Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Золотая лихорадка - Задорнов Николай Павлович - Страница 23


23
Изменить размер шрифта:

Илья отдал жене ватные штаны.

Илья укатил с колокольцами, повел весь караван верхом на гусевике. С ним Васька Кузнецов и другие ямщики, шесть кошевок с почтой и пассажирами. Илья среди торосов дорогу знает, как волк. Проезжающие ему хорошо платят и угощают вином, очень нравится им, как Илья ямщичит. Только песен не поет. Ему скажут – спой, он смолчит или ответит: «Тут не Расея!» Возвращаясь, деньги отдает Дуне, когда в доме нет никого. А Дуня нарочно потом побренчит при старухах монетками.

Илья вырос в семье, в хозяйстве которой была единственная лошадь. Теперь у Ильи есть жеребец, томской, сибирской породы, с длинными ногами, и еще два мерина – гнедой и буланый. Есть мелкие коняги, мохнатые казачьи забайкалки, выносливые, сами себе могут корм добывать под снегом, как олени.

Однажды Дуня похвасталась отцу мужниным табуном. Спирька Шишкин ответил ей:

– Ты сама – кровная лошадь, породистая девка была. Ох… Илья был охотник хороший… Я его любил. Удал! А женился и на охоту не идет! Много у вас дела дома!

… Тереха болел не первый день. Дуня поехала в тайгу с Пахомом и с парнями. Она умела рубить лес, знала, как свалить лучше лесину, куда ее положить вершиной.

В полушубке, в длинной теплой шерстяной юбке и зимних штанах под ней, согнувшись, с топором за поясом бредет Дуня по снегу.

Куры в такой мороз сидят в избе в небольшой клетке, помет чистишь за день не раз. А то в кухне засмердит.

На другой день ударил такой мороз, что мужики не поехали в лес, напились пьяные, проиграли до вечера в карты.

Опять с ведрами, с подойниками, с отрубями возится Дуняша. Вымя надо обмыть, вытереть, выдоить. Вечером коровам нужен теплый корм.

Ночью, когда пожалеешь своих ребятишек, то пожалеешь и себя. Семка кричит, не спит.

– Черт ты! – не вытерпит мать. – Будешь спать? Выброшу собакам!

Илья вернулся с низовой почтой. Набитый деньгами кошелек отдал Дуне.

– Это тебе, чтобы зря не бренчала!

– Где же ты такой кошелек купил?

– Везли генерала с генеральшей. Она чуть не влюбилась в Ваську… А мне заплатили… Кошелок на свои деньги взял у торговцев… А Васька книг купил. Сходи к имя. Васька в своей кошевке генерала вез. С генеральшей, с молодой! А мне купец попался и все угощал вином.

Дуне негде поговорить наедине с мужем. Кругом толкутся. Илью нельзя отзывать, он не пойдет, еще и удивится, зачем, мол, зовешь, толкуй тут…

– Нет, – сказала Дуня ночью, в постели, отстраняясь от мужа.

Она стала тихо, но бурно жаловаться.

«Ночная кукушка дневную перекукует!» – думала Аксинья, не слыша ее слов, но догадываясь, что за пологом на нее с золовкой льется река зла.

– Вот уж врет, вот уж врет! – не выдержав, заворчала мать в потемках.

– А как гусевик, не хромал? – спросил с печи Пахом.

– Нет, – небрежно ответил сын.

– Я говорил, что припадает… Хорек его покусал…

– Я ли не работница… У меня ли не руки, – лился чуть слышный шепот прямо в ухо Илье, даже щекотно ему. – Нам ли не жить? А все нам заступлено. Уйдем, давай заживем сами, детям порадуемся и жизни. И друг друга мы не видим, не говорим… Без позволения не живем, шагу не ступим. Хорошо делаешь – им боязно, что я одолею, все возьму себе. Плохо – как на ленивую батрачку смотрят. Я не угожу никак, и не буду! Ильюшечка, милый…

– Что уж это, как не стыдно! – ворчит Арина, хотя и она ни слова не разобрала.

И Пахом ничего не разобрал.

– Нет, это она правильно! – изрекает он. – Лес рубить не женское дело.

– Тогда уж и жить бабам надо, как мужики! – склабится во тьме Тереха.

Илья силится, думает, как быть. Переменить жизнь? Отца-мать не переспоришь. Он непривычен спорить.

– А все-таки разделимся! – сказала Дуня утром свекрови.

И она почувствовала, что стрела попала в цель. «Слово не стрела, а хуже стрелы!» Выражение самодовольства явилось на ее сильном лице. Аксинью взорвало.

– Ссоришь нас с сыном?

– Чем я вам не потрафляю?

Тем временем Пахом заметил, что у новой кошевки оглобля напрочь вырвана.

– Ах ты, зараза! – раздался надтреснутый голос во дворе.

Илья получил кнутовищем по затылку. Выбежала Дуня.

– За что, тятенька! Он ли на вас не робит? Как вы смеете!

Дуня тронула мужа за рукав, но тот вырвался.

Илья наладил кошевку, почистил коней и явился в избу. Он опять сел, раскинув ноги. Потом, ни слова не сказав отцу, ушел, запряг коней и умчался. Он вернулся поздно ночью пьяный.

«Этого не хватало!» – подумала Дуня и ушла спать к детям.

Наутро Пахом сильно задумался.

– Что мне побои-то сносить! – заявил ему Илья.

Ночью, пьяный, он ударился лбом о ворота.

… Егор давно советовал Пахому отделить молодых. Сам он отделил брата, и тот жил с Татьяной хорошо и тихо.

– Но как же делиться? У вас ничего нет, – сказал Пахом.

– Кони твои! – обратилась Дуня к мужу.

«Что же, как цыгане на конях будем ездить?» – подумал Илья и ухмыльнулся. А на душе скребло, хоть плачь.

– Заработаем и отделимся, – стояла на своем невестка.

– Да как же мы с Терехой жизнь живем и не делимся…

– Да, уж пропустил я время! – с тяжелым вздохом сказал Тереха. – А то надо бы было… Это… То есть…

Он уже лет двадцать сетовал в душе, что вовремя не отделился. Брат крутой, строгий. Он командовал Терехой, как солдатом.

А Пахому казалось, что Тереха им пригрет, и в правах с ним равен и что им обоим живется одинаково и очень хорошо.

Тереха тяготился, но терпел, опасался, что не сумеет жить сам. Он смолоду жил умом отца, а теперь привык жить по указке брата и согласен был впредь терпеть, лишь бы не брать на себя заботы, не думать о делах. Но и он недоволен, что Пахом на новом месте больно держится старины, уж очень он обычаю покорен.

Многие думы ложились у Терехи в голове, совсем не как у брата. Терехе нравилось новое, а Пахому – старое. Тереха подавлял в себе все свои желания потому, что боялся разлада.

Вся семья перессорилась в этот день. Все остались в обиде друг на друга.

– Илья! А Илья! Ну, что ты молчишь?.. Смотри, Илья, – вспыхнула Дуняша, оставшись с мужем наедине, – я тебя погублю, ей-богу погублю, если будешь молчать.

Илья ухмыльнулся. Приехал Митька Овчинников и подбивал его ехать в кабак, «под елку». Илье надоели домашние споры и раздоры. Угрозу жены он не принял к сердцу. Она ли не заступник его, не первый ли ему друг, холит его, нежит! «Любит, как же погубит меня?» – додумал он и опять ухмыльнулся.