Почему? Никак не могу понять. Но тут вижу, что мой автомат направлен ему прямо в грудь, а палец на спусковом крючке. А ночь — то темная, хоть глаз выколи. В такой темноте всякое возможно. Тем более после боя, когда выжившим все безразлично. Дрожащими руками, время от времени оглядываясь на меня, он суетливо развязывает мешок один, потом другой.

— Вот хлеб белый, черный. Бери! Бери!

Вид хлеба смягчил мой гнев. Беру по краюхе того и другого. Засовываю их в карманы шинели.

— Иди! Иди! Отдохни! Когда надо будет, я тебя позову.

Оказавшись в своем окопчике, пытаюсь есть хлеб. Ничего не получается. Полость рта сухая от обезвоживания. Всякое прикосновение вызывает боль. Есть хочется, а откусить не могу.

Опять голос старшины:

— Девятая рота все ко мне!

Около старшины груда винтовок и несколько раненных.

— Каждый берет, на выбор, или 15 винтовок, или одного раненного.

Винтовка весит 4, 5 килограмма. Мысленно умножаю на 15. Получается 67, 5кг. Как много! Да еще россыпью. Если бы они были связаны в охапку, другое дело. Дотащил бы!. Раненный лучше — решаю про себя

Ох, и неправильным было это решение! Мне достался боец, у которого были перебиты обе ноги. Не то, чтобы идти, он даже стоять не мог. А парень высокий, выше меня на пол головы. Помучился же с ним. Взвалил на спину, чтобы он не свалился, пришлось согнуться в три погибели. Руками касаюсь земли. Жутко заболела поясница, травмированная осью станка пулемета. Так долго не пройти! Говорю ему, чтобы он обхватил мою шею руками, а сам буду поддерживать его за ноги. Ничего не получается! Стонет, да и только. Что делать? Ума не приложу! Кое — как, добрались до леса, а там всех раненных клали на кучу хвороста. Своего положил там же.

Вокруг кромешная тьма. Вдруг, где — то за деревьями, послышалось слово «Вода». Какая — то сила подбросила меня. Бегу на этот звук. Вижу, стоит длинная очередь к колодцу. У самого колодца боец привязывает к. жерди свой котелок и, опускает его в колодец, чтобы зачерпнуть воду. Не знаю, что со мной случилось, но выхватываю у бойца из рук жердь с привязанным котелком.. Такое хамство мне никогда не было свойственно, а тут, что со мной сделалось? Очередь зароптала. Раздались недовольные голоса:

— Ты, что с ума сошел?

— Видите он обгорелый. После боя он. Чокнутый! — раздался голос из очереди.

Эти слова глубоко возмутили меня. Поворачиваюсь к очереди и, вскинув автомат. ору не своим голосом:

— Кто сказал, чокнутый?

Очередь замерла. Автомат ставлю на боевой взвод, хотя знаю, что в магазине патронов нет. Палец на спусковом крючке.

— Всех уложу! Кто сказал, чокнутый?

Немая тишина! И вдруг, один пожилой боец сказал как-то мягко и примирительно::

— Ну что ты нервничаешь? Хочется напиться? Бери воду! Ты же хороший парень!

И тотчас хор голосов начал наперебой хвалить меня. То, что перед ними хороший парень заявляли все стоящие в очереди. Никогда, ни до этого случая, ни после него, мне не доводилось слышать столько похвал в свой адрес. Мне это так понравилось, что ставлю автомат на предохранитель, закидываю его за спину и, начинаю черпать воду. В котелке, который появился из колодца, была какая — то жижа, а не вода, отжав ее языком, проглотил немного воды. Остальное выплюнул. Сразу стало легче.

Приехала кухня. Все выстроились к ней в очередь. У меня котелка не было. Коломицын закончил еду и дал мне котелок и ложку. Но поесть толком не успел. Прозвучала команда.

— Строиться!. В колону по три становись!

Торопливо выплескиваю недоеденный суп и отдаю котелок и ложку Коломицыну..

— Шагом марш!

Строй скрылся в темноте.

Иду следом, но никого нет. Куда они пошли? Темень непроглядная Страх обуял меня! Куда идти? Прямо, направо, налево? Зашагал наобум в темноту ночи. Вдруг, рядом со мной оказался офицер. Обращаюсь к нему с вопросом. Он жестом указал, чтобы шел за ним

Шли мы долго. Ни одного слова. Начинаю паниковать — ни немец ли это? Почему молчит? Может быть, не знает русский язык — вот и молчит! Очень страшно мне стало. Не заметно отстаю от него и оказываюсь в поле. Хлеб скошен. Натыкаюсь в темноте на скирду. Будь, что будет! Залезаю в скирду и, крепко засыпаю

Проснулся, вылез из скирды. Ярко светит солнце. Смотрю на поле и с удивлением вижу нашу роту.

Первым делом отыскал Зайцева. Нашей обоюдной радости не было предела.

— Зайцев! Расскажи мне толком, что ты делал, когда меня допрашивали гвардейцы?

— Что, что! Пополз следом, вот что! А как услышал, что тебя хотят пристрелить эти из 46го, ну думаю, к ним не поползу. Напрямик в расположение 740го. А потом старшина нагрузил меня винтовками, еле их приволок в тот лесочек, где кухня нас кормила. А как поели в колонну по три и сюда. Морды у всех — хуже некуда. Негры да и только!

Приехала кухня. За отсутствием котелка еду мне дали в каску. Поели. Надо умыться. Пошел к ручейку, который протекал не далеко. Думаю — сейчас умоюсь. Наклонился над ручьем и в ужасе отпрыгнул от него. Из воды на меня смотрело какое-то безобразное чудовище. Панический страх овладел мною. Но вдруг меня осенило — да это же моя физиономия! Опять подошел к воде и, преодолевая отвращение, осматриваю себя в зеркале воды. Лицо черное и на нем вертикальные кровавые полосы. Это следы недогоревших стеблей пшеницы. Ведь мне пришлось ползти, уткнув лицо в землю. Волдыри, которые были на лице, раздавлены и, вытекающая из них жидкость, оставила грязные следы. Умываться было очень болезненно. Всякое прикосновение к лицу вызывало страшную боль. Все — таки умылся и пошел к роте. Снова команда: — Рота, в колонну по три становись! И снова поход. И снова вперед.

Меня очень интересовало, как будет освещен этот бой в сводках Советского информбюро. Мне было совершенно ясно, что такой тяжелый бой, который вела наша рота, обязательно будет достойно освещен в печати. Закрывал глаза и видел, как в газете пишут. 9 рота, преодолев поле с пылающей пшеницей, атаковала противника и захватила его первую траншею. Противник не смирился с потерей своих позиций и, контратаковал 9 роту. Эта контратака фрицев была отбита.

Когда появилась свежая газета, дрожащими руками развертываю ее и, впиваюсь в информационную сводку. Однако, ничего об этом бое сказано не было. В газете говорилось, что на остальных участках Брянского фронта шли бои местного значения. Этот термин «бои местного значения» означает, что ни одна из сторон не имеет значительных успехов и позиции переходят от одной стороны к другой. Это самые тяжелые и кровопролитные бои.

Почему упоминается Брянский фронт? В этот период наша дивизия действовала в составе этого фронта.

Одни бойцы возмущались тем, что этот бой не нашел отражения в печати, а другие не обратили никакого внимания на эту вопиющую несправедливость.

Так закончилась эта эпопея. Рота пошла вперед к новым боям, Но об этом расскажу в других главах своего повествования!