Смерть за хребтом - Белов Руслан - Страница 27

– Откуда нам знать, дорогой? – рассмеялся Сергей, подцепив вилкой последнюю стрелку зеленого лука. – Мы колбасы копченой сто лет не видели. А еда такая – лучше ходить голодным.

– Так вот, – продолжил я, – сытые люди вместо массы насущных проблем усиленно борются с одной, но очень трудной, может быть, неразрешимой проблемой – они борются со смертью! Они всеми силами пытаются продолжить навсегда это милое, приятное земное существование. Почувствуйте разницу – мои проблемы решаемы! Я найду кров, пищу, кружку вина, женщину себе на колени, может быть, даже мечту свою осуществлю – уйду пешком по миру в никуда. Но я не хочу купить себе проблему сытых! Хотя, честно говоря, и люблю иногда поскулить на тему качества моей жизни...

– Ну и зачем ты в таком случае идешь? Хочешь поиметь маленькую насущную проблему в виде пули в животе? – исподлобья спросил Лешка.

– Да так, не в Москву же ехать. Еще, понимаешь, – рассмеялся я, – коли нет у меня этой самой большой проблемы, то я бессмертен... Но немного, совсем чуть-чуть, сомневаюсь в этом своем качестве, то бишь бессмертии, и потому, чтобы развеять эти сомнения, иногда делаю что-нибудь этакое выходящее за рамки здравого смысла... А вообще, мне кажется, что деньги нужны тебе, чтобы вылечится и Житнику, жлобу в хорошем смысле этого слова... Он, вне всякого сомнения, купит землицы, где-нибудь рядом с охотой, разведет коров и кроликов, а в свободное время будет ездить на сафари в Африку. Хотя, зачем ему сафари – он охоту любит, потому что она прибыток дает – мясо, шкурки там.

– Нарываешься, Чернов, – сверля меня глазами, проговорил Юрка.

– Да нет... Это ты неправильно меня понял. Польза от тебя будет. Мясо, шапки для населения. Разбогатеешь еще больше. “Мерседес” купишь, детей наплодишь. Нормальный ты, в отличие от меня. И совершенно справедливо тебя беспокоят люди, ставящие под сомнение ценность этой самой нормальности. А почему? Да потому, что она, нормальность – это субстанция, почва для произрастания чего-то ненормального. “Не таких ли идиотов, как Черный? – мучает тебя вопрос. – Тогда цель природы – ненормальность???”

– Сгоняй-ка лучше за пивом, – прервал меня Кивелиди, кинув на стол мятые деньги. – Чушь плетешь. Понесет тебя – не остановишь. Лешка, дай ему тару какую-нибудь.

Несколько минут мы сидели беззвучно. Нам некуда было деваться. Там за дверями барака был большой бардак, в котором мы были безвольными зрителями или скорее паршивыми актеришками непонятных и противных нашему существу экономических и политических спектаклей. А здесь, у нас, организовывался свой маленький бардачок, в котором каждый из нас становился активно действующим лицом и мог идти к общей цели в общей колонне, да еще в относительно безлюдной местности, где мало кто мог бы опять шутя столкнуть нас на карачки.

Суворов вывел меня из созерцательно-ностальгического состояния, сунув в руки две до блеска вымытые трехлитровые банки в полиэтиленовом пакете.

Идти было недалеко – заветное место находилось на перекрестке бывших улиц Дзержинского и Кирова. Бочку только что привезли, и мне пришлось с полчаса стоять в очереди. На стене дома, в тени которого пряталась желтая пивная емкость на колесах, большими коричневыми буквами было выведено “КАШТАНКА СУКА”. Надпись поразила меня своим трагизмом и многозначительностью. Глядя на нее, я вспомнил другую, подмосковную, более определенную в характеристике: “РИЭЛТЕР ВАРЛАМОВ из г. ЮБИЛЕЙНЫЙ ЖУЛИК”. Этот выстраданный текст старательно и многократно был написан на задах королевских гаражей, выстроившихся вдоль Ярославской железной дороги. И еще одну вспомнил... Теплыми летними вечерами, взявшись за руки, мы с Верой и Полиной прогуливались по болшевским тенистым переулочным зигзагам в сторону тихой Клязьмы и всегда утыкались глазами в покосившийся зеленый забор ветеринарной лечебницы с надписью-клеймом “ЧИФЕР ПАДЛА”. Казалось, что так будет всегда – Клязьма тихая, забор зеленый, а Чифер – падла...

