Нефритовый слоненок - Востокова Галина Сергеевна - Страница 16

В феврале, когда китайцы еще праздновали вторую неделю своего Нового года, она увидела во дворе знакомую сухонькую фигурку.

– Степан Петрович, миленький, – по-родственному кинулась Катя к нему, – как вы там, какими судьбами?

Он за чашкой чая рассказал о своих мытарствах в поисках вагонов с медикаментами для полка, бесследно пропавших где-то между Харбином и Мукденом. Теперь вытребовал в инспекции две линейки с лошадьми, купленными взамен павших. Завтра загрузит их перевязочными пакетами, лекарствами и отправится назад. Только вот беда: Игнат, приехавший с ним, подхватил дизентерию и сейчас мучается, бедняга, во Втором госпитале. Кто вместо него поедет? Помощника надо искать.

– Степан Петрович, возьмите меня с собой, я сейчас многое умею, – загорелась Катя. «Там где-то Сережа, может, удастся свидеться». – Я договорюсь с начальством. – Она стала лихорадочно придумывать, как бы это устроить. – Меня отпустят! У нас одна сестра, приехавшая с мужем-врачом, внештатная, так я скажу, чтобы мое жалованье пока ей отдавали. Все будут довольны.

«И Зоя тоже», – добавила она мысленно.

Действительно, никаких осложнений с временным отпуском на «горячий» юг не случилось. Катя побросала в саквояж самые необходимые вещи и через два часа предстала перед доктором:

– Я готова, Степан Петрович.

– Ох какая ты скорая, – усмехнулся тот. – Мне медикаменты со склада только завтра утром отпустят. Но раз ты освободилась, давай по городу проедем. Я в прошлый раз ничего не успел увидеть. И в китайскую аптеку надо заглянуть.

Катя рассказывала ему про Харбин, то и дело ловя себя на савельевских словах и интонациях. В китайском районе почти все магазины в честь Нового года были закрыты. Но фудутунок с разряженными пассажирами попадалось больше. Китайцы степенно вылезали из них у фанз, украшенных бумажными фонариками и неизменными драконами, громко стучали железными дверными кольцами, извещая о приходе гостей.

Аптека была открыта – и в праздничные дни можно заболеть! Внутри она мало чем отличалась от наших. Комнату пополам разделял прилавок. За ним неторопливый китаец приготовлял какую-то микстуру, добавляя капельки из разных колб, и время от времени встряхивал бутылочку с темной жидкостью. Перед ним лежал длинный, свертывающийся в трубочку рецепт – столбики иероглифов на рисовой бумаге. За спиной аптекаря всю стену сверху донизу занимали ящики с травами, полки с баночками и бутылями. Закончив взбалтывать микстуру, китаец вопросительно глянул на вошедших.

– Мне бы женьшень, – сказал врач.

– Шанго, шанго, – залопотал аптекарь, услышав знакомые слова, и разложил несколько корешков, называя цены. – Три… шесть… пять рублей.

Самыми дорогими были крупные корешки, точно воспроизводящие фигуру человека.

– В Мукдене дешевле. Придется там взять, – сказал Степан Петрович и пояснил Кате: – В Москву коллеге обещал выслать.

Чтобы не уходить с пустыми руками, он купил дешевый, всего за рубль, скрюченный корешок-инвалидик об одной руке и одной ноге, но зато с толстеньким туловищем.

На обратном пути они немного задержались у кафешантана «Веселые птички».

– Может, посмотрим, что там, и поужинаем заодно? – предложил Степан Петрович.

Швейцар приоткрыл двери, чтобы выпустить подвыпившую парочку, и кафешантан выдохнул разудалую музыку с клубами теплого душного воздуха.

– Что-то мне не хочется, – засомневалась Катя, но заглянула в окно с отодвинутыми шторами и минуту смотрела, как негр с изящной блондинкой в киримоне и русский офицер с китаянкой в голубом очень узком платье танцевали между столиками кэк-уок. Дамы старательно льнули к партнерам. Кате вдруг стало противно, и она потянула старого врача назад, к коляске. – Пойдемте, в госпитале поедим.

Рано утром Степан Петрович тихонько, чтобы не разбудить Зою, постучал в темное окошко. Катя неслышно выскользнула на улицу. Он придирчиво оглядел девушку:

– Не замерзнешь? Одеяло захвати – ноги укутаешь.

У ворот стояли две линейки. На облучке одной восседал извозчик.

– Забирайся рядом с ним, присматривайся. Он только по городу провезет, а дальше сама.

– Я?..– испугалась Катя. – А смогу? – Но пути назад не было, и она попробовала успокоить сама себя: – Вообще-то я полгода в школу верховой езды ходила…

– Тем более, Катенька… Лошади смирные, дорога ровная. А выедем из Харбина, какого-нибудь попутчика в помощь прихватим.

Попутчиком оказался русский мужик в китайском ватном халате, ковыляющий с палкой по обочине тракта.

– Ты откуда и куда? – спросил Степан Петрович, притормаживая на робко-просительный взмах руки.

– Ваше благородие, из госпиталя я, зовут Ильей, в свой Новочеркасский полк добираюсь. Три дня назад он под Байтану стоял.

– Садись вон к барышне. За извозчика будешь. Править-то хоть сможешь? Руки целы?

– Целы, ваше благородие. Нога только покалеченная.

– Эх, бедолаги. Вояка в халате – смех сквозь слезы.

И линейки тронулись. Катя передала вожжи Илье, лошади почувствовали крепкую мужскую хватку, побежали быстрее, и девушка смогла наконец осмотреться. По обе стороны дороги присыпанные неглубоким снегом поля. Участки отделены друг от друга темными остовами деревьев. Иногда они собирались в небольшой лесок, пытаясь укрыть селение с прямой улицей, аккуратными фанзами и кумирней. По узким дорожкам спешили арбы, запряженные тройками низкорослых крепких лошадок. Чем дальше от Харбина, тем менее оживленными были деревеньки, тем больше испуга и настороженности мелькало в узкоглазых желтых лицах, провожающих взглядами повозки. К вечеру попалась первая полуразрушенная деревня с разбитой кумирней, с раскиданными по снегу, обезображенными идолами. Катя, давно перебравшаяся к Степану Петровичу, спросила:

– Неужели здесь были бои?

– Нет, это работа карательных отрядов, говорят, за укрывание хунхузов. Дальше – больше… Есть деревни, где камня на камне не осталось. Представляешь, Катюша, сколько нужно терпения китайцам, сколько выдержки, чтобы беспрекословно переносить все это и безропотно смотреть, как чужеземцы двух стран варварски распоряжаются на их земле, разбивают фанзы, растаскивают веками скопленное добро.

Илья, всю дорогу певший песни, затянул что-то очень знакомое. Уловив фамилию Куропаткина в его басе, Катя спросила Степана Петровича, о чем поет Илья. Врач притормозил, чтобы вторая линейка догнала их, и прокричал Илье:

– Спой-ка еще разок!

И снова над полями и сопками Китая зазвучали куплеты, ловко слепленные – кем? – из злободневных событий и известных стихов: