Иск - Юрьев Зиновий Юрьевич - Страница 40

— Бедный мой Ники, как должно быть тебе скучно со мной… — Она улыбалась. Это была игра. Она давала понять, что шутит, потому что нам не могло быть скучно вдвоем. И мне действительно не могло быть скучно. Хотя бы потому, что я умел останавливать время. Стоило мне прижаться носом к ее щеке, волосам или шее, как я испытывал легкий толчок. Это время мгновенно останавливалось. Где-то еще оно, может быть, и текло как обычно. Но я был вне его потока. Я был не подвластен ему.

Это — я. А она? Она тоже говорила, что это лучшие часы в ее жизни. Что впервые я никуда не тороплюсь, и поцелуи мои никак не связаны с движениями ни секундной, ни часовой стрелкой. Но мне все время казалось, что это были слова. Слова, которыми ока окружила себя, как дамбой, от надвигавшегося кошмара действительности.

А тут еще молчавший с дьявольским упорством телефон. На третий день я сказал:

— Лу, боюсь, с Тони что-то случилось…

— Чепуха, — не очень убежденно сказала Луиза, — просто он…

— Не говори «просто он». Мы уже перебрали с тобой все варианты. И не осталось ни одного «просто он». Давай посмотрим правде в глаза. Скорее всего, они зацапали его.

— Ник…

— Любовь моя, если бы заклинаниями можно было отвратить опасность, мир был бы довольно безопасным местом. Ты прекрасно знаешь, что это самое рациональное объяснение. Но это значит, что мы…

— Что ты хочешь сказать, Николас? Что Тони мог назвать им наш адрес или номер телефона? Ты в своем уме?

Бедная добрая Лу! Душа ее принадлежит другому, более простому и наивному времени. И глаза ее видят все в черно-белом варианте. Тони Баушер не предатель. Он не продаст нас, ведь мы вместе бежали из Ритрита. Да, в черно-белом варианте он не предатель. Но в цветном… Боже, сколько появляется новых оттенков! Да, он не предатель. Но у него, он говорил, есть семья. Дочь. И если перед ним поставили весы и сказали: смотрите, дорогой Баушер, на одну чашку мы кладем Николаса Карсона. Даже не его самого, а его глупый, импульсивный побег. На другую — ну, скажем, жизнь вашей дочери. Дайте нам телефон вашего друга, и мы вернем вас обоих обратно в Ритрит. Или… или с вашей дочкой может случиться что-нибудь крайне неприятное. Вы же знаете — для чего скрывать! — мы умеем устраивать нужные нам случайности. Например, бедная девочка может заговориться, возвращаясь из школы, и попасть под машину. Подумайте, дорогой Баушер, это только в черно-белом варианте легко быть упрямым героем. Но время подвигов прошло. В цветном варианте много оттенков, и ваш поступок будет не предательством, а скорее благоразумием. Для вашего блага, блага Николаса Карсона и, конечно же, блага вашей дочери.

Я вскочил. Почему-то именно в это мгновение я твердо знал, что телефон не позвонит, что я не услышу голос Тони Баушера. Вместо этого в любой момент позвонят в дверь, и вежливые люди Вендела Люшеса скажут:

— Только не делайте глупостей, мистер Карсон, вы их и так уже достаточно наделали. Тем более, что там, позади вас, мы видим вашу очаровательную приятельницу, и нам не хотелось бы…

Мне стало страшно. Секунды ощетинились угрозой. Каждая из них могла возвестить приход улыбчивого представителя фонда Людвига.

Я не мог ждать их. Просто не мог.

— Лу, — сказал я, — оставаться здесь, по-моему, опасно.

— Но куда же нам идти? — спросила она, и в голосе ее в первый раз я уловил нотки отчаяния. — Если бедный Тони… если с ним что-то случилось, он мог рассказать и о твоем маскараде…

— Не знаю, Лу. Я знаю, что боюсь оставаться в этой ловушке.

— Может быть, позвонить твоему другу Ратмэну?

— Потом, потом.

Я открыл дверь на лестницу. Я был уверен, что сейчас чья-то рука с силой опустится мне на плечо. Я сжал пистолет в кармане, но я не верил в него. Их слишком много, и они неуязвимы.

