Крайняя маза - Белов Руслан - Страница 31

Стылый уставился в потолок. Из кухни появилась счастливая Варвара Капитоновна. Подошла к Василию Васильевичу и, тронув его плечо, попросила ласково:

– Милок, помог бы. Чайник хочу вымыть – чайку попить хочется, – а кран завернут, открутить не могу.

Василий Васильевич смотрел на нее с полминуты. Затем обернулся к стоящему у стены телохранителю, кивнул. Телохранитель ушел, сопровождаемый хозяйкой.

Начальник СБ встал с корточек и, размяв ходьбой затекшие ноги, спросил:

– А ты знаешь, кто тебя продал?

– Кто?

Василий Васильевич решил проверить предположение Бориса Михайловича.

– Некто Женя. Он позвонил Борису Михайловичу ночью. И сказал, что на арбатской квартире засада.

Ход был неверным. Несвоевременным. Непозволительным для бывшего полковника госбезопасности. Эйфория, вызванная успехом, поколебала профессионализм.

"Что-то не то, – подумал бывший майор госбезопасности. – Похоже, Смирнов тут не при чем. А кто же тогда предупредил их? Мария Ивановна, которой Смирнов проболтался? Да... Она. Точно она". И проговорил глубокомысленно:

– Пидар есть пидар.

– Ты его хотел подсунуть Борису Михайловичу? И на его плечах, то бишь заднице, продвинуться по службе?

– Стареете, Василий Васильевич. То я Остроградской продался, то на ваше место мечу... Да, я нашел Женю для Бориса Михайловича, как находил многих других. А этот Женечка на меня глаз положил, на шею вешался. Красивый он, сука. А я, как вы знаете, убежденный гетеросексуал. Сказал ему пару слов, чтобы отвял. А он, как все бабы, мстительным оказался. Вот и все кино. Лучше бы я его трахнул в его говеную задницу.

Варвара Капитоновна проследовала в свою комнату с остро пахнувшим чайником. Она несла его в вытянутых вперед руках, на лице ее светилось вожделение.

– Где он живет, знаешь? – спросил Василий Васильевич, проводя старуху брезгливым взглядом.

– Конечно, нет. Я его в сквере на Старой площади нашел. У памятника Героям Плевны.

– Ты понимаешь, что только он может подтвердить твои слова?

– Понимаю. Но он не подтвердит. Мы в ссоре.

– По какому поводу?

– Я ему сказал, что у него кривые ноги.

– Ну, ты даешь! – восхитился Василий Васильевич. – А что, и в самом деле кривые?

– Откуда я знаю? Он в брюках был.

– Квартиру ты снял?

– Да.

– И эту Женечку, конечно, успел предупредить о нашем визите?

– Посмотрим...

– Ну, ладушки, дорогой. Все решит Борис Михайлович. Он будет через полчаса.

Стылый в который раз посмотрел на входную дверь. Он все еще надеялся, что женственный молодой человек Слава, приглашенный им в качестве подсадной утки, все-таки заявится и сыграет роль Смирнова.

Женственный молодой человек Слава, заочно положивший глаз на богатенького Бориса Михайловича, был последней надеждой Стылого. Но он не заявился. Женственность оставила его в постели.

Женственность – есть женственность. Куда от нее денешься?

Борис Михайлович, хмурый, не выспавшийся, приехал ровно в десять. Выслушав сначала Василия Васильевича, а затем и Стылого, он уехал. За ним уехали его люди.

30. Чувства слетали с лица

Смирнов приехал на Арбат без пяти десять. Не успел развернуть картины, которые собирался "продавать", как явился Борис Михайлович с двумя телохранителями. Узнал его Евгений Александрович по фотографии, сделанной на десятилетнем юбилее "Северного Ветра". На ней глава фирмы, уверенный, счастливый, как Билл Гейтс на рубеже второго миллиарда, обнимал за талию не менее уверенную и счастливую Юлию.

Некоторое время Борис Михайлович стоял у подъезда, задрав голову и пристально разглядывая розовые занавески с амурами. Чувства – от любопытства до раздражения – одно за другим слетали с его лица, чтобы, в конечном счете, освободить место опустошенности. Когда последняя освоилась на привычном рубеже, Борис Михайлович пошел в дом.

"Накрылся Шура, точно! – похолодел Смирнов. – Он не вошел бы первым, если бы в доме не было его людей".

