Водопад грез - Виндж Джоан - Страница 39

— Меня зовут Кот, — произнес я, и мое дыхание превратилось в облачко пара: в комнате было почти так же холодно, как на улице.

Гидраны продолжали смотреть на меня, их лица оставались бесстрастными. Может быть, они не знали стандарт? Летучая мышь носилась вокруг них, словно ставший материальным страх. Я ожидал, что она набросится на меня, как это произошло на собрании Совета, но ко мне она не приближалась.

Наконец я отвел от них взгляд, увидел маленький шар, отдыхающий у моих ног, и поднял его. Воспоминания вновь воспламенили все нейроны от подушечек моих пальцев до мозга: шар был теплый, а не холодный, каким было бы стекло, с изображением внутри, которое могло меняться как угодно, управляемое мыслью… В точности так, как я помнил. Сейчас в нем застыл образ летучей мыши. Я уселся прямо, держа шар в руках, сосредоточиваясь, пытаясь превратить этот образ во что-нибудь другое, что угодно другое…

Внутри шара или в моей голове не происходило ровным счетом ничего. Я поднял голову, и увидел, что гидраны все еще смотрят на меня.

Они переглянулись, прикоснулись к головам и состроили гримасы. Тот, кто был слева, сказал:

— Зачем она притащила сюда этого урода?

— Возможно затем, чтобы мы собственными глазами убедились, почему не стоит быть слишком дружелюбными с землянами, — хихикнул второй, ткнув первого локтем в бок. Они рассмеялись.

Через пару секунд я понял, что они говорят по-своему… и я их понимаю. Они разговаривали довольно громко. Смеялись надо мной, чтобы доказать себе, что они меня не боятся.

Я подумал немного еще, послушал, как они отпустили еще несколько замечаний, уложившихся в моем мозгу. И затем, очень осторожно, я произнес по-гидрански:

— Называйте меня как угодно. Только не думайте, что я вас не услышу.

Они замерли, с таким очевидным изумлением, словно я послал свою мысль в их мозги.

Мийа подошла к дверям.

— Кто это сказал? — Она посмотрела на меня. — Ты? — Она держала ребенка. Человека. Джеби. — Ты знаешь наш язык? — спросила она на языке гидранов.

— Уже около часа, — ответил я на ее языке, с удивлением обнаружив, что сказать это мне было проще, чем понять другого. — Завтра у меня будет получаться лучше. — Я выдавил улыбку, наблюдая, как становится непроницаемым ее лицо. Я говорил на языке гидранов, и мне казалось, что я сплю и вижу сны. — Это Джеби? — спросил я. Глаза Мийи следили за тем, как я подходил. Я замедлил шаги, приближаясь к ней и ребенку так осторожно, как только мог.

Джеби поднял голову с ее плеча, чтобы посмотреть на меня. Его глаза были широкими и темными — человеческими. Он был закутан в теплые свитера, вязаная шапочка натянута на уши, чтобы ему не было холодно. Его лицо было непонимающе мягким, но так выглядит любой маленький мальчик, оторванный ото сна. Я не мог заметить, чтобы с ним было что-то не так.

— Привет, Джеби, — улыбнулся я ему, и через мгновение тень улыбки коснулась и его лица. Он потер глаза. Мийа пододвинулась немного вперед, поднося ребенка ближе ко мне, и Джеби протянул руку, коснулся моего уха — сережки, которая была в нем, — и убрал руку. Летучая мышь стала кружиться над ним, издавая такие высокие звуки, что я еле слышал их. Он серьезно наблюдал за ее полетом.

Я взглянул на Мийю, ожидая встретить в ее глазах осуждение, но ее взгляд был подобен натянутой струне, что полностью выбило меня из колеи. Она ласково поцеловала Джеби в макушку и повернулась, унося его обратно в темную комнату.

На этот раз я последовал за ней. Меня не пытались остановить. Я стоял в дверях, пока она укладывала мальчика спать и поправляла на нем одеяло. Она села рядом с ним на пол, поглаживая малыша по голове.

— Я думал, Джеби не в порядке, — произнес я, — а он выглядит здоровым.

