Убить Ющенко! - де Вилье Жерар - Страница 2

Он схватил Евгению за талию, оторвал ее от пола и понес к столу. Она сумела удержать толстый член, ухватившись за него, как за буек. Едва поместив молодушку на стол, Роман Марчук тут же сдернул с нее трусы и потянул их сначала по бедрам, а затем по сапогам. У него не было особого желания быть грубым, просто ему очень хотелось уходить эту соблазнительную штучку.

Маленькие белые трусики остались висеть на одном сапоге. Роман расстегнул свой пояс, затем джинсы, и те упали вниз. Направив член в низ живота Евгении, он поднял ей ноги, поискал немного, и с такой силой вошел в нее, что она скользнула по столу, опрокидывая находившиеся на нем предметы. Она не была по-настоящему возбуждена, и из-за размеров проникающего в нее живого цилиндра ей казалось, что ее разрывают... Роман Марчук какое-то время отдувался, затем, надежно укрепившись внутри партнерши, захватил ее за бедра и потянул к себе, проникая еще глубже. Евгения издала возглас.

— Тише! Ты же сама захотела, чтобы я поимел тебя! — проворчал Роман Марчук.

Вцепившись в ее широко расставленные бедра, он со спокойной силой дровосека принялся «трамбовать» ее сильными движениями своего таза, понемногу толкая ее к стене. Стол трещал. Роман Марчук пыхтел, как бык, беря каждый раз разгон, для этого почти полностью выходя наружу, чтобы изо всей силы проникнуть внутрь Евгении. Последней казалось, что ее сверлят бурильным аппаратом... Каждый раз, когда толстый член погружался в нее, с ее губ слетал хрип, как будто он доходил до ее легких. Постепенно член увлажнился, и она больше не испытывала боли. Ни о чем не думая, она подвергалась этому штурму без настоящего удовольствия, но и без неудовольствия. Сдавленный крик сорвался с губ Романа Марчука, когда тот последним движением таза пригвоздил ее к столу, с ногами, согнутыми, как у лягушки. Она почувствовала, как он разряжается в нее. Получив удовольствие, он сразу же отпустил ее ноги. Отступив назад, он вытянул из нее еще твердый член и, даже не вытерев, вернул его в свои серые кальсоны.

— Хорошо! — произнес он. — А теперь я ухожу.

Он уже надевал свои джинсы. Евгения очнулась, соскользнула со стола, схватила свои трусы и стала напротив его.

— Нет, нужно...

Ее прервало гудение домофона, и она радостно воскликнула.

— А вот и они!

Ее поимели не зазря.

— 8630! — крикнула Евгения в домофон.

Дом был снабжен старым цифровым кодом еще советских времен, простым, но крепким. Ждали молча. Лифт двигался невероятно медленно, тоже по старым советским нормам.

Наконец в дверь постучали: звонок был сломан. Евгения Богданова прошла в небольшую переднюю и открыла входную дверь, оказавшись лицом к лицу с тремя крупными мужчинами, с натянутыми на глаза шапочками из шерсти черного цвета, в пухлых кожаных куртках. Грубые квадратные лица, ничего не выражающие глаза. Евгении стало неуютно, но она смогла улыбнуться.

— Вы за Романом?

— Так[2], — ответил один из мужчин.

— Вы опоздали. Он нервничал. Вы сразу же отправляетесь в Одессу?

— Так.

Она подумала о том, что он украинец. Русский ответил бы «да».

— На машине?

— Так. Можно войти?

Она посторонилась, и трое мужчин проникли в квартиру. Роман Марчук, который закончил приводить себя в порядок, бросил на них подозрительный взгляд.

— Мы едем? — спросил он. — Сейчас я возьму свои вещи.

Он исчез в спальне. Трое мужчин осматривались вокруг, стоя посреди комнаты.

— Ты живешь здесь одна? — спросил тот, который уже говорил до этого.

Евгения Богданова заметила, что на его куртке посреди спины красовалась надпись «Ангелы». Как у дружинников, которые прочесывали улицы Киева в поисках пьяниц и бомжей, уснувших в снегу, чтобы отвезти их затем в вытрезвитель. Водка и мороз не ладили друг с другом.

— Ну что, вперед? — спросил Роман Марчук, появившись уже с сумкой в руке.

— Так, — ответил все тот же представитель тройки.

