Страж штормов - Вурц Дженни - Страница 25

— Я предупреждал тебя, парень, — сказал он вслух, и сверчки вокруг замолчали.

Но когда лесник пригляделся к мальчику, выяснилось, что тот жив, к тому же на несколько лет старше, чем следопыт подумал сначала. Лесник осторожно осмотрел мальчика: у него оказалась сломанной рука, но кость не была раздроблена; удар по голове разорвал кожу и оставил большую ссадину. К этой ране требовалось приложить компресс. Лесник укрыл беднягу кожаным плащом, ругая безрассудную молодежь, вынул нож и принялся срезать молодое деревце, годное для лубков. Он поклялся огнями Кора, что, если мальчик выживет, он, Телемарк, научит его защищать свою жизнь.

Чернильно-черную ночь занавесила дымка моросящего дождя. Сиденья пинаса блестели от влаги, паруса болтались, их теребил порывистый ветер. Эмиен глубоко вздохнул, чувствуя, что вымок насквозь после пяти часов, проведенных у румпеля. Но запах нагретой земли, который только что до него донесся, нельзя было перепутать ни с каким другим запахом. Прошло семнадцать дней с тех пор, как Татагрес поручила ему командовать пинасом, и после двух штормов, дважды сменявшихся затишьями, впереди наконец появился неизвестный островок.

Подул южный ветер; Эмиен слегка выправил курс, и грота-шкот захлопал, звеня блоками. Юноша мрачно подумал, что земля появилась в самое неподходящее время. С тех пор как сгустился туман, вахтенные направляли суденышко по компасу: звезды не показывались уже несколько дней. Эмиен считал, что от острова Иннишари их отделяют еще девять лиг, но быстрые течения вполне могли унести пинас в сторону. В этих водах, где архипелаги, словно цепочки бус, раскинулись по всему морю Корин, а из-за подводных рифов были нередки высокие волны, требовалась самая точная навигация.

Ветер стих, до Эмиена снова донесся душный запах зелени и земли. Береговая линия была уже недалеко, но в темноте он ничего не мог разглядеть, даже белых барашков за кормой. Попытка причалить запросто может привести к тому, что все они окажутся на острых клыках кораллов… И тут сквозь скрип снастей Эмиен наконец услышал шум прибоя.

По его спине побежали мурашки. Наверное, он слишком долго медлил, не принимая решения, и пинас подошел к острову опасно близко. Эмиен прикусил губу, сознание ответственности за жизни людей на пинасе тяжким бременем легло на его плечи. Матросы были измучены после долгого плавания, их реакция притупилась, и если он немедленно не отдаст команду, может быть уже слишком поздно. Ошибиться было никак нельзя; и Эмиен знал, что не перенесет презрения Татагрес, если не сумеет в целости и сохранности подвести пинас к берегу.

Юноша развязал веревку, обвязанную вокруг талии, и вытянул ею по спине ближайшего матроса.

— Подъем! Вторая вахта — на весла!

Люди в пинасе зашевелились. Эмиен толкнул матроса, которому достался удар, к кормовому шкоту.

— Бери румпель и правь по ветру! По ветру, я сказал! Вот, так держать.

Пока лодка разворачивалась, Эмиен двинулся к носу, приказывая подобрать паруса.

— Эй, мальчик! — властно окликнула из темноты Татагрес. — В чем дело?

— Земля, — коротко ответил Эмиен. — Она слишком близко, и мы идем неудачным курсом. Поэтому, если мы не бросим якорь, нам придется плохо. Пинас не может без риска причалить ночью к незнакомому берегу!

Рокот прибрежных бурунов трудно было спутать с каким-либо другим. Теперь даже неопытное ухо могло различить гулкий шум волн, перекатывающихся через камни. Наклонясь над найтовом, к которому крепился якорь, Эмиен почувствовал, как нос лодки подняла волна, явно предвещая еще больший вал.

Он отчаянно закричал:

— Беритесь за весла!

На все про все оставались считанные секунды, и Эмиен дергал звенья якорной цепи так, что на руках его лопались волдыри. Наконец цепь подалась.

— Гребите! Живее, ублюдки! Гребите, не то нам придется добираться до берега вплавь, клянусь Кором!

Эмиен встал на колени, обеими руками сжимая якорную цепь. Заплескали весла, пинас дернулся: люди и волны тянули его в разные стороны. Эмиен снова выкрикнул приказ, и гребцы развернули пинас вправо. Волна хлестнула по банке, брызги перелетели через планшир. Вот-вот в днище появится дыра!

