Чужак - Вилар Симона - Страница 32

«Пусть все остается как есть Моя злость — моя же сила. Пока не отомщу — жизнь не будет иметь смысла. Карина же… Видно, не судьба. А такая, как она, не пропадет».

До первого в землях дреговичей капища он доехал по указаниям Енеи. Послушал, о чем ему местные волхвы поведали. Узнал, что в этом краю киевские князья большую силу набрали. Уже лет десять-двенадцать, как с дреговичей дань берут. Дреговичи по натуре народ спокойный, покладистый. Говорят, что в жилах у них течет не кровь — вода болотная. Да и сами они живут среди болот, ездят среди болот, охотятся на болотах. Даже само название их — дреговичи— от древнего «дрегва», то есть «батого», происходит. Однако, несмотря на всю их миролюбивость и неспешность, долгое время их никому под себя взять не удавалось. Слыли они неуязвимыми, так как их земли и леса непроходимы для чужих, только местные знали проходы среди заводей и топей. Но тут уж князьям-варягам не откажешь в сообразительности. В самую глубь земли дреговичей, в болота, они не полезли. Попросту вошли на ладьях в устье великой реки Припяти, текущей на меже земель племени, и заняли их торговые погосты. Дреговичи хоть и жили в глуши, но на торги-мены к речному пути сходились, без этого ни одному племени не прожить. Вот Аскольд с Диром, завладев торговыми местами дрегвы, год их пограбили, второй, а потом и мировую предложили. Не будут, дескать, они более чинить обид племенам болотным, а даже берутся оборонять их от исконных врагов — диких древлян, живущих за Припятью, Но с условием, что дреговичи власть Киева признают, на полюдье примут, и дань обязуются платить. Дань поначалу назначили легкую, но с каждым годом увеличивали. И покорная дрегва терпела. Славянские люди вообще быстро ко всему привыкают. А самые бойкие из дреговичей даже на торги в стольный град полян стали ездить. Болотные жители не бедны — и туры могучие в их краю водятся, и пушной зверь, и медведи бродят борти в их лесах сочатся медом. И это не говоря уже о руде болотной, которая всегда в цене и из которой кузнецы-умельцы куют все — от земельных лемехов до добрых мечей-кладенцов. Так что было чем полян порадовать. Аскольд же с Диром слова не нарушили: поставили на берегах границы — Припяти — добротные грады-крепости, охраняли дреговичей от набегов древлян. Насколько могли, охраняли. Ибо древляне яростны и напористы. Для них разбой — один из главных промыслов. Они даже окрестности Киева грабить решались.

Вот в таком краю оказался теперь Торир, наворопник Олегов. Сумел заинтересовать волхвов на капище, и они, когда пришло время, дали ему проводника — к Припяти вывести. Но время это настало не сразу. Весна с таяньем снегов задержала его надолго, да и когда в путь тронулся, передвигался по болотному краю не так скоро, как рассчитывал. В землях дрегвы и пешему пройти трудно, не то, что коннику проехать. Текло в местных лесах множество рек с топкими берегами и заводями, а малым ручьям и речушкам и счета не было. В половодье весеннее они разливались обильно, становясь одним водным полем в лесах. Так что Ториру с Малагой приходилось не столько ехать, сколько плыть на длинном челне-плоскодонке. И все по лесам, где бесконечно стояла вода, темная, неподвижная, с изредка возвышающимися избами на сваях, да гати бревенчатые порой соединяли редкие островки, где хоронились капища.

На таких капищах жрецы-волхвы с каким-то изумлением прислушивались к словам посланца великих перунников с Севера. Конечно, им хотелось бы поднять Перуна-Громовержца над иными богами, а для этого службу нетрудную сослужить. Нетрудную? Лица волхвов даже вытягивались. Да чтоб скинуть власть Аскольда и Дира, казалось, надо и небо, и землю перевернуть.

Торира раздражали их унылые, растерянные лица, их сомнения, робость. Да и капища Перуна тут были плохенькие, бедные. Не больно почитали бога войны и грома болотные дреговичи. Больше молились Сварогу — богу огня, молились Велесу, Роду, Солнцу-Хоросу, но более всего почитали всякую нежить лесную, леших, водяных да болотных. Привычно им так было, иного и представить не могли. Однако к посланцу относились с уважением, давали проводников. Вот только, говорили, пусть вода сойдет. А когда сойдет? Весеннее половодье было в самом разгаре, перелетные птицы летели стаями, гнездились в заводях. Заводи же были, куда ни глянь.

К великой Припяти варяг добрался только во второй половине квитня[61] . Загрузились с конем в длинную ладью, поплыли против течения, держась ближе к северному берегу, берегу дреговичей. Противоположный же берег обхаживали лютые древляне. Везущие Торира гребцы косились в ту сторону подозрительно.

— Вода спадает. Плохое время. Время, когда от древлян в самый раз ждать набега.

Но пока все было тихо. И все же гребцы шли осторожно по своей стороне реки. Порой их окликали с берега. Приходилось причаливать. А не причалишь, вмиг с десяток челнов охранных вслед кинутся, засвистят стрелы, отравленные рыбьим ядом. Однако волхв-сопровождающий успокаивал местных. Волхвы — люди мирные, их дело с богами общаться, потому и почет им. Зачастую даже в гости звали. Торира эти остановки в пути только раздражали. Но одно учел: его дреговичи не знали, а вот про коня его прослышали. В ином селении старейшины начинали даже торговаться, желая прикупить себе такого редкостного скакуна. Но волхв-сопровождающий оказался сообразительным. Придумал байку, что, мол, коня везем в великий град дреговичей Туров, в жертву богам. После таких слов уже никто приставать с торгом не решался. И только тогда к чужеземцу приглядываться начинали. Торир, чтобы не слишком привлекать внимание, уложил доспехи в переметную суму, сам же оделся, как дрегович: в простую одежду из сермяги, в безрукавку черного войлока, расшитую по краю яркими узорами. Ноги обул в постолы[62] местного кроя, бороду не брил, а волосы вокруг головы обвязал тесьмой. Но все равно чужака в нем угадывали, а гостю здесь — главный почет. И к огню поближе посадят, и угостят повкуснее, и девку покраше подложат. Торира зто даже умиляло. Нравился ему местный люд своей открытостью, простотой, щедростью.