Она удивленно взглянула на меня. Когда ее внимание перенеслось с мальчика на меня, она в задумчивости убрала руку с его головы, но глаза призывали меня наблюдать за Джеби. Я увидел, как он скрючился под одеялом, его руки и ноги выворачивались, пока он не свернулся клубком. Он начал тонко и пронзительно плакать. Смотреть на него сейчас было очень тяжело, но я заставлял себя смотреть.

— Видишь? — спросила Мийа почти гневно. А затем мягко добавила: — Ты видишь.

Я кивнул, наконец-то опустив глаза к полу.

Плач прекратился, как только она повернулась к нему. Я представил себе, как она проникает в его мозг, одновременно гладя и успокаивая рукой. Потом она убрала руку. Мальчик лежал тихо, ровно дышал, засыпая. Мийа поднялась и направилась ко мне. Я отступил в большую комнату.

— Он выглядел… таким здоровым, — пробормотал я, и мне тяжело было видеть ее взгляд. Мийа прислонилась к стене, словно все вдруг стало стоить ей больших усилий. — Ты все делаешь за него? — спросил я, но это не было вопросом. — Без тебя…

Она смотрела в пространство, обхватив себя так, словно все еще держала Джеби.

— Без меня он не владеет своей периферийной нервной системой… Он заперт внутри себя.

— Он понимает, что происходит вокруг, если тебя нет? Он делал попытки узнать?

— Попытки были. — Мийа отошла от стены и пересекла комнату, несколько раз обернувшись на дверь. — Ему было очень сложно ощущать то, к чему он притрагивается, пока я не помогла ему свести все в общую картину. Когда он был со своими родителями… — Она полубессознательно прервала фразу и села на скамейку у стены, подобрав под себя ноги.

Я облегченно вздохнул, когда понял, что Мийа только что развеяла одно из сомнений, терзавших меня на том берегу реки: она не лгала мне. Она похитила Джеби не для того, чтобы причинить ему боль или убить.

Она вся сжалась, и долгое время сидела так, потом снова подняла голову:

— В конце концов он узнает их, сейчас, когда они с ним…

Я заметил, как она моргнула, взглянув на мужчин. Они неподвижно сидели на полу, скрестив ноги, и наблюдали за нами. Она снова говорила на стандарте и, я подозреваю, делала это не для моего удобства. Она была членом ДНО, мне не нужно было быть телепатом, чтобы понять это, и похитила Джеби, поскольку верила, что это поможет ее народу, хотя даже сейчас я не мог себе представить как.

Но так же ясно было то, что она не испытывает радости оттого, что предала людей, ребенка которых забрала, пусть они и относились к землянам. Я не стал давить ее вопросами, которые все еще не давали мне покоя. То, что я уже узнал, делало более легким ожидание ответов на них. Я бросил взгляд на комнату, где спал Джеби.

— Ему становится лучше?

Она выглядела удивленной, словно ожидала совсем другого вопроса.

— Ему лучше, лучше с тех пор как я стала заниматься с ним. Когда я работаю с ним, я помогаю ему раскрыть резервы своего мозга, каждый раз он узнает что-то новое. Когда-нибудь он должен научиться общаться самостоятельно. Он достаточно силен и многого хочет… — Она снова замолчала, кусая губы, словно внезапно осознала, как изменилось положение вещей и для него, и для нее.

Я вспомнил голограмму Джеби, ту, что показала мне его мать. Мийа была права, ему стало лучше, если считать подтверждением то, что я только что видел. Я посмотрел на лицо девушки, на нем ясно читались усталость и напряжение. Теперь я знал, чего стоила ей работа с ним… чего стоило ей принести его сюда. Я снова попытался понять: почему гидранка при всей ненависти к Федерации выполняет такую тяжелую работу, как помощь ребенку землян. У меня ничего не получилось — с равным успехом я мог бы попытаться читать ее мысли… или оторвать взгляд от ее лица, или поверить всему, что видел в ее глазах…

Я перевел взгляд на мужчин, все еще сидевших рядом у другого выхода из комнаты — возможно того, который ведет на улицу, судя по тому, как они наблюдали за ним. В комнате ничего не было, кроме циновки, на которой они сидели. Циновка была такая старая, что я не мог сказать, какого цвета она была изначально и был ли на ней сплошной узор, или же просто пятна; она вся была завалена мусором. Мы были где-то во Фриктауне, но, возможно, это была комната в Старом городе.