Два зайца, три сосны - Вильмонт Екатерина Николаевна - Страница 2

– В чем?

– Ну, что они не…

– Голову на плаху не положу, но руку на отсечение дам.

– О господи! Но почему же Роза?

– Может, он Розов или Розенблюм… Или, предположим, он в детстве мечтал о дальних странах и в тетрадках рисовал розу ветров…

– Господи, ну и фантазия у тебя! Ты уж небось ему биографию сочинила.

Все вышло вполне удачно. Гриша сидел спиной к нам.

– Олесь, я сбегаю вниз, приспичило, а ты когда я буду возвращаться, подай мне знак…

С этими словами Лерка побежала к выходу. Какая она изящная и красивая. А сколько ей пришлось намыкаться, пока она не встретила свое «счастье». Вот и боится за него…

Тут мне подали щи, аккуратно сняв с горшочка легкое пропеченное тесто. Я никогда не могла устоять и не съесть эту вкусноту. А Лерке подали какие-то воздушные листья. Черт, как хорошо не бояться за свое счастье, как вкусно…

– Жрешь? – с завистью спросила Лерка. – А там между прочим… Не хочу тебя огорчать, но там…

– Что?

– Я в гардеробе видела Миклашевича… с бабой. Они уже уходили.

– И что?

– А тебе уже наплевать, да?

– Да! С высокого дерева! А если ты думала, что не наплевать, зачем сказала?

– О, прости, прости, я думала, что наплевать…

– Так и вправду наплевать.

– Честно?

– Честнее не бывает.

– Слушай, а я ведь толком так и не знаю, из-за чего вы расстались?

– Из-за местоимения.

– Из-за чего?

– Из-за местоимения. Понимаешь, он человек, который знает только одно местоимение: Я!

– А разве у мужиков не всегда так?

– Не всегда, хотя и часто. Но не всегда!

– А какое тебе местоимение от него нужно было? Мы?

– Ну, о «мы» я и не мечтала, мне не нужно, но хотя бы «ты»…

Между тем Гриша с Розой увлеченно беседовали, выпивали. Лерка расслабилась.

– Хорошо тебе, вкусно, да?

– Щи были классные!

– И бефстроганов, наверное вкусный? С картошкой…

– Надеюсь!

И тут нам подали второе. Перед Леркой поставили тарелку, где лежал кусок сырой рыбы, какие-то травки и… головка красной розы, для украшения. При виде ее мы чуть не умерли со смеху.

– Сплошные розы…, надо же…

– И обе без шипов, это обнадеживает! – заметила я. – А вообще, Лерка, кончай ты с этой дурью… От ревности можно спятить.

– При чем тут ревность? – искренне удивилась Лерка. – Просто я хочу знать врага в лицо! Любая баба рядом с Гришкой – потенциальный враг. А ревность тут не при чем. Просто я слишком много и долго боролась за свое счастье…

– Дура ты, счастье, тоже мне…

– Тебе хорошо, у тебя талант, у тебя успех…

– Это правда, мне сейчас хорошо! И плевать я на всех хотела!

– Ой, врешь! Как про Миклашевича услышала, в глазах такое было…

Миклашевич! Это был странный роман. Все началось со сходства фамилий. Он Миклашевич, я – Миклашевская. Я тогда жила совсем другой жизнью.

Но вспоминать не хотелось, мне слишком нравилась моя нынешняя свободная жизнь. Обид на Миклашевича хватило на целый роман, который пользовался огромным успехом. Написав его, я словно бы рассчиталась с ним за все. И слава богу! Это вообще прекрасный способ изживать обиды. Написала о ком-то или о чем-то и стало легче.

Время от времени я смотрела на Розу и гадала – чем занимается этот человек. В его некрасивом лице было что-то привлекательное. Пожалуй такая внешность очень подошла бы для Дани, героя моего нового романа, он не должен быть красавцем…

– Лерка, узнай у Гриши, кто такой этот тип, ладно?

– Тебе зачем? Глянулся?

– Да нет, просто интересно.

– А ты как думаешь?

– Вор в законе! – засмеялась я.

– Да ну, глупости!

– Воры в законе бывают разные…

– Ты меня дразнишь? Хочешь, чтобы я от страха умерла?

– От какого еще страха?

– Я боюсь, что Гриша с ним свяжется, и влипнет в какие-нибудь неприятности.

– Лерка, ты окончательно сдурела, я же шучу! Ну, сколько мы еще будем тут сидеть?

