Исповедь соперницы - Вилар Симона - Страница 40

Утрэд был недоволен моим планом держаться за башню. Так мы только притянем сюда основные силы аббата, твердил он. А ведь люди Ансельма — отборные воины. Зачем же нам искушать судьбу, подставляя себя под удар? Я злился, слушая его. Чего добивается этот простолюдин? Неужели он думает, что я, благородный Хорса, пожелаю ускользать в камышах болот точно угорь, а не приму боя? Утрэд странно смотрел на меня, говорил, что советует прибегнуть к тактике Хэрварда, а уж его никто не сравнивал с угрем.

Леди Гита порой присутствовала при наших спорах. Выглядела спокойной и непостижимо смелой, как человек, который принял решение и которому уже не чего терять. Я восхищался ее выдержкой. Вот это женщина! Каких бы сыновей она мне нарожала! Конечно она хрупкая, тоненькая, но у нее такая сила духа, что если возлечь с нею — от такой родились бы одни сыновья.

А возлечь с ней я хотел. Несмотря на ее хрупкость, было в ней нечто такое, что притягивало меня, как одинокое дерево притягивает молнию. Некая теплота, беззащитность… красота. И где я только мог видеть ее ранее? Уж никак не в обители Святой Хильды, куда я никогда не наведывался. А зря. Внучка Хэрварда! Мне бы давно следовало заинтересоваться ею. Тогда бы я давно увез ее, сделал своей женой. И такая супруга вмиг бы прославила меня.

Как-то вечером я поднялся вслед за ней на смотровую площадку наверху башни. Она не ожидала меня, оглянулась так, словно опасалась. Я же улыбался. Какая же она все же красавица! Опоясанное одеяние подчеркивает ее хрупкость, капюшон ее был откинут и ее волосы казались почти белыми на фоне черной ткани. Она смотрела на меня, но не стала отталкивать, когда я властно привлек ее к себе. Я бы мог почувствовать себя польщенным, если бы она не стояла как неживая и не сводила с меня своих огромных светлых глаз цвета светлой стали… или серебра, если хотите.

— Сейчас я завишу от вас, сэр Хорса, — сказала она. — Но надеюсь, что ваше благородство и четь не позволят поступить со мной дурно.

Что-то было в ее голосе, некая печальная обреченность, отчего мой пыл словно угас. Тогда я решил сказать, что и в мыслях не имею обесчестить ее.

— Когда все закончится, миледи, я заберу вас в свой бург Фелинг и сделаю там хозяйкой.

Она вроде улыбнулась, но в этой улыбке было больше печали, чем веселья.

— Но ведь у вас уже есть три хозяйки, как мне известно.

— Ко всем чертям! Я выгоню их, едва вы вступите на мой порог.

Она в моих руках была такой тоненькой, такой беззащитной, что я ощутил желание. Провел рукой по ее бедру, изгибу талии, коснулся груди. Ого, а у этой шелковиночки грудь, что надо.

Но она вдруг отступила, вырвалась.

— Вы думаете, что теперь любой может делать со мной что угодно!

Я ничего не понял. О чем она? Я ведь предложил ей стать хозяйкой Фелинга!

Вокруг башни сгущался туман. Последнее время заметно потеплело и Тауэр Вейк словно увязал в этой белесой мгле. И мы с Гитой были точно одни на заколдованном острове. Я и эта серебристая туманная фея, что и боялась меня и была от меня зависима. Клянусь Святым Дунстаном, до чего же это возбуждало!

Но в этот миг на лестнице сзади раздались шаги и появилась эта сучка Эйвота. Так и кинулась меж нами.

— Имейте благородство, Хорса из Фелинга! Перед вами леди, а не девка из фэнов.

Черт возьми! Да эта крестьянка меня совсем не боялась. И это после того, как я валял ее как хотел!

— А ну-ка посторонись, голубушка. Я делаю миледи предложение и она почти согласна.

— Предложение! — фыркнула эта рыжая бесстыдница. — Вот освободите ее от Ансельма, а тогда и говорите о женитьбе.

А Гита, которая до этого была так покорна в моих руках, вдруг ухватилась за нее, попросила увести.

Я остался на башне. Стукнул кулаком по одному из зубьев парапета[42], так что заболел кулак. Кровь Водана! Они что забыли, как зависят от меня? Если мы выкрутимся из положения, Гита просто обязана будет принять от меня брачные браслеты.