В своем предположении Смирнов убедился через сорок пять минут, когда из дома вывели Стылого. Нет, не Стылого, а его взгляд, его глаза, сразу же нашедшие застывшего от неожиданности "продавца" картин. Евгений Александрович, мгновенно пропитавшись всеми компонентами этого взгляда (от ненависти до страха), спрятал лицо и принялся деловито протирать одно из полотен рукавом куртки.

После ухода Бориса Михайловича он провел на Арбате почти час – боялся, что в доме или поблизости остались люди Василия Васильевича. Будь он сам начальником СБ уважаемой фирмы, непременно оставил бы человечка. И был вознагражден за осмотрительность: пейзаж, приобретенный накануне в комиссионном магазине за три тысячи рублей, купила за триста долларов престарелая английская парочка.

31. Опять кривые ноги

Борис Михайлович позвонил, когда Смирнов готовил себе завтрак.

– Вы обманули меня, – сказал он осуждающим голосом. – Вместо вас я был вынужден общаться с этим типом...

– Это мой... мой сутенер! – ляпнул Смирнов первое, что пришло ему в голову. – Он попросил меня дать ему возможность встретиться с вами, он хотел обо всем с вами договориться.

– Служащий моего отдела безопасности ваш сутенер!?

– Да, Саша мой сутенер, – начал расхлебывать Смирнов самолично заваренную кашу. – А что в этом странного? Вы что, собираетесь на мне жениться?

– Ну, мы бы договорились о форме наших отношений...

– Да, но в любом договоре должна быть третья сторона. Саша – мой друг, не подумайте – настоящий друг, хоть и знакомы мы не более месяца, и я попросил его принять участие в моей судьбе... Мало ли что... Вы – большой человек, вы – наверху, там, где жизнь человеческая не стоит и российской копейки. Я боялся, что вы... что вы не заплатите, боялся издевательств – о них так часто пишут в газетах. Вы, наконец, могли украсть меня и увезти куда-нибудь в подвал, вы могли убить меня, убить, надругавшись. И мне нужен был человек, который мог защитить меня, мог гарантировать мои права. А Саша – ваш не последний сотрудник, он обещал, что все будет на большой палец, обещал, что с вами договорится.

Последние слова реплики Смирнов выкрикнул со слезой в голосе.

– Все это понятно, – продолжал не верить Борис Михайлович. – Но объясните это странное совпадение: как служащий моего отдела безопасности мог стать вашим сутенером, именно вашим? При каких обстоятельствах вы познакомились?

– Все очень просто... Но я не знаю, могу ли я говорить... Я не хотел бы причинить вред Саше, – голова Смирнова лихорадочно работала. Как выкрутиться?

– Вы должны четко себе представить, что жизнь вашего друга зависит от вас, от ваших объяснений.

И Смирнов пошел ва-банк:

– Вы знаете Пашу Центнера?

Борис Михайлович без остатка растворился в тишине. Сердце Смирнова билось слышимо.

– Ну, скажем, эта личность мне знакома... – наконец, послышалось из телефонной трубки.

– Так вот, мы с ним знакомы, были знакомы. Однажды я, по совету адвоката, обратился к нему, чтобы уладить одно весьма щекотливое квартирное дело. Я ему понравился, и он практически бескорыстно все уладил. Саша же, прознав об этом нашем знакомстве, решил, вероятно, через меня на него выйти. Остальное додумаете сами. Прощайте. Я устал и хочу отдохнуть.

– Минутку, у меня последний вопрос... У вас есть любовники? Вы так сказали о Паше Центнере... "Я ему понравился..."

– Какие любовники, помилуйте! Я же говорил вам!

– Что говорили?

– Ну, что я еще девственница в определенном отношении...

– А зачем вам тогда сутенер?

– Вы зациклились, Борис. Или потеряли связь с массами. Неужели вы не понимаете, что помимо всего прочего Саша чисто по-человечески рассчитывал на вашу протекцию? На вашу благодарность, наконец? Ведь это он дал мне ваш номер телефона, дал после того, как я рассказал ему по секрету, что меня тянет к нашедшим себя в жизни мужчинам, или, как сейчас говорят, к состоявшимся мужчинам? Прощайте, я не могу больше говорить. Выпустите Сашу. Он предан вам, как никто. Если бы вы меня увидели хоть одним глазком, если бы вы имели возможность оценить меня по достоинству, то вы бы поняли, какой он внимательный и преданный вам сотрудник... Прощайте, прощайте, я не желаю с вами больше говорить!