– Почем я знаю? Надо, чтобы они первыми ушли…

– Да они даже не собираются, они тут надолго расположилась, видишь, только закуски едят. Ты как хочешь, а я пойду, мне работать надо.

– Олеська, так нечестно!

– Ты как маленькая, ей богу. Это же может часа на два еще затянуться, а Гриня твой спиной сидит, бегала же ты в сортир.

В результате через четверть часа мы покинули это шикарное заведение.

– Ну, куда тебя отвезти? – спросила я довольно злобно.

– Никуда, я пройдусь по Тверской, загляну в Елисеевский…

– Глупости, садись, довезу до дома.

– Хочешь узнать, с какой бабой был Миклашевич? – обрадовалась Лерка.

Признаюсь, я хотела бы это узнать, но не хотелось обнаруживать перед Леркой простое бабье любопытство.

– Да на фиг он мне сдался!

Но она все-таки хорошо меня знает.

– Ничего особенного, даже некрасивая, но очень современная. Стильная.

– Похожа на борзую?

– На какую борзую?

– На афганскую. Экстерьер потрясающий, и полное отсутствие мозгов.

– Нет, она скорее похожа на иностранку.

– А он как выглядит?

– Постарел. Но вид шикарный. Ой, Олеська, забыла тебе рассказать. Третьего дня иду по Ленинскому, а чуть впереди девушка идет, и походка у нее какая-то странная, как будто пьяная. А когда я ее обогнала, смотрю, она на ходу твою книжку читает! Мне так приятно стало…

– Мне тоже приятно… – созналась я. Я еще не привыкла.

Вечером, когда все дневные дела и разговоры, казалось бы закончены, и можно спокойно заняться собой, я сидела, наложив на веки один крем, на щеки и шею другой, зазвонил телефон. Трубка как всегда лежала рядом на диване. Я на ощупь нажала кнопку.

– Алло!

– Привет! – раздался голос, от которого меня кинуло в дрожь.

– Алло, кто это? – притворилась я просто от растерянности.

– Олесенька, это я…

– Митя, ты?

– Я, Олеся, я! Не ожидала?

– Да нет…

– Я видел тебя сегодня в «Пушкине». Но я был не один… и ты тоже, и вот решил позвонить. Ты превосходно выглядишь, должен заметить.

– Спасибо за комплимент, я тебя не видела и не могу ответить тем же.

Крем с век попал в глаза, защипало, потекли слезы…

– Мить, я сейчас занята, тебе что-то нужно?

– Занята? Ногти красишь?

– По-твоему, у меня нет других занятий? – вскипела я. – Кстати, кто тебе дал мой телефон?

– Надежда Львовна!

Я нащупала коробку с салфетками и принялась яростно стирать крем.

– Что тебе нужно?

– Может, повидаемся, а?

– Зачем это?

– Интересно снова на тебя посмотреть вблизи, и понять, как это я не разглядел в тебе писательницу…

– Ты просто смотрел недостаточно пристально. А я совершенно не хочу с тобой встречаться! Я все разглядела и мне уже неинтересно!

И я с превеликим удовольствием швырнула трубку.

Сейчас наверняка перезвонит! Но нет. Звонка не было. Может, я погорячилась? Мне вообще-то хотелось бы встретиться с ним, проверить себя… Я ведь его любила на всю катушку. Ах, как хорошо – любила в прошедшем времени. Теперь не люблю и не желаю возвращаться в это униженно-восторженное состояние, к этой идиотской зависимости от его чудовищного характера… Нет, сейчас моя жизнь устроена почти идеально. Год назад я купила себе эту однокомнатную квартиру и была совершенно счастлива. Теперь я могу работать в любое время суток, считаясь только со своими желаниями. Да и маме лучше – моя жизнь не проходит у нее на глазах, я не раздражаю ее поминутно. С точки зрения мамы я занимаюсь чем-то чуть ли не постыдным – пишу легкие современные романы. Мама моя литературовед, специалист по Горькому. И то, что я пишу, вызывает у нее только недоумение. Но еще большее недоумение вызывает у нее мой успех. Вообще, из близких, во что-то ставит меня только сын. Гошка гордится матерью. И я горжусь своим умным и веселым сынишкой. Хотя и мама и Владимир Александрович, отец моего бывшего мужа, человек прелестный, с которым я дружна, внушают Гошке, что мать его пишет сущую чепуху. Но они моих книг попросту не читают! Ну и ладно, мне и так хватает читателей.