И тут я услышал звук, от которого едва не подскочил. Проклятый туман! Не будь его я бы давно заметил, когда появился враг. А так рог трубил у самой башни. И с леденящей ясностью я понял, что время испытания пришло. Чертов аббат был перед Тауэр Вейк!

Звук рога был для всех, как гром среди ясного неба. Мой трусливый сыночек Олдрих опять плакал. Великий Водан! — неужели это я породил столь слабое создание? Я огляделся, велел всем заткнуться. Сам занял позицию в амбразуре бойницы, выходящей на дамбу. Ах, еслибы не туман! А так я еле различал силуэт всадника перед поднятым мостом. То что мост работал, было моей заслугой, и я внутренне возгордился, что был столь предусмотрителен.

— Кто это смеет трубить в рог на земле леди Гиты Вейк, устраивая переполох, словно лис, забравшийся в курятник?!

Воин оторвал свою дудку ото рта и громко крикнул:

— По закону эти земли находятся в пользовании преподобного аббата Бэри-Сэнт-Эдмунса. Он распоряжается ими как лорд-опекун несовершеннолетней девицы Гиты Вейк, которая оказалась столь неразумной, что примкнула к мятежникам. Но отец Ансельм готов простить ее, если она добровольно выйдет к нему и сдаст для суда и следствия всех подлых бунтовщиков, какие посмели восставать с оружием в руках против своего господина и благодетеля.

Я ощутил гнев. Оглянувшись увидел стоявшего подле меня Утрэда, опиравшегося на дротик. Хотел было вырвать у него оружие и пронзить дерзкого парламентера, но Утрэд удержал меня.

— Этот человек герольд. Мы покроем себя бесчестьем, если нападем на него.

И кто бы меня учил?! Простолюдин нахватавшийся рыцарских замашек псов-норманнов? Но дротик он держал крепко. И мне пришлось отвлечься на герольда.

— А теперь выслушайте наши условия. Вы немедленно уберетесь из этих владений, иначе немало матерей будут носить траур по безумцам решивших напасть на саксов у башни славного Хэрварда! И это говорю я, Хорса из Фелинга, защитник старых саксонских вольностей и обездоленных девиц.

В этот миг рядом с герольдом появился еще один всадник. Даже туман не помешал мне распознать в этой тучной, восседающей на муле, фигуре алчного аббата из Бэри-Сэнт-Эдмунса.

— Хорса? Зачинщик смут и беспорядков в Норфолке? — донесся до меня его полный яда голос. — О, всем известно, что ты разбойник. И если я расправлюсь с тобой, то, — клянусь мощами Святого Эдмунда! — еще не один благородный рыцарь или землевладелец в этих краях поблагодарит меня, что избавил край от такой заразы. А уничтожить тебя, уничтожить всех вас, смутьяны, я имею полное право. По закону я опекун и распорядитель этих земель. И внучка Хэрварда принадлежит мне, как и все ее имущество и владения. Восстав же против меня, она восстала и против короля Англии. И стоит мне лишь приказать… Но я духовный пастырь и добрый самаритянин. Я буду милостив, если вы сложите оружие. Но суда моего не удастся избежать никому. И я…

— Поп, ты еще не охрип читать проповеди в тумане? — прервал я разглагольствования этого норманна в сутане. — Скоро ты начнешь маяться горлом. А потом и зубами, если попытаешься разгрызть такой орешек, как Тауэр Вейк.

— Это ваш ответ? — через минуту-другую спросил Ансельм.

— Вот наш ответ! — крикнул я. И все же выхватил у замешкавшегося Утрэда дротик, метнул в аббата.

Видимо из-за тумана я промахнулся и острие, вместо проклятого попа пронзило его мула. И я хохотал, глядя как этот жирный святоша выбирается из-под него, как путаясь в складках сутаны, побежал по дамбе прочь. А воин-герольд даже обогнал его, видимо опасаясь, что следующий бросок будет направлен в него.

— Не следовало бы так поступать, — сухо сказал Утрэд. — Это только обозлит аббата.

— Разве у нас был выбор? — огрызнулся я. И посмотрел туда, где стояла леди Гита. Она была бледна. Спросила:

— Как долго мы сможем выдержать осаду?

— Да сколько угодно. У нас есть вода, пшено, овес, молоко, есть наш скот. А ваш дед, миледи, строил свое кремневое убежище на совесть.