Два зайца, три сосны - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 24

– Глупости, просто, видимо, тебя мучает совесть… Ты вспоминала ее, думала о ней?

– Знаешь, да… Какое-то время назад я наткнулась на ее детскую фотографию и стала думать… И мне почему-то казалось, что она где-то близко… А совесть меня совсем не мучает, с какой стати? Но она моя дочь… Хотелось бы просто узнать, что она жива и здорова… Больше мне ничего не нужно.

– А если бы ты вдруг встретилась с ней?

– Ты что-то о ней знаешь?

– Ничего. Откуда? – сказала я, и тут же мне стало совестно. – Знаешь, я пытаюсь ее найти…

– Но ты уже пыталась!

– Я решила еще попытаться, у меня появились знакомые в Италии…

– Почему в Италии? – насторожилась мать.

– Просто в Италии очень хорошо развита система поиска людей, – вывернулась я. – А если бы она вдруг нашлась, что бы ты сделала?

– Откуда я знаю? – пожала плечами мать. – Все, наверное, зависело бы от того, как она повела бы себя…

– То есть?

– Ну, если бы она раскаялась…

– Мама, но ведь она твоя дочь, твой первенец, и ты ее не видела столько лет… Неужели тебе нужно ее раскаяние? А кстати, в чем она должна перед тобой каяться? Ведь во всем виновата только ты!

– Ерунда, я ни в чем не виновата! Если бы не изменился строй, она еще была бы мне благодарна! Неужели ты не понимаешь, нас всех могли бы посадить…

– Не выдумывай, в те годы никого за это уже не сажали!

– Ты ничего не понимаешь! Все шло к тому! Опять начинали закручивать гайки и я, как мать, обязана была…

– Хватит, мама, я не могу этого больше слушать!

– Ну, разумеется, ты-то довольна всем, еще бы, при прежнем строе твои пустопорожние книжки никто не стал бы печатать! Я даже вообразить не могу… А, ладно… Ты собираешься где-то отдыхать?

– Да, я же еду к Гошке, а потом, осенью, может, на недельку смотаюсь в Турцию или в Грецию…

– А в своей стране ты уже все видела?

– Что? – не поняла я.

– В Советском Союзе столько прекрасных интереснейших мест…

– Мама, очнись, где ты видишь Советский Союз…

– Неважно, в России тоже…

– Кто бы спорил, но я хочу в Грецию, я там еще не была! И главное для меня – возможность выбора! Куда хочу, туда и еду и без всякой идеологической нагрузки!

– Вот-вот! Ты посмотри кругом, послушай, что говорят по телевизору!

– Бог с ним, мама, я завтра уезжаю. Что тебе привезти?

– Ничего, абсолютно ничего! В прошлый раз ты привезла мне куртку, но я не могу ее носить…

– Почему? Она тебе очень идет, и по размеру вполне годится. Это очень хорошая, модная, дорогая куртка…

– Вот именно что дорогая…

– Не понимаю…

– По-твоему, я должна повсюду и всем демонстрировать твои материальные возможности?

– Мама, о чем ты говоришь? – закричала я. – Ты ничего никому не должна демонстрировать! Ты должна просто ее носить, потому что она легкая, теплая, удобная… И только!

– Я так не считаю!

– Ну все, ты меня достала! Я ухожу! Вот, оставляю тебе деньги…

– Хорошо, спасибо, – сухо ответила она. – И скажи Георгию, что иногда можно и позвонить!

Когда я вышла на лестницу, меня трясло. Ну что за невыносимый человек! Неужто я к старости тоже стану такой? Надеюсь, что нет, а вот Юлька наверняка. Правда, у нее нет детей… Но надо всегда помнить, что во мне есть и мамины гены…

– Ой, тетя Олеся! – окликнул меня девичий голос.

– Майка, привет!

Это была Гошкина подружка еще с детского сада Майка Громова.

– Тетя Олеся, а как там Гошка?

– Хорошо, вот завтра лечу к нему. Что-нибудь передать?

– Привет передайте, – она покраснела.

– Ты совсем уже взрослая стала, Майка. И хорошенькая, глаз не отвести! Как мама?

– Нормально.

– Ты, я гляжу, загорела…

– Мы в Египте были…

– Майка, по-моему, ты хочешь мне что-то сказать…

Она вспыхнула и потупила глаза.

– Что случилось, Майя?

– Тетя Олеся… Надежда Львовна запретила Гошке со мной дружить…

– То есть как? Почему?

