И явилось новое солнце - Вулф Джин Родман - Страница 52

Опасаясь возвращения Бургундофары или случайного взгляда одного из матросов, я поднялся на несколько ступенек на ют и обнаружил, что, пока я сидел в одиночестве, погруженный в свои мысли, мы уже отчалили. Ос остался далеко позади и еще не скрылся из виду лишь благодаря кристальной чистоте воздуха. Теперь я хороши знал его кривые улочки и гнусных обитателей; но лучистый утренний воздух придавал накренившимся стенам и полуразрушенным башням облик зачарованного города, который я видел на картинке из коричневой книги Теклы. Разумеется, я вспомнил ту сказку, ибо помню абсолютно все; и вот я начал рассказывать ее самому себе. Перегнувшись через перила и глядя на уплывающий вдаль город, я шепотом повторял слова сказки, а скорый ход нашего кораблика, чутко ловившего легчайшие утренние бризы, постепенно убаюкивал меня.

Давным-давно, когда плуг был еще в новинку, девять человек отправились вверх по реке на поиски места для нового города. После долгих дней утомительного гребного похода по глухомани они поравнялись с лугом, на котором одна старушка выстроила из сучьев хижину и разбила сад.

Там они пристали к берегу, ибо припасы у них давно закончились и уже много дней подряд ели они лишь ту рыбу, что удавалось им выудить по дороге, и пили только речную воду. Старушка, назвавшаяся Фауной, дала им меду, спелых дынь, белых, черных и красных бобов, моркови, редиса, огурцов толщиной в руку и яблок, вишен и абрикосов.

Ночь они провели у ее очага; а наутро, пройдясь по окрестностям и позавтракав виноградом и земляникой, увидели они, что есть здесь все необходимое для постройки большого города: камень можно подвозить с гор на плотах, всегда в достатке чистой и свежей воды, а богатая земля высекает зеленую искру из каждого зернышка.

Тогда они собрались на совет. Одни говорили, что следует убить старуху. Другие, более милосердные, намеревались просто прогнать ее. Третьи предлагали обмануть ее тем или иным способом.

Но предводитель их был благочестив и молвил так:

– Стоит нам поступить не по совести, и Предвечный не простит нам злодеяния. Ведь приютила она нас и поделилась всем, что у нее было, кроме земли. Так давайте предложим ей денег. Может статься, она примет их, не ведая истинной цены своих владений.

И они начистили до блеска каждую бронзовую и медную монету, сложили их в кошелек и предложили старушке. Но отказалась она, ибо очень любила свое жилище.

– Так давайте свяжем ее и засунем в ее же бочку! – сказали тогда одни. – Что нам стоит столкнуть бочку в воду и избавиться от нее; на чьих руках тогда останется ее кровь?

Предводитель качал головой.

– Дух ее, – говорил он, – непременно будет тревожить наш город.

Тогда доложили они в кошелек все наличное серебро и вновь преподнесли его старушке; но та отказалась, как и в первый раз.

– Она уже старая, – сказал один из них, – и скоро должна умереть естественной смертью. Что ж, я останусь здесь и присмотрю за ней, а вы возвращайтесь к своим семьям. Когда она умрет, я принесу весть о ее кончине.

И опять предводитель качал головой, ибо видел убийство в глазах доброхота; и тогда они доложили в кошелек золота (самую малость) и предложили его старушке. Она же, ради любви к дому, отринула и это подношение.

Тогда их предводитель спросил:

– Скажи же, что возьмешь ты в уплату за этот участок? Ибо, говорю тебе, все равно он станет нашим, хочешь ты того или нет. Я не могу и впредь долго удерживать всех остальных.

Услышав это, старушка задумалась крепко и надолго и наконец сказала:

– Построив свой город, разбейте посреди него сад с деревьями, которые станут цвести и плодоносить, засадите цветами и прочими растениями. А в центре того сада поставьте мою статую из драгоценного материала.

