Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Нефритовый слоненок - Востокова Галина Сергеевна - Страница 17


17
Изменить размер шрифта:

– Не без юмора русский народ, однако, – заметил Степан Петрович, – и глаз острый. Вчерашний «Вестник маньчжурских армий» смотрела? «Командир корпуса благодарит войска… японские обозы отступают… музыка полковых оркестров… настроение войск веселое…» Это, видно, в редакции им было весело с ханшина.

– А говорят, госпитальный инспектор Солнцев застрелился…

– Говорят, – согласился врач. – Говорят еще, записку оставил, что считает себя виновным в гибели сотен раненых. Совесть взыграла. А что толку сейчас-то? И в России беспорядки. То забастовки, то демонстрации. Куда катимся?

Так, переговариваясь и останавливаясь перекусить в придорожных харчевнях, они продвигались на юг.

Заночевать пришлось в китайском домишке: гостиница Тьелина была переполнена. И, отдав по рублю с человека, они получили от хозяина фанзы, лысого старика с длинной тощей бороденкой, три ватных одеяла и несколько циновок. Катя устроилась на единственном подобии лавки и, глянув на грязные одеяла в каких-то подозрительных пятнах, обрадовалась, что захватила свое, укуталась в него и сразу погрузилась в сон, где, подскакивая на ухабах, уносились назад сопки, деревья, кумирни…

– Следующей ночью выспишься по-настоящему, – утешал утром Катю Степан Петрович, видя, как она потирает поясницу, ноющую от тряской дороги и непривычно жесткой лежанки. – Во всяком случае, когда я уезжал, госпиталь был хорошо устроен. А сейчас? Ну, доживем – увидим…

И снова побежала дорога.

Но что-то слишком много людей стало попадаться им навстречу. На арбах, волочащих нехитрый скарб, и пешком, семьями и поодиночке, китайцы и русские.

Перестал петь Илья. Хмуро молчал Степан Петрович.

Вот проехал длинный обоз. На ящиках – коричневой краской – «Экономическое общество».

– Что там? – прокричал врач последнему возчику.

– Отступаем… Японцы в Мукдене… – не притормаживая, ответил тот.

– Что будем делать? – повернулся Степан Петрович к Кате. – Где искать своих?

– Попробуем подъехать ближе? Может, город еще свободен? Далеко он?

– Да нет, рукой подать. – Он махнул куда-то вперед.

Но Катя, даже приглядевшись, не смогла ничего разобрать, кроме вихрей снежной пыли, смешанной с песком. Дул пронзительный северный ветер. Над красным кирпичным домом среди кучки строений висел на привязи воздушный шар. Его веревка чернела струной, оттянутой к югу.

Шум, поначалу отдаленно-глухой, усиливался, приближался. Встречный поток людей и повозок не давал двигаться.

– Ох, Катюша, не повезло! Не видать нам Мукдена. Вот что: пересаживайся на свою линейку. Илья, видно, неплохой мужик, но отвечаем за медикаменты мы. Бог его знает, что может случиться. А ля rep ком а ля гер. Будь разумной, девочка. Без паники. Укладочная книжка в нижнем ящике вашей линейки. А я уж сам. – Степан Петрович похлопал ее по плечу и замахал Илье. Но тот и так стоял. Ехать на юг было нельзя.

Потянулись воинские обозы: батареи, понтонные мосты…

Вдруг в полуверсте от дороги разорвалась первая, пущенная с запада шимоза. Еще чуть ближе ухнул тяжелый снаряд… Еще ближе с другой стороны…

Откуда-то появились на сопках орудия и стали засыпать обозы шрапнелью. Били безнаказанно, по ним – ни одного выстрела.

Кольцо заметно суживалось. Вдруг две шимозы одновременно разорвались среди обозов.

И тогда начался хаос, о котором Катя впоследствии не могла связно сказать ничего.

Паника.

Дорога не вмещала обозы, тщетно пытавшиеся вырваться из-под обстрела и лошадей пускали вскачь по пашне.

Повозки наскакивали друг на друга, перевертывались.

Беспорядочно стреляли из ружей близкие к помешательству обозные.

Отваливались колеса двуколок.

Храпели лошади, сломавшие ноги в канавах.

Вопили искалеченные люди.

– Сволочи! Куда?.. Стойте!

Катя оглянулась на отчаянный высокий, почти мальчишеский, голос.

Офицер, размахивая шашкой, пытался остановить обезумевших солдат.

Бесполезно. Лицо его из гневного стало растерянным, и он, уже не сопротивляясь общему потоку, поскакал на север.

