Лампа Ночи - Вэнс Джек Холбрук - Страница 10

— Можно выдвинуть с десяток гипотез. Может быть, он наделал долгов или скрывается от влиятельной жены или жен. Ясно только одно: когда человек использует фальшивое имя, он старается остаться для кого-то неизвестным. — И Хайлир процитировал очередную максиму барона Бодиссей: — Честный человек, входя в банк, маски не надевает.

— Конечно, нет, — в замешательстве сказала Алтея. — Какой стыд! А ведь мне так понравился этот Таун Майхак или уж как его там!

Вечером следующего дня Хайлир заметил, что его жена как-то странно возбуждена и даже можно сказать — взвинченна. Но уверенный в том, что она не сможет долго скрывать от него любые новости, счел за лучшее промолчать. И оказался прав. Подавая на стол их привычную бутылку «Таладерро Фина», она шепнула:

— Ни за что не угадаешь!

— Угадаешь что?

— Я разгадала эту загадку!

— Но, по-моему, никаких загадок у нас и не было.

— Были, были! У тебя всегда тысячи загадок! Но эта касается Тауна Майхака.

— Ты, вероятно, говоришь о Гайинге Нецбеке, и, честное слово. Алтея, меня совершено не интересуют его грешки или что там еще.

— Отлично! Но только никаких грешков! Случилось вот что. Я просто взяла трубку и нашла в справочнике Гайинга Нецбека и, представляешь, застала его прямо на рабочем месте, на станции техобслуживания терминала. На экране появилось лицо — ничего общего с Майхаком там не было! Я сказала ему, что звоню из института по поводу прошения Тауна Майхака, в котором он сообщал, что прибыл на Тайнет на борту «Алисы Рэй».

«Ну и что из этого? — спросил Нецбек. — Он прибыл с вами в один день? — Конечно. — Тогда почему его имени нет в списках космопорта? — Нецбек расхохотался. — Одно время Майхак служил офицером ИПКЦ. Теперь он в простое, но это ничего не меняет. Когда он прибывает в любой космопорт, то просто показывает удостоверение и проходит любой контроль. Я, в принципе, тоже так делаю, но на этот раз забыл удостоверение».

Алтея откинулась в кресле и сделала глоток. Хайлир надулся.

— Какая великая новость! Нечего из-за этого устраивать бурю в стакане воды. Кто бы он ни был, мне он все равно не нравится.

— Но теперь ты будешь с ним поласковей? Ведь сам он всегда ведет себя безукоризненно.

Хайлир вынужден был согласиться, что промахов в поведении Майхака найти пока не удалось. Бродяга был спокоен и корректен, а одет даже более консервативно, чем сам Хайлир. О прошлом своем Таун говорил мало, если не считать упоминания о том, что на Тайнет он прибыл для того, чтобы закончить прерванное некогда образование. Действительно Алтея встретилась с ним в институте, где Майхак являлся слушателем одного из ее курсов повышения квалификации. С Фэйтами у него обнаружился общий интерес к редким музыкальным инструментам. За время своих странствий Майхак собрал неплохую коллекцию уникальных артефактов: лягушачий рожок, пару танглетонов, вишдрим и замечательную трубу в четыре фута длиной с прилагающимся набором из сотни серебряных колокольчиков, вызывавших демонов танца, а также полный набор игольчатых гонгов народности блоури. Все это весьма заинтересовало Алтею, и скоро Таун Майхак стал завсегдатаем в доме Фэйтов.

На этот раз Хайлир и не подозревал, что Майхак приглашен на обед, до тех самых пор, пока не вернулся из института. Заметив определенные приготовления, Фэйт даже рассердился.

— Я смотрю, ты даже вытащила наши бэйсинстоковские канделябры. Что за необычный вечер?

— Совсем обычный, — возразила Алтея. — Зачем таким прекрасным вещам лежать без толку? Если хочешь, назови это просто «созидательным импульсом» с моей стороны, но, честно говоря, эти вещи совсем не бэйсинстоковские.

— Как же! Я отлично это знаю! Они стоили нам целого состояния!

— Это не те — я докажу. — Алтея подняла один из канделябров и внимательно посмотрела на ярлычок, прикрепленный к основанию. — Вот что здесь написано: Ферма Рийялума. Видишь, эти с Рийялумы, той, что на хребте, разве не помнишь? Как раз там, где на тебя напали эти смешные существа, похожие на ежиков.

