Жатва дьявола - Виалар Поль - Страница 25

— Садись, Альбер, — сказал Мишель, подходя к нему.

Он усадил гостя на край одной из скамеек, принес бутылку вина и два стакана, налил Альберу и себе.

Поклонившись и пожелав покойной ночи, работники вышли друг за другом, оставив хозяина и Альбера одних. Мишель чокнулся с гостем, в тишине ясно было слышно, как звякнули стаканы в знак дружеской приязни двух этих людей.

— Приятно видеть, что ты вернулся. И притом навсегда, — сказал Мишель.

— Пора уж было кончать, — ответил Альбер.

— Да, долго это тянулось, — произнес Мишель со вздохом.

Альбер поднял голову. Если уж для кого это долго тянулось, подумал он, то уж, конечно, для него, а не для Мишеля.

— Да, — ответил он наконец, — прямо уж и не знали мы, когда же конец этому будет.

Разговор шел так, как полагается в Босе. И Альбер и Мишель знали, о чем им надо поговорить, но ни тот ни другой не хотели начать. Отец твердил Альберу: «Никогда первым нельзя выскакивать». Босеронцы глубоко верили этой аксиоме, и случалось, что два собеседника при встрече разговаривали часами и встречались несколько раз, пока наконец один из них решался затронуть единственно интересующую их тему.

— Пшеница у тебя хороша, — сказал Мишель.

— И у тебя тоже.

— У меня, пожалуй, колос послабее.

— Ну что ты! Да и с чего бы это? Ведь и у тебя и у меня один и тот же сорт высеян — «вильморен».

— Да, Адель мне говорила, что хочет ее посеять.

— Спасибо тебе за совет.

— Ну, теперь уж она все сама знает.

— А мне еще надо научиться. Она мне расскажет.

— Ты и без советов обойдешься.

— Я уж буду стараться, как смогу.

— И все у тебя хорошо получится.

— Адель славная баба, — сказал Альбер.

— Верно. Очень славная.

— Спасибо тебе, что ты помогал ей.

— Пустяки! Чего там.

— Вы за войну сдружились.

— Она ведь одинокая была.

— И ты тоже, — сказал Альбер, и губы у него чуть дрогнули.

— И я тоже, — не моргнув глазом, подтвердил Мишель. — Хотели как лучше. Все и устроилось.

Он умолк, молчал и Альбер. Слышно было, как часы в стоячем футляре рубят секунды, потом в них что-то щелкнуло, и они пробили.

— Еще стаканчик выпьешь? — спросил Мишель, поднимая бутылку.

— Нет. Я не налегаю на вино, особливо в жару.

— Да ведь ты умаялся нынче. Тебе бы подождать до понедельника, я бы вам свою жатку дал.

— Надо и мне купить такую, — сказал Альбер.

— Конечно. Нынче без них нельзя.

— Особенно тебе, — вон у тебя сколько земли. А мне еще надо подождать, пока земли больше будет.

— Прикупишь.

— Я и рассчитываю на это.

— Ну, вот видишь.

— Только бы не очень долго ждать.

— Может, и подвернется случай.

— Да уж надо бы.

— Понятно.

— Надо бы, к примеру, прикупить к тому полю, где мы пшеницу сеем.

— Хорошо было бы, — согласился Мишель.

— Твой отец нам уже уступил полоску.

— Хотелось помочь вам.

— Вот и теперь нам с Аделью очень бы помогло, если бы пахотной земли у нас побольше было.

Мишель одобрительно кивал головой.

— Прикупить бы нам только два гектара к нашим двенадцати сетье, и было бы выгодно завести жатку.

— Да, — согласился Мишель.

— А если бы больше прикупить, так еще лучше было бы.

— Понятно. Но тут земля-то вся моя.

— Вот я и говорю. Нам бы для начала два гектара, их тебе легко отрезать от прочей земли — понимаешь, о чем я говорю? От моего поля до канавы. Шире стал бы наш клин, нам на пользу бы это было.

Мишель поскреб себе затылок.