Удивительно, но мы спокойно спустились по лестнице. Луиза была права. Если бедный Тони все рассказал им, он должен был рассказать им и о моем женском туалете. Поэтому рядом с Луизой шел двадцативосьмилетний молодой человек со спокойным выражением лица. Конструкторы моего тела не предусмотрели приливы и отливы крови хотя бы потому, что кровь им была не нужна.

Перед тем как выйти на улицу, я опять на мгновение сжался, приготовился к нападению. Я даже не знал, какую форму может принять опасность. Ко мне мог подойти полицейский и вежливо взять под козырек. Около меня могла остановиться машина, и цепкие лапы помощников Вендела Люшеса втащили бы меня внутрь. Меня могла ударить проезжающая машина, или просто где-то недалеко щелкнул бы выстрел, который я б не успел даже услышать, и в моем совершенном нейристорном мозгу тут же образовались бы разрывы, которые вывели бы его из строя.

Мы прошли несколько кварталов. Молча, быстро, почти как беглецы. Ничего не произошло. Я поймал себя на том, что судорожно вцепился в руку Луизы, как в спасательный круг, как в щит, черт возьми.

Нужно было что-то придумать. Отели отпадали. У них хватит настойчивости проверить их все. Уехать из города? Но сейчас, когда за дело взялся Густав Ратмэн, оставить его было просто нельзя.

Можно было, конечно, попытаться снять комнатку у частных владельцев, но это было нелегко, а каждая лишняя минута на улице несла с собой риск. Я чувствовал себя так, будто на спине и груди у меня были прикреплены мишени для стрельбы.

Мы проходили мимо супермаркета. Молодая женщина клала в багажник какие-то картонки и пакеты. Я схватил Луизу за руку и подошел к машине как раз в тот момент, когда она открывала дверцу.

— Мадам, — сказал я, — извините, не могли бы вы нам помочь уехать отсюда…

То ли в голосе моем прозвучало что-то такое, что заставило ее кивнуть, то ли она просто испугалась, но она не помешала нам забраться внутрь.

— Куда вам нужно? — спросила она, не поворачивая головы. Ей было на вид лет тридцать с небольшим. У нее были упрямо поджатые губы и напряженно прищуренные глаза. Она включила мотор, и машина медленно выехала со стоянки супермаркета.

— Лучше всего к вам, — сказал я. — Нам нужно несколько спокойных дней… Поверьте, мы ничего не…

— Вы что, в своем уме? О чем вы говорите? Я считаю себя довольно гостеприимным человеком, — сказала женщина, — но не до такой степени…

— С кем вы живете? — спросил я.

— С мужем и двумя детьми…

Она была скверной актрисой. Не нужно было читать мысли, чтобы понять, что она врет.

— Хорошо, — сухо сказал я, — мы с удовольствием познакомимся с ними.

— Но я вас не приглашала, — сказала женщина. Она уже нервничала, и голос ее дрожал. — Я попрошу вас…

— У меня в кармане пистолет, — как можно спокойнее сказал я, — и пока вы не делаете глупостей, он там останется. Вот он, чтобы у вас не было сомнений. Видите? Мы еще раз просим прощения за назойливость, но для нас это вопрос жизни и смерти.

Женщина закусила нижнюю губу, подумала и спросила:

— А если я привезу вас в полицейский участок?

— Вполне уместный вопрос. Но поскольку у нас нет выбора, я вынужден буду застрелить вас. Не думаю, чтобы это имело особый смысл.

— И вы… выстрелите в безоружную женщину? — спросила женщина, и мне показалось, что в голосе ее появились едва уловимые нотки любопытства.

— Без всякого удовольствия, мадам, — галантно сказал я. — Но выстрелил бы.

— Вы считаете, что ваша жизнь дороже моей?

Странная, однако, особа, подумал я.

— Хороший вопрос. Поверьте, мне не хотелось бы садиться перед аналитическими весами и уравновешивать чашки вашей и моей жизни.

— Тем более, — сказала Луиза, — что никто не собирается покушаться на вашу жизнь, если вы приютите нас на несколько дней.

— Вы не похожи на гангстеров, — сказала женщина, и неясно было, прозвучало в ее голосе облегчение или осуждение.

— Мы не гангстеры, — обиделась Луиза.

— А кто же вы?

Я не смог удержаться и фыркнул:

— Что бы мы ни сказали, вы все равно не поверите. Да и нужно ли вам это знать? Вам угрожали оружием, и вы вынуждены были подчиниться.