Истребители - Ворожейкин Арсений Васильевич - Страница 79

— Я покажу вам поле боя, наши танки и танки противника, а вы получше присматривайтесь да запоминайте, — сказал майор. — Это пригодится в разведке.

Мы поднялись из подземелья в широкий окоп, похожий на террасу, покрытую сверху густой маскировочной сеткой. Это был наблюдательный пункт командующего, с которого открывался вид на поле битвы. Время было предвечернее, и мягкий свет низкого уже солнца позволял хорошо разглядеть местность, где только что шел бой.

Осмотрев наши и японские трофейные танки, я почти был уверен, что обнаруженная в разведке группировка войск принадлежит противнику, и высказал это майору. Он заметил, что делать такой определенный вывод пока еще рано, так как связь с некоторыми нашими частями временно потеряна, их точное местонахождение неизвестно. В такой обстановке лучше быть осторожным в выводах.

Это разъяснение окончательно сбило с толку, и я горько раскаивался в том, что так уверенно доложил командующему о японцах.

«Кто тебя дернул за язык?» — упрекал я себя, поторапливая шофера, чтобы до наступления темноты успеть слетать еще раз и все наконец выяснить. Теперь-то я был уверен, что после наглядного урока, только что мне преподанного, уж не ошибусь: свои и японские танки сумею различить.

Дорога по степи была ровная, слегка наезженная, машина неслась на предельной скорости. Вдруг ее резко повело вправо, скрипнули тормоза — лопнула камера. Как я ни торопил шофера, как ни старался помочь, мы приехали на аэродром поздновато, когда солнце уже село.

— Ну, как, все выяснилось? — с надеждой спросил Гринев.

— Нет! Нужно сейчас же лететь.

— Да ведь поздно!

— Приказание самого командующего… Слетаю один. Будет надежно и безопасно.

Наступили глубокие сумерки. Тускло замерцали звезды, обрисовался полудиск молодой луны.

Впереди по курсу орудийными зарницами, пылающими кострами маячил район боевых действий. Промелькнул Халхин-Гол… Какая тьма царит на земле! «Неужели не выполню приказ командующего? Как же быть?!» Я набрал высоту, чтобы получше осмотреться. Луна светила вовсю, облегчая пилотирование самолета. В ее холодном свете земля просматривалась, но. кроме артиллерийских вспышек, глубоких теней да блеска воды, ничего нельзя было разобрать. Сплошной линии фронта не было, отличить свои войска в такой обстановке очень трудно. По заболоченной речушке Хайластин-Гол, которая разделила воюющие стороны, я отыскал свой объект разведки, спустился до высоты бреющего полета и стал закладывать глубокие виражи, до боли в глазах всматриваясь в землю, — безрезультатно; все скрывалось мглой, местность внизу казалась безжизненной.

Впав в какое-то исступление, продолжал виражить.

пока не зацепил обо что-то крылом. Выхватив самолет, я несколько секунд, скованный испугом, шел кверху свечой, испытывая такое чувство, как будто земля гналась за мной. Когда внутренний холод отпустил меня и самолет был выведен в горизонтальный полет, понял всю тщетность своих усилий и уже с полным безразличием ко всему полетел обратно. Досада одолевала меня: сделать столько вылетов на разведку и так опростоволоситься! Не разобрать, чьи войска, и так уверенно доложить!..

Меньше всего отягощали меня мысли, как отыскать аэродром и произвести посадку ночью, — все делал механически и, должно быть, поэтому не волновался. Приземлился как нельзя лучше.

С первых же дней боевой жизни в эскадрилье был установлен порядок: моторы пробуются на рассвете. Их дружный рев — одновременно сигнал для подъема летного состава.

На другое утро, едва зазвучала эта знакомая песня, я не стал ворочаться с боку на бок. выгадывая на сон еще несколько минут, а поспешно вскочил и оделся.

Васильев с огорчением доложил, что самолет неисправен, и показал мне кусок металлической трубки, предположительно — мачты антенны, извлеченной из пробитого крыла.

— А сказали, что все в порядке, — укоризненно заметил техник. — Я бы еще ночью все заклеил…

По словам Васильева, на ремонт ему требовалось не более пяти минут, но этот срок заметно растянулся. И мы смогли взлететь парой, когда солнце уже поднялось над степью и ярко светило. Утро выдалось тихое, прохладное — ничто не мешало полету.

Над Халхин-Голом держалась дымка, в воздухе висела пороховая гарь. На правом фланге, где предстояло вести разведку, видимость улучшалась. Мы вышли прямехонько на танки и машины, обнаруженные мной накануне. За ночь они сдвинулись на юг и теперь занимали исходные позиции для наступления. С бреющего полета я мог сейчас отчетливо распознать не только японские автомашины с их широкими носами, но и танки, знакомые после вчерашнего посещения Хамар-Даба, и даже японцев с их широкими козырьками на фуражках.

Все сомнения рассеялись. Высказывая командующему свое предположение о том, что обнаружен противник, я оказался прав… В тот миг, когда развернулся, чтобы на всякий случай обстрелять противника и предупредить своих о надвигающейся опасности, земля вдруг вскипела черно-серым гигантским облаком. Нас с напарником бросило вверх. Я глянул в небо — там висели девятки наших бомбардировщиков. Они успели нанести свой упреждающий удар по подошедшим резервам японцев еще до того, как противник перешел в наступление.

Торжествуя, охваченный безудержной радостью, я помчался домой, прижимаясь к земле.

Над Халхин-Голом шел воздушный бой. Численное превосходство было на нашей стороне.

Мы с напарником образовали нижний ярус. Вот вспыхнул ярким факелом и разлетелся от взрыва на кусочки один вражеский самолет, за ним — второй, вот закувыркался вниз третий… Это беспорядочное падение было хитростью: японец притворился сбитым, чтобы выскользнуть из боя. Я бросился на врага, решив его добить.

Напарник, видимо, не проследил за мной и откололся, но тут же ко мне пристроился другой. Японец у самой земли выхватил свой самолет — и, конечно, не спасся.

Тут же наткнулись на двухмоторный самолет, и если бы не печальный опыт Красноюрченко, атаковали бы без промедления. Но сейчас я решил прежде рассмотреть опознавательные знаки. Сделать это оказалось не так-то легко: самолет неизвестной принадлежности держался у самой земли, и в наслоении камуфляжных красок я не мог различить никаких опознавательных знаков. Невольно подумалось: «Наши бомбардировщики так низко над территорией Маньчжурии не ходят!»