— Ну да, очень хорошо помню, — буркнул Хайлир. — Все это произошло так неожиданно, что мне даже пришлось обвинить хозяйку фермы в безответственности.

— Да и ладно. Зато она отдала мне очень дешево эти канделябры, так что твои страдания вполне окупились. И теперь мы можем украсить ими наш обеденный стол.

Хайлир проворчал что-то насчет того, что «созидательный импульс» не должен распространяться на кухню, где он всегда опасался странных блюд, которые готовила жена в увлечении экспериментами с авангардной пищей.

Алтея отвернулась, стараясь спрятать улыбку. Кажется, Хайлир ревнует ее к их милому гостю.

— Да, кстати. Мистер Майхак обещал принести свой лягушачий рожок и даже попытаться сыграть на нем. Вот будет замечательно! — пропела она.

— Ну-ну, значит, твой Майхак, помимо всего прочего, еще и умелый музыкант! Алтея рассмеялась.

— Это мы еще посмотрим. Доказать это, играя на лягушачьем рожке, довольно трудно.

Джейро вошел в столовую как раз в тот самый момент, чтобы убедиться, что тема вечера не будет отвечать самым сокровенным его интересам, ибо рассказы о космических путешествиях признаны его родителями неподобающими и отвергнуты начисто. Фэйты готовили для мальчика карьеру в Школе Эстетической философии и явно решили подогреть его интерес странными музыкальными интересами Майхака, оставив за кадром те пути, благодаря которым они были добыты.

В этот раз, как заметил Хайлир, Алтея накрыла действительно прекрасный стол. Коллекционные канделябры, выточенные из цельного куска синевато-черного кобальта, излучали странный и прекрасный голубоватый лунный свет, в глубинах которого, казалось, плавали всевозможные подводные цветы.

Майхак был по-настоящему тронут такими приготовлениями и немедленно сообщил об этом хозяйке. Алтея вынуждена была признаться, что обед прошел прекрасно, хотя, по словам мужа, рыба в слоеных раковинах оказалась подпорченной излишней плотностью теста, соус слишком остер, а суфле плохо взбито.

Жена постаралась отнестись к этим замечаниям с улыбкой и в душе очень благодарила Майхака за то, что тот сделал вид, будто ничего не заметил. Бродяга действительно не обратил внимания на резкие замечания хозяина и, к великому огорчению Джейро, ни слова не сказал о космических путешествиях.

После того, как все перешли в гостиную, Майхак вытащил лягушачий рожок, может быть, самую экзотическую вещь своей коллекции. Рожок соединял три совершенно противоречащих друг другу инструмента: он начинался прямоугольным медным мундштуком, потом переходил в коробку с четырьмя клапанами. Клапана контролировали четыре вывернутые трубки, сходившиеся в центральном медном шаре, называвшемся «горшком». С противоположной стороны мундштука тоже шла трубка, оканчивавшаяся простым колокольчиком. Клапаны регулировались пальцами левой руки и производили совершенно немыслимые звуки, похожие на бульканье елея. Над мундштуком вилась еще одна трубка, вставлявшаяся в ноздри и становившаяся подобием флейты, на которой играли правой рукой, издавая звуки, не имеющие ничего общего с первыми. Правой ногой воздух нагнетался в пузырь, как у волынки, а звуки объемом в октаву помогало издавать левое колено. Было очевидно, что игра на лягушачьем рожке требовала бесконечных упражнений в течение часов, дней и лет. А, может быть, и десятилетий.

— Я могу сыграть на рожке, но не уверен, хорошо ли получится, — обратился Майхак к хозяину. — Тут никогда не предугадаешь, какие точно звуки удастся из него извлечь.

— Я уверена, что вы играете блестяще! — воскликнула Алтея. — Но только не утомляйте нас серьезностью — сыграйте что-нибудь радостное и легкомысленное.

— Хорошо, — согласился Майхак. — Я сыграю вам пьесу «Нехорошие леди Антарбуса». Честно говоря, это единственная мелодия, которую я знаю.

Гость взял инструмент, приладил его и извлек несколько предварительных глиссандо. Носовая флейта задрожала и издала дрожащую трель. Из мешка послышались звуки, словно на плите кипел густой сироп. В следующий момент кипение стало столь резким, что Алтея и Хайлир поморщились. Инструмент гудел и стонал, замолкая через какие-то совершенно непредсказуемые интервалы.