— В конце концов, — заговорил опять Альбер, — не так-то уж тебе нужны эти два гектара. А на те деньги, что ты получишь за них, ты можешь купить участок в другом месте, за другой твоей межой — в сторону Шартра.

— Я уже там купил. И еще куплю.

— Ну, вот видишь.

— Вижу. Не вижу только, как я мог бы продать тебе те два гектара, о которых ты говоришь.

— А почему не можешь?

— Я их уже продал.

— Что! — воскликнул Альбер, вскочив со скамьи.

Мишель жестом заставил его снова сесть.

— Я ведь не знал, что ты хочешь их купить, — сказал он.

— Адель тебе ничего не говорила?

— Мы когда встречались, об этих делах не говорили. Да и ты ведь на фронте был, и я к тому же не знал, есть у тебя деньги или нет!

— Тебе не приходило в голову, что мне хочется купить эту землю?

— Приходило. Только насчет денег я сомневался. А тут мне принесли деньги, положили на стол, я и взял их, тем более что хотел доставить человеку удовольствие.

— Кому?

— Альсиду.

— Альсиду?

— Ну да.

— Когда же ты продал?

— Двух недель не прошло.

— Подписали купчую?

— У нотариуса. В город ездили.

— Альсиду? Откуда ж он денег взял?

— Он четыре года хорошо зарабатывал, вот и прикопил. Возчикам лафа была! Да, надо сказать, работал он люто, не то чтобы спустя рукава. По двенадцати часов в день трубил, а то и больше. Он хорошо на меня работал, Альсид-то. Ну, раз уж ему так хотелось купить этот участок и никто другой у меня его не просил, я и продал его Альсиду.

Альбер сидел подавленный, уныло понурив голову.

— Знаешь, — продолжал Мишель, — все они так начинают, понятно, коренные босеронцы, а не пришлые какие-нибудь. Сперва работают в батраках. Откладывают деньги. Женятся.

— Альсид женился?

— А ты и не знал?

Нет, Альбер этого не знал, да его это и не интересовало, он никого не расспрашивал, у него было слишком много дела на «Краю света», он оттуда и не вылезал, так что никто ему и не рассказывал новостей.

— Эти парни женятся, берут за себя бедную девку, такую же, как они сами, чтобы работящая была. Селятся в Монтенвиле, — Альсиду было легко это сделать: у его матери там лачуга была. Вот, значит, на свои сбережения молодые покупают себе корову, и, пока муж работает, жена пасет корову по обочинам дорог — там трава для всех, и платить за нее не надо. Жена продает молоко, выращивает теленка, потом продает его. И вот начинают они прикапливать деньжат, тем более что муж-то работает, и ему за это платят. Ведь так же начинали здесь кое-какие крупные хозяева, или хотя бы их родители, или дед с бабкой: Тируаны, Манури, Бильяры… И когда несколько месяцев тому назад Альсид намекнул, что он хочет купить землю и что у него есть на это деньги, мы сейчас же с ним и подумали о тех двух гектарах, что идут вдоль твоей земли. Ты обычай знаешь: парень останется у меня в работниках, а свою полосу будет обрабатывать по воскресеньям. Когда придет пора убирать хлеб, я выйду на его участок со своей жаткой, он только заплатит за бечевку, которой машина снопы свяжет; а если он там свеклу посеет, я ее копалкой уберу. За это со своего человека деньги не берут. Я и тебе даром сжал бы пшеницу на твоих Двенадцати сетье, если бы ты подождал немного. С удовольствием бы услужил твоей сестре.

Итак, Альсид купил клин земли, Альсид, который стал уже взрослым мужчиной, имел собственный домишко в поселке, женился, завел себе корову и, как сказал Мишель, хотел идти по стопам крупных хозяев и сделаться настоящим землевладельцем. Только плохо он взялся за дело, — выбрал именно этот клин!

— С ума сошел парень. Мы же его сдавим — с одной стороны ты, а с другой — я! — воскликнул Альбер.

— Я ему так и сказал. А он ни в какую! Деньги у меня есть, говорит, участок мне подходит, он хочет только одного: чтобы эти два гектара давали