В крики, треск, уханья взрывов вплелся истошный визг. Черные китайские свиньи, ошалевшие от грохота, мчались наперерез обозам.

– Спокойно, только спокойно! – как заклинание повторяла Катя, давно потеряв из виду линейку Степана Петровича.

– Чему быть, того не миновать, – успокаивал Катю Илья и, чтобы только не молчать, продолжал, перекрикивая взрывы, раздававшиеся с обеих сторон: – Вы, барышня, как хотите, а я с дороги не сверну! Может, оно и посвободнее было бы по полям-то, так это только дурачью там лучше кажется. Вон сколько поломанных повозок. – И он показал в сторону поручика, пытавшегося с денщиком приладить сломанное колесо.

Вдруг, отчаявшись, поручик взмахом шашки перерезал постромки, вскочил на коня и, оставив солдата, кричавшего: «А я?.. А мне как же?» – унесся вперед. Вперед? Назад? Все сместилось. Совершалось невозможное. Рушились устои.

Полковник с выпученными глазами, спасая живот свой, махал руками, требуя остановиться и подобрать его, но повозки проносились мимо. Тогда он заметил лазаретную линейку, шедшую спокойнее других, ухватился за бортик и, балансируя, двинулся к Илье.

– Осторожнее, вы на лекарства наступаете, – только успела ахнуть Катя.

– Какие, к дьяволу, лекарства! – Он грязно выругался и ударил Илью шашкой плашмя по плечу. – Скорее, выродок! Чего плетешься?

И Илья, который всю свою жизнь считался скотинкой бессловесной, вдруг обернулся к полковнику и, глядя прямо ему в глаза, четко и громко сказал:

– Сам выродок! Хватит, докомандовались. А ну, брысь отсюдова! – И, чуть притормозив, одним движением сильной руки вышвырнул его из повозки.

Опешивший полковник вскочил с земли, едва увернувшись от проносящегося галопом коня без седока, и стал стрелять вслед линейке. Но, видно, здорово тряслись у него руки – одна пуля лишь просвистела где-то рядом.

– И чего торопиться, – продолжал Илья как ни в чем не бывало, – поспешим и угодим прямо под этот самый лихой снаряд. А так он впереди да без нас разорвется. А мне вас, барышня, домой доставить живьем надо. Негоже на добро злом отвечать. И с больной ногой мне обратно не добраться, так что линейку беречь надобно. А чем этого с собой брать, – он кивнул назад, – так лучше людей подвезти, – он сделал особое ударение на слове «людей», – вон сколько пораненных.

Напоминание о раненых кольнуло Катю. «Ох, что ж я о себе только и думаю! Какая же я сестра милосердия? Целый воз медикаментов, а никому не помогла». И она тут же сказала Илье строго, насколько могла, чтобы он свернул на пашню к двум ближе всех лежащим фигурам. Боялась, что не станет слушать, но он сразу выехал на гаоляновое поле, осторожно сдерживая лошадей.

Вот поручик со сломанной голенью. Стонет. В глазах безнадежность. Катя споро наложила лубок, помогла раненому забраться в линейку. Перевязала рваную рану штатскому – служащему банка, отставшему от своего обоза. Наложила жгут и забинтовала руку старухе китаянке. Можно было работать почти спокойно – полоса огня оставалась за спиной, – но быстро темнело. Илья, сам постанывая от боли, когда задевал чем-нибудь незажившую ногу, помогал как мог: нашел и зажег две свечи, успокаивал раненых, подносил перевязочные пакеты, не пускал в линейку тех, кто мог идти самостоятельно.

Женское лицо в трепещущем свете, сосредоточенно склоненное над очередным раненым, было видно издалека, и то тут, то там слышались призывные мольбы: «Сестричка, умираю… помогите…»

Кате было жарко в работе, а раненых знобило от неподвижности, холода, потери крови. Срочно надо было искать ночлег. Слева от дороги в полумраке угадывалась рощица. «Должно быть, и деревенька там», – подумала девушка, но дома оказались разрушенными до основания. Наконец Катя где-то на отшибе нашла маленькую фанзишку с целыми стенами и помогла всем перебраться под крышу. Одного, раненного в живот и часто теряющего сознание, решила оставить в линейке, но натаскала туда груду тряпья – старых ватных одеял и халатов, брошенных хозяевами при уходе. Наскоро сложили очаг, наломали веток, натолкали в котелок снега, смешанного с песком, поставили кипятить воду. Немного провизии было у Кати, плитка шоколада нашлась у поручика, сухари – у китаянки. Катя налила кому было можно по глотку спирта, и лица раненых потеплели, послышалось сонное сопение, перемежаемое всхрапыванием.