Когда подошла моя очередь, и в банку весело побежала белесая струйка пива, со стороны дороги раздались выстрелы из автоматов, в том числе и в нашу сторону. Стуча и звеня банками и бидонами, пивная очередь дружно попадала на землю. “Автобус 201-ой! В него стреляют!” – сказал мне в правую пятку уверенный голос моего соседа сзади.

Я поднял голову и увидел желтый “Икарус”, быстро уходящий в сторону бывшей улицы Ленина. Посередине дороги стояли два таджика с автоматами и строчили ему вслед. Расстреляв рожки, они, озираясь, пробежали мимо нас к прятавшемуся в проулке новенькому “Жигуленоку” и уехали в сторону памятника Победы.

Я поднялся на ноги первым, и сразу же в глаза мне бросилась моя переполнившаяся банка. Пиво из нее бежало в неглубокую посудину, предназначенную для утилизации пролитого при разливе. Туда же изо рта продавца стекала кровь. Голова его лицом вниз лежала в пиве.

– Пулю прямо в рот схлопотал! Смотри, затылок ему выбило! – брызжа слюной и утираясь дрожащей рукой, радостно сказал бывший сосед моей правой пятки.

– Ну-ну! Так это его мозги у тебя на морде?

– Наверно, я сзади него стоял, брызнуло что-то. А ты что раззявился? Бери пиво и мотай отсюда.

– Так у меня две банки.

– Давай, набирай. Скоро война приедет разбираться. Через минуту или пять. Хотя, погоди, кран для скорости выбить надо. Нет, не пойдет, не успеем... Братва! – вдруг встрепенувшись, обратился он к очереди. – Давай Каштанку к стене – мешается он!

Один из дюжих парней схватил продавца со странным прозвищем под мышки и перетащил его к стене с поразившей меня надписью. Остальные, мгновенно выбив камни из-под бочечных колес, быстро покатили пивную емкость в проулок, в котором несколько минут назад пряталась машина террористов.

Раздумывая о легитимности происходящего, я побрел следом. Когда пришло к убеждение, что за пиво я уже заплатил и потому имею полное право заполнить вторую банку, Ум, Совесть и Честь Нашей Эпохи, а короче сосед по очереди и знакомец пятки, уже деловито тюкал по крану большим булыжником, поданным ему расторопными любителями пива. Скоро кран, подхваченный мощной струей пенящегося пива, со стуком упал на драную клеенку с выцветшими вишенками. Ум, Совесть и т.д. быстро заткнул образовавшуюся дырку тряпочкой и затем, выискав глазами меня, бывшего первым в расстроившейся очереди, пригласил к разливу.

Набрав пива, я отошел в сторону и принялся закрывать банки полиэтиленовыми крышками. Закончив, поднял голову на толпу, окружившую бочку, и с удивлением заметил, что многие из жаждущих набирают пиво не в банки, а в обычные пластиковые сумки. Недолго думая, и я, предварительно надув и проверив на отсутствие дырок пятикилограммовый пакет с Аллой Пугачевой, врезался в толпу.

Это была нелегкая задача – тащить, прижав к груди, две трехлитровые банки и раздавшуюся Аллу, из правого соска которой била тоненькая струйка пива. Пройдя метров десять, я вспомнил об авоське, предусмотрительно сунутой мне Суворовым в задний карман брюк, и поместил туда банки. Затем я заткнул пробоину в пивоточащей певице поднятой с дороги спичкой и помчался к друзьям.

К бочке со всех сторон спешили люди с банками. Некоторые из них задерживались у лежавшего на обочине дороги трупа прохожего, пятью минутами назад убитого шальной пулей террористов. Пока мы разбирались с бочкой, ручеек невозможно алой крови убежал от него метров на семь и далеко не истощился. Я остановился и стал заворожено смотреть, как медленно и верно течет кровь, но, услышав вскоре шум приближающихся бронетранспортеров, нырнул в первый же переулок.

Выслушав мой рассказ об увиденном, Сергей успокаивающе махнул рукой.

– Мы уже ко всему привыкли. Знаешь, сейчас частенько у нас стрельба, и такая стрельба, что сбитыми ветками придорожных чинар весь асфальт устилается... А тетки с детишками своими стоят кучками в укромных и не очень укромных местах и глазеют, сражением любуются, пальцами указательными в гладиаторов тычут. Интересно, конечно. Что говорить? Где такое увидишь? Живьем, не по телевизору? Сам смотрел. И чего я не пойму, так это того, что первыми в перестрелках провода троллейбусные падают. Как будто пули они притягивают...