На том они и порешили, и когда люди вернулись обратно с женами и детьми, старушки уже и след простыл. Ее хижину, голубятню и клетки для кроликов они разобрали на растопку, а огород кормил строителей, пока рос тот город. Посреди же города, во исполнение клятвы, разбили они сад; и хотя садик был небольшим – со временем его обещали расширить, – в центре поставили статую из раскрашенного дерева.

Прошли годы; краска облупилась, и дерево потрескалось. Сорняки заполонили цветочные клумбы, хотя несколько старушек постоянно ухаживали за цветами, пропалывая грядки. Здесь высаживали анютины глазки и маргаритки и рассыпали крошки для голубей, ворковавших на плечах деревянной женщины.

Город принял величавое имя и обзавелся стенами и башнями, хотя стены его были невелики и отпугивали разве что нищих, а в пустых караульных башнях гнездились совы. Впрочем, путники и крестьяне не спешили заучить его пышное наименование. Одни звали его Пестисом, а другие – Урбисом. Зато здесь поселилось много купцов и чужестранцев, и город рос, пока не добрался до подножия гор, а крестьяне богатели, продавая свои поля и луга.

Наконец один торговец выкупил маленький заросший садик посреди Старого Квартала и выстроил на его клумбах свои лавки и склады. Старые кривые яблони и вишни он отправил на растопку – ведь дерево стоило недешево; а когда он бросил в огонь деревянную статую старухи, из нее прыснули черные муравьи и пропали среди углей.

Если выпадал неурожайный год, отцы города собирали все зерно и распределяли его по прошлогодней цене; но настало время, когда урожай не выдался вовсе. Тогда купцы пожелали узнать, по какому праву отцы города так поступают, ибо сами они хотели продавать имеющееся зерно по цене, которую за него предложат.

Затем, подстрекаемые купцами, взбунтовались и многочисленные бедняки, требуя хлеба по доступной цене. Тогда отцы города вспомнили, что их родители когда-то рассказывали им, от чьего имени они правят городом, но никто не смог выговорить его. В городе начались погромы и заполыхали пожары, но не прибавилось хлеба, – и еще до того, как занялся последний пожар, многие покинули город и отправились собирать ягоды и охотиться на кроликов.

Ныне город этот лежит в руинах, все его башни обрушились; но, говорят, живет в самом центре одна старушка, разбившая среди обвалившихся стен свой садик.

Пока я повторял слова, только что занесенные мною на бумагу, Ос совсем скрылся из глаз; но я не двигался с места, опершись на перила маленького юта у ахтерштевня, и продолжал глядеть назад, вверх по реке, сверкающая лента которой тянулась на северо-восток.

Эта часть Гьолла, ниже Тракса, но выше Нессуса, являет собой полную противоположность той, что лежит за Нессусом ближе к устью. Хотя и здесь река уже несет свою ношу ила с гор, слишком быстрое течение не дает засориться руслу; к тому же с обеих сторон русло обступают каменистые холмы – вот почему река на протяжении сотни лиг мчится прямо как стрела.

Паруса вывели нас на середину потока, где течение само несет корабль со скоростью три лиги в стражу; в бейдевинде они разгоняли нас настолько, что руль то и дело клевал в бурлящий водоворот за кормой. Небесный мир был чист, ясен и полон солнечного света; лишь на востоке у самого горизонта виднелось темное пятнышко размером не больше моего ногтя. Время от времени бриз, наполнявший наши паруса, стихал, и невиданные длинные вымпелы безжизненно опадали вдоль мачт.

Я давно заметил, что неподалеку присели два матроса, но решил, что это вахтенные, готовые в нужный момент спустить бизань (бизань-мачта нашего корабля возвышалась над верхней палубой). Наконец, повернувшись и собравшись пройтись на нос, я встретился с ними глазами и тут узнал их обоих.

– Мы тебя не послушались, сьер, – пробормотал Деклан. – Но это потому, что мы тебя любим больше жизни. Мы просим прощения. – Он отвел взгляд.

– Моя рука повела меня за тобой, сьер, – кивнула Херена. – Она будет готовить тебе, стирать и убирать для тебя – все, что прикажешь!

Я ничего не отвечал, и она добавила:

– Только мои ноги меня не слушаются. Они не могут стоять на месте, когда ты уходишь.