Клуб маньяков - Белов Руслан - Страница 72

Спустя минуту она уже рисовала, забыв обо всем. Я же, отложив Германа Гессе, пошел на кухню готовить обед и думать, что делать дальше.

После обеда выглянуло солнце, и мы ушли гулять на Клязьму. Вечером к Элоизе с Матрасычем приехали гости, человек пять. Они устроились в гостиной и принялись праздновать божий день. Поломавшись для приличия, я уселся с ними и к приходу Веры лыка не вязал.

Глава 11. Цианистый калий? Нет, алкозельцер. – Эпилепсия под контролем. – Пальчики на лезвии. – Свет в конце толстой кишки. – Скажи ему до свидания.

На следующее утро было ветрено, и Наташа спала. После вчерашней попойки в доме неприятно пахло.

Вынеся три ведра мусора, я уселся перед тещей. Она была нарядна. И недовольна тем, что ее аудитория в моем лице страдает от головной боли и вообще от всего того, что в медицинской науке называется похмельным синдромом.

Но человек она была что надо, ну в некотором смысле, конечно. Полюбовавшись моей опухшей физиономией и поморщив нос от исходящего от меня перегара, она придвинула ко мне блюдечко с большой белой таблеткой.

– Цианистый калий? – взяв ее, вяло поинтересовался я. – Многовато будет для моего изможденного организма.

– Нет, это алкозельцер.

– А... – протянул я, вспоминая телевизионную рекламу, в которой жених, приняв это снадобье, изголодавшимся зверем набрасывается на свою невесту. И задумчиво посмотрел на тещу: «Небось, и у нее перед глазами стояли эти кадры... Когда она покупала таблетки в аптеке».

Светлана Анатольевна не выдержала моего взгляда и отвернулась к окну. А я, крутя в руках таблетку, задумался можно ли запить этот иностранный заменитель капустного рассола водкой. Особенно если ее нет. Рассол-то можно, водкой залить, это я хорошо знал, а вот насчет всяких западных штучек сомневался.

– Можешь пивом запить, – указала Светлана Анатольевна на холодильник подбородком.

– Класс! Вы и пива принесли... – с уважением посмотрел я на видную представительницу семейства кровожадных.

– Бадаевское «Кутузовское». Ты, кажется, его любишь?

– Иногда. А что это вы так обо мне печетесь?

– Да, так, для контраста. Есть что-нибудь будешь? Или рыбку вяленую почистить?

– Нет, не надо... – ответил я и направился к холодильнику. Направился с мыслью, неожиданно замерцавшей в больной голове: «Что-то мне все это напоминает последний завтрак приговоренного к смерти... Последний завтрак перед электрическим стулом».

Пиво было неплохим, да и таблетка моментально взяла меня в оборот. Посидев до полного возвращения в кондицию, я поднял голову, и вопросительно посмотрел на тещу.

– Так вы грозились меня сегодня ужаснуть. Не алкозельцером же? И не пивом?

Глаза Светланы Анатольевны стали глубокими. Сквозь толщу зла в них просвечивала какая-то особая доброта. «Счастливый... – говорили они мне. – Ты скоро умрешь...»

– Конечно, нет, – чуть задрожавшим голосом завершила теща паузу. – И алкозельцер, и пиво я принесла для того, чтобы ты воспринял все, что я тебе скажу, на здоровую голову.

– Давайте, говорите, я уже вся дрожу.

– Ты знаешь, кто на самом деле убил бабу Фросю? И Ворончихиных?

– Кто?

– Ты!!!

– Ни фига себе... – только и смог сказать я. – Маразм крепчал, шиза косила мои ряды...

– Да, дорогой мой, косила и косит, – закивала теща. – Тебе нужны доказательства?

– Мне? Зачем мне? – пробормотал я, с трудом приходя в себя. – Мне доказательства не нужны, я и так знаю, кто перечисленных вами граждан на тот свет отправил. Это, похоже, вам нужны доказательства, чтобы в тюрьме меня сгноить.

– Сгноить или, наконец, сделать тебя полноценным членом нашей семьи, – сказала Светлана Анатольевна, одарив меня пристальным взглядом.

– Вряд ли это у вас получится, – вздохнул я, наливая себе пива заметно подрагивающей рукой. – Но, тем не менее, валяйте, гражданин прокурор. Что там у вас на меня есть?