Но Эмиен не спешил бросить якорь. Хотя его трясло как в лихорадке, он ждал. На скалистом или коралловом дне якорь не удержится сразу, а к тому времени, как он зацепится за что-нибудь, пинас окажется на камнях, где волны вмиг разнесут суденышко в щепки. Ожидание было мучительным. Вдыхая запах земли, Эмиен сжимал цепь, ржавые звенья впивались ему в руки, а гребцы все чаще взмахивали веслами, и скрип в уключинах превратился наконец в ритмичные удары. Пинас медленно продвигался вперед, Эмиен напряженно прислушивался, не обращая внимания на хлопанье обвисших парусов. Бормотание прибоя за кормой становилось все тише; теперь особенно важно было выбрать нужный момент. Если якорь не зацепится с первой попытки, остается только надеяться, что гребцам хватит сил отвести лодку от берега.

Эмиен скрипнул зубами. Матросы устали, были голодны и обожжены солнцем. Их силы быстро иссякнут, и перегруженный пинас потеряет управление. Шепотом попросив помощи у духов пучины, юноша выпустил якорь. Резко звякнула цепь, этот звук напоминал звук треснувшего погребального колокола. Эмиен быстро вытравливал привязанный к якорю линь, отсчитывая узлы на веревке, обжигающей ему ладони. Две морские сажени, три, четыре… На пятой линь ослабел. Якорь опустился на дно.

— Табань! — Эмиен быстро закрепил цепь, она распрямилась, пинас качнулся.

Но Эмиен понимал, что опасность еще не миновала. Пока земли не видно, невозможно определить, хорошо ли держится якорь.

Юноша усталым голосом велел сушить весла, отпустил рулевого и команду на парусах и позволил всем гребцам отдохнуть, не покидая банок. Сам он сел у закрепленного румпеля, приготовившись нести якорную вахту. Он бодрствовал в туманной темноте до самого рассвета, вслушиваясь в шум волн, пытаясь понять, не поднялись ли еще больше волны, покачивающие суденышко. Только звуки и качка могли подсказать ему, не несет ли пинас на скалы, которые находились всего в нескольких ярдах от них.

Дождь прекратился. К рассвету дымка рассеялась, небо расчертили розовые и золотые полосы. Ссутулившись на корме, Эмиен плотнее закутался в плащ. Чем выше поднималось солнце, освещая скалы, на которые пинас чуть не налетел ночью, тем сильнее Эмиена охватывал страх. Остров поднимался из моря, как массивное чудовище, берег обрамляли небольшие скалы, а над ними вздымались утесы, уходя под самые небеса. По склонам сбегали водопады, над которыми белыми хлопьями реяли чайки. Внизу на изрезанный берег накатывал прилив, там из воды торчали костяшки рифов, окруженные тучами брызг. Эмиен порылся в рундуке, нашел подзорную трубу и внимательно осмотрел кипящие буруны, ужасаясь тому, как близко этой ночью они были от крушения.

Как юноша ни вглядывался, он не мог отыскать между рифами прохода. Тогда он повернулся и посмотрел на море. Туман рассеялся, на юго-востоке виднелись голубые холмы других островов. Эмиен сложил трубу и решил посоветоваться с Татагрес.

Женщина сидела, прислонившись к грот-мачте; ее влажные волосы спутал ветер, сквозь изодранную блузу виднелась когда-то нежная кожа, теперь покрытая пятнами солнечных ожогов. Вокруг закрытых глаз темнели круги. Было видно, что Татагрес очень устала, и Эмиен заколебался, не решаясь ее разбудить, но мгновение спустя она заговорила сама, хотя так и не шевельнулась:

— Мальчик, если хочешь что-то мне сказать, говори.

Эмиен удивленно вздрогнул.

— Госпожа, мы стоим на якоре у северо-восточного берега Скейновой Границы. Иннишари от нас в семнадцати лигах к северу, но ветер не попутный.

Татагрес открыла фиалковые глаза и раздраженно сощурилась. Она промолчала, и от ее молчания по спине юноши пробежал холодок.

Эмиен стукнул костяшками пальцев по металлу подзорной трубы. Он уже давно покинул Имрилл-Канд и больше не ощущал себя неуклюжим рыбацким сыном, поэтому не дрогнул и не выказал неуверенности.