Он шагнул по направлению к Марчуку, как будто собирался взять у него сумку. Одновременно с этим другой, занявший место у окна, открыл его настежь, впуская в комнату поток холодного воздуха.

— Эй, вы с ума сошли! — запротестовала Евгения.

На улице было все-таки минус 5° С, к тому же ветер дул как будто из Сибири.

Человек не ответил. Оставив окно открытым, он повернулся и двинулся на Романа Марчука. Одновременно другой, подошедший к нему раньше, обхватил его рукой за шею и, нанеся удар коленом в область крестца, принялся валить его назад. Тут же первый схватил его за лодыжки и, оторвав от пола, зажал его ноги между своей правой рукой и туловищем. Теперь они вдвоем держали его в горизонтальном положении над полом. Роман, почти задыхаясь, пытался отбиваться. Но менее чем через десяток секунд они были уже у открытого окна. С четкой согласованностью движений они отправили Романа в пустоту.

Тот испустил душераздирающий крик и исчез.

Евгения Богданова застыла на какие-то доли секунды. Ее мозг никак не мог справиться с ужасом того, что только что произошло. Потом, повинуясь инстинкту, она с истошным криком бросилась к выходу.

Человек, открывавший окно, настиг Евгению прежде, чем она попыталась открыть дверь. Он схватил ее под мышки и под колени и, не обращая внимания ни на завывания, ни на отчаянное барахтанье, понес к окну. Мощным броском он также отправил ее в темноту.

Несколько мгновений крик женщины пронзал холодный воздух, затем в момент оборвался. Человек закрыл окно.

— Уходим! — скомандовал старший.

Они направлялись в маленькую прихожую, когда открылась какая-то дверь и оттуда появилась маленькая белокурая девочка с вьющимися волосами. Она остановилась и закричала:

— Где мама?

Тройка застыла. Их никто не предупредил, что в квартире есть ребенок. Девочка принялась плакать, при этом невнятно лепеча:

— Где мамочка? Где моя мамочка?

Старший шагнул к ней и присел на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне. С успокаивающей улыбкой он произнес:

— Мама вышла, она скоро вернется.

Рыдания девочки только усилились.

— Я слышала, как она кричала! Вы сделали ей больно...

Мужчина замахал головой.

— Нет! Мы друзья твоей мамы. Она скоро вернется. Ты любишь жвачки?

Девочка молча наклонила голову. Мужчина порылся в кармане своей куртки и достал оттуда жевательную резинку.

— Вот, — сказал он, — возьми это и жди, пока твоя мама вернется. Как тебя зовут?

— Марина.

— Только жуй медленно, Марина. Пока.

Он поднялся и присоединился к двум своим напарникам, ожидавшим его в передней. Прежде чем выйти, он обернулся. Марина была занята тем, что старательно снимала фольгу, в которую была завернута жевательная резинка. Она повернула голову и улыбнулась ему.

Глава 2

Бизнес-класс рейса «Международных авиалиний Украины» Вена — Киев был практически пуст. Кроме Малко, в нем находился только какой-то дряхлый старик, съежившийся в своей шубе. Старый «Боинг-737» пролетел над самыми верхушками покрытых снегом березок и приземлился без каких-либо толчков. Было уже почти темно, и аэропорт «Борисполь» походил на то, чем он всегда был: на аэропорт провинциального советского города. Единственное здание в форме полумесяца, несколько старых «Илов», брошенных перед ангарами, и два допотопных вертолета «Ми-16» с траурно опущенными лопастями. Легкий снежок начал падать, когда Малко ступил на трап.

От плохо освещенного аэровокзала веяло грустью из-за кутавшихся в свои кожанки пассажиров с натянутыми на глаза шерстяными шапочками. В Украине хорошие меховые «пыжиковые» шапки были редкостью, и раньше доставались только номенклатурным функционерам.

Малко занял место в одной из очередей, вытянувшихся перед окошками пограничного контроля и продвигавшихся со скоростью улитки. Придирчивые украинские пограничники, все еще пропитанные советским менталитетом, с подозрением всматривались в каждый документ. Пока он терпеливо сносил неудобства, к очередям присоединилась новая волна пассажиров, прибывших из Москвы самолетом «Аэрофлота», только что замершим по другую сторону от стеклянных окон аэровокзала. Типично русская толпа, обремененная разнородными пакетами.