– Насколько я знаю, ты в детстве и юношестве страдал снохождением, – удобнее устроившись на стуле, перевернула теща страницу моей жизни.

Я мгновенно все понял.

Меня взяли за жабры и бросили на раскаленный песок.

Кое-как совладав с непослушными руками, я судорожно схватил стакан, выпил. Струйка пива потекла по подбородку, по шее.

Светлана Анатольевна торжествовала.

Она ела меня бесцветными глазами.

Наслаждалась реакцией на свой дьявольский ход.

Наслаждалась овеществлением того, что десятки раз являлось ей в фантазиях.

– С возрастом эта разновидность эпилепсии обычно проходит, – продолжила теща ровным голосом. – И у тебя она прошла. Точнее, была погребена взрослой, устоявшейся психикой. А я достала ее в нужный мне момент с помощью вот этой мутной на вид жидкости...

На столе передо мной возник маленький стеклянный пузырек с ярко синей пластмассовой крышечкой. Из-под ушных капель. Я вытаращил на него глаза, полные недоумения и страха.

– Точнее, доставала тогда, когда мне это было нужно, – саркастически усмехнулась Светлана Анатольевна. – В ночь перед убийством Евфросиньи Федоровны и Петра Васильевича, ты принял эти капли под видом микстуры от отечных явлений. Кстати, недавно я пришла к выводу, что, как противоотечное средство, это химическое соединение не имеет себе равных. Потому ты и был утром практически здоров. При желании я могла бы получить на него патент. И стать миллионершей. Ты можешь представить себе тещу-миллионершу?

Я молчал. Я не мог думать, не мог даже встать, чтобы уйти от этого кошмара.

– Это действует мой алкозельцер. Он подавляет волю, – усмехнулась Светлана Анатольевна.

«Фиг тебе, – проползла в мозгу вялая мысль. – Просто я не хочу пока встать».

Откинувшись на спинку стула, я изобразил из себя человека с полностью подавленной волей. Получилось недурно. Довольный, я расслабился. И вспомнил хорошего парня, своего приморского студента Илью Головкина.

Большого и сильного в свои неполных шестнадцать лет...

Нежадного и говорливого.

В кураже катавшего друзей на плечах.

Когда кто-нибудь доставал меня до крайней степени, он, отечески положив руку на плечо, говорил: «Равнодушнее, Женя, равнодушнее».

Недавно он стал евреем и уехал на историческую родину...

Жалко парня.

– Вера ждала тебя в сенях, – поправив прическу, продолжила свой рассказ теща. – Когда ты спустился в трансе с чердака, она дала тебе сережку, свой платочек, мешочек гречки и попросила убить соседей. И рассказала, как все сделать. Что вспороть, а что отрезать, где оставить сережку, где рассыпать крупу и так далее.

– За-чем крупу... – выдавил я из себя. Теща приказала мне выдавить это. Глазами. И я старательно выдавил.

– Это я в отместку тебе придумала. Чтобы, очувствовавшись, ты озадачился и перестал донимать нас своими претензиями.

– За-чем се-режка... – выполнил я очередной приказ тещи.

– Мы хотели узнать, как ты, обнаружив ее поутру, будешь себя вести. Побежишь в милицию или скандал нам устроишь... В общем, она была нашим пробным камнем. Кстати, хочешь увидеть нож, которым ты искромсал стариков?

Я механически кивнул, и Светлана Анатольевна достала из своей сумки нож. Он был в прозрачном полиэтиленовом пакете.

– Вынь его, – приказала она, протягивая его мне.

В конце моего черного тоннеля (или, скорее, задницы, в которой я очутился) показался свет. Я понял, что теща хочет, чтобы я оставил на ноже свои отпечатки пальцев.

Значит, она валяет со мной дурака.

Но отказаться не смог. Вытащив нож, я взялся за ручку и принялся тупо, раз за разом кромсать его острием клееночное яблоко.

– Хватит, – остановила меня удовлетворенный голос. – Вложи нож в пакет, отдай мне и спроси, почему я не использовала свой «алкозельцер» раньше.

– Почему вы не использовали свой «алкозельцер» раньше, – сказал я, рассматривая безнадежно испорченное яблоко.

– Почему же, использовала. Но только в смеси с проявителем твоей эпилепсии. А так, в быту – нет. Ты мог догадаться, что я «химичу» с тобой. И уйти раньше времени.