– Она рассердилась, что Гошка пошел меня провожать после театра… А где тут провожать, до соседнего подъезда…

– И что?

– На другой день я пришла к Гошке геометрию делать. А Надежда Львовна сказала, чтобы ноги моей больше у них не было… – шмыгнула носом Майка. – А я что? Я ничего не сделала, мы с Гошкой даже не целовались ни разу. Она мне такого наговорила…

Я вскипела от злости.

– Ладно, Майка, не бери в голову! Я разберусь… А когда это было?

– Да в конце мая еще…

– А Гошка что? Подчинился бабке?

– Нет, – смущенно проговорила девочка. И улыбнулась так обворожительно, что я подумала: дурак мой сын, что еще с тобой не целовался. – Он очень расстроился и сказал: ну, если нельзя у меня, будем встречаться во дворе. Или у тебя. Ой, тетя Олеся, вы ему не говорите, что я сказала вам, он не хотел, чтобы вы знали…

– Ладно, как-нибудь разберусь со всем этим, не беспокойся, Майка.

Я довезла ее до метро «Фрунзенская» и помчалась на встречу с Леркой.

– Ты чего такая бешеная? – сразу спросила Лерка.

– У матери была…

– А, понятно. Что-то конкретное или вообще?

– И вообще, и конкретное! Боюсь, придется мне Гошку у нее забрать.

– Как забрать? Куда?

– Ну к себе, куда ж еще…

– Но тогда надо Надежду Львовну поселить к тебе, а тебе с Гошкой…

– Лер, ты соображаешь, что говоришь? Ты себе представить можешь, что будет?

– А что такое? У тебя ж не квартира, а игрушка! Для одной пожилой женщины…

– Нет, это исключено, она выпьет у меня столько крови… Она же всю жизнь провела там, там знакомые, соседи, привычка уже почти полувековая и три комнаты, а тут одна… Нет, видно придется пойти в кабалу к издателям, взять у них деньги, они предлагали… Продам мою квартиру и куплю двухкомнатную, другого выхода я не вижу. Но оставлять парня с ней… И ведь он ни разу мне не пожаловался… Я думала, у них все хорошо…

– Настоящим мужиком растет… – вздохнула Лерка.

– Правда, тут намечается другой выход, – усмехнулась я.

– Какой?

– А Миклашевич сделал мне предложение.

– Миклашевич? Какое?

– Ну, вообще-то за последнее время от него поступило несколько предложений, но я имею в виду предложение руки и сердца. У него, видишь ли, большой дом за городом, мальчику нужен мужчина в доме и вообще он устал от жизни и хочет ко мне прилобуниться.

– Чего?

– Так когда-то наша уборщица говорила.

– Олеська, ты серьезно?

– Ну, что касается предложения, то он действительно его сделал, только я-то не хочу…

– Олеська, с ним нельзя…

– Сама понимаю. Нет, видимо, придется покупать двушку. Опять ремонт, устройство, новая школа для Гошки. Но я сама виновата. Как я могла не понять? Слишком увлеклась – успех, рейтинги, интервью… Подумаешь, великая писательница, а сын страдает… Ну ничего, я успею все исправить, он хороший парень, я даже рада. Вдвоем нам будет хорошо!

– Только, не вздумай продать свою квартирку. Уж поднапрягись, а ее оставь.

– Зачем?

– А личная жизнь?

– Да ну ее к черту, эту личную жизнь. Знаешь, как сейчас квартиры подорожали? Моя личная жизнь столько не стоит, собственно говоря, она вообще гроша ломаного не стоит…

– Ты переспала с Миклашевичем? – напрямки спросила Лерка. – Можешь не отвечать, я и так знаю.

– Откуда ты знаешь?

– Олесь, ты думаешь я совсем дурочка? Как только ты с ним переспала, сразу утратила и спокойствие и оптимизм… Ты в последнее время была совсем другая… Мне даже Гришка как-то сказал – Олесе идет отсутствие Миклашевича, ну и успех, конечно…

– Господи, неужто все так заметно? – испугалась я.

– Гони-ка ты его в шею… Ой, Олеська, я чуть не забыла… Ты в курсе, что Роза в тебя втюрился?

– Да ну его… Как втюрился, так и растюрится. Слабак!

И я в красках расписала ей наше катание на лодке.

Она долго хохотала.

– Да, бывает… Олеська, займись, уведи Розу от этой куроманки.

– Нет, она не куроманка, а куропатка. Ну знаешь, как метеопатка или психопатка.