Золотая лихорадка - Задорнов Николай Павлович - Страница 24

Аксинья пришла и сказала Дуне:

– Мы старые, уходить от нас нельзя… Прости нас!

Молодая женщина потемнела лицом. Такая покорность и доброта свекрови были хуже зла. Она знала, что не смеет не жалеть стариков.

– Че же делать? – сказал Илья.

– Делиться надо! – ответила Дуня.

На это у Ильи не было ни душевных сил, ни решимости.

Он пожал плечами.

– Илья! Заклинаю тебя! Смотри! Я не шучу…

… На ямщиковой попойке у китайца в лавке Митька Овчинников спросил Илью:

– Что ты последнее время нос повесил?

– Дома нелады, – признался пьяный Илья, – у баб грызня.

– Стоит ли из-за этого! – Митька засмеялся, а Илья совсем понурился.

У Митьки дело не ладилось с Настасьей Кузнецовой. Он подозревал, что она не зря всегда ждала прихода «Ермака». Там, как он слыхал, есть один пропойца и прохвост, а Настя его жалеет.

– На золото я не пойду, – рассуждал Митька. – У нас все с ума сошли, отец ждет весны. Бабы жадничают. А я не ходил и не пойду. С Амура – никуда! И ты – плюнь на баб!

«Как же плюнуть!» – думал Илья.

– Бабы всегда грызутся. Что ты так удивляешься! Да Авдотья сама от семи собак отгрызётся. А ты так и будешь жалеть то мать, то ее… Бабы, они бабы и есть! Сплетки сплетают! А тебе-то что? Да пусть хоть дерутся!

Илья подумал, что, пожалуй, на самом деле не стоит так убиваться из-за бабьих ссор.

«Жалко, конечно, Дуню. Ну и что? Разве ей плохо? Разве мы не вместе всегда, разве она не любит меня? Дети у нас теперь здоровы!»

Илья решил, что нечего дома давать потачки, надо быть мужиком. «А я сам как баба, только и боюсь. Мать да жену!»

– Жена есть жена! – сказал пожилой ямщик. – Люби ее, как душу, тряси, как грушу!

– В тайге груши дикие, – отвечал Илья. – Их другой раз как ни тряси – толку нет.

– А на старых местах хороши груши, – сказал старик, – мягки и сладки.

– Так и ждут, кто сорвет, – добавил Митька.

Илью вдруг разобрала жгучая тоска и потянуло его домой. Больше не хотелось пить и разговаривать с Митькой. Илья недобро уставился. Подумал, что надо при удобном случае стукнуть его, заразу, за все. «Может, он и прав, но ловко бы двинуть его, чтобы сопло закровило».

Илья только не мог придумать, к чему придраться.

– Здравствуй, Василечек! – бойко сказала Дуняша. – Ты почему у Татьяны, а не дома? Покажи, какую книгу читаешь?

– Вот, гляди! А где Илья?

– Илья вне очередь уехал с почтой. Повез богатого китайца, крещеного. У него в Благовещенске свой маленький завод. Шуба на нем в тысячу рублей, сукно подбито собольим мехом, и роговые очки на носу. Вот это китаец! С ним едет свой врач, тоже китайский, ученый. А ты что не дома?

– А у нас свалка, читать не дают, – сказал Вася.

– Дерутся, што ль?

– Хуже… Приборка идет. Очищаются от грязи, а потом поедут в церковь очищаться от грехов…

– А я к подружке. Так она седня в батрачках? Ну я с тобой посижу…

Василий глянул в окошко.

– Она скоро придет! – ответил он.

– А ты, Васятка, читарем стал! Ну, покажи книгу… Хотя бы почитал. Илья у меня стал пьянствовать. Характера у него не хватает.

– Возьми себе эту книгу. Грамотная ведь ты.

– По Псалтырю тятенька учил: аз, буки, веди, глагол… Только мне делов не хватало, при бабке книжку читать! Василек, почитай вслух, а я посижу барыней. Кто это такая?

– Это… А вот смотри, какая черная красавица.

– Васька, бесстыдник! Это кто такая голая? Волосы черные, нос как у вороны? Сейчас свекрови отнесу…

– Это цыганка. Черная красота! Самая жгучая!

Дуня откатилась на каблучках и снова подошла застенчиво.

– А ну, покажи еще.

Вася закрыл книгу. На обложке какое-то здание, перед ним высокие каменпые ворота без стен, вокруг деревья. Надпись: «Париж».

– Где ты взял?

– Генеральша подарила.

– Молоденькая?

– Совсем молоденькая. Да и генерал не старый. Им тут выслугу дают скорей, чем на старых местах. Тут не только нам, но и генералам есть выгода.

– Красивая она? Узнала, что ты грамотный?

– Да, мы говорили, и она сама спросила, откуда же я знаю. Велела денщику распаковать чемодан и подарила мне книжку. Читайте, мол.

– А ты? – ревниво спросила Дуня. – Надо было поклониться… И она черненькая?

– Да, как цыганка. Красивая!

– Ты думаешь, если как цыганка, так красивая?

– Конечно.

– А русые тебе не нравятся?

– Нет!

– Я черная или русая?

– Ты? Так себе. Вечером, когда вырядишься, ты черная. А днем вот, как сейчас, белая, как гусыня.

– Вот бог тебя накажет… Женишься на белобрысенькой.

– Нет, я на черной. Вас, русых, много.

– А черные как вороны. Тебе не пора жениться?

– Пора.

– А ты помнишь, как ты был еще мальцом и приехал к нам в Тамбовку, вы тогда, как герои, явились с Бердышовым, ходили по Горюну… А я уж была в невестах… Как вы нам все понравились! Иван такой удалый, веселый…

Васька покраснел до корней своих светло-русых волос.

– А Илья отбил меня у богатых женихов! Пень, а что удумал! Верно! А помнишь, Василек, я тебя еще целовала на вечерке, как малое дитятко… – И Дуня погладила его густые, мягкие волосы и заглянула в лицо.

Вася потому и краснел, что помнил. Он поднял на Дуняшу чистые, немного грустные глаза, словно просил не обижать.

– Я ведь знаю, ты не такой смирный… Слыхала, чего в городе натворил… А ты что нынче с Ильей не поехал? Дружба, а выдал товарища, а еще на прииск его зовешь! Если пойдете, и я с вами пойду…

– Становой поедет, телеграмма есть на станке. Илью он убить грозился за то, что еще те годы разнес… Я за него поеду!

– А красивый город! – сказала Дуня, рассматривая книгу.

– У них тепло, зимы не бывает.

– Дедушка мой, Спиридона Шишкина отец, воевал… Тятя мне на охоте рассказывал… Так понравилась?

– Даже очень! Вот эта как раз на нее походит!

– А Илья неграмотный у меня! Еще до барынь не добрался! А ты что, генеральшу голую, что ль, видел?

– Почему это?

– Да говоришь, что эта картина на нее походит!

– Лицом поди!

Васька засмеялся.

– Пора тебе жениться, чтобы на генеральш не засматривался. Кого выглядел, тихоня! У тебя все проезжающие, то генерал, то американец, то поп… Я думала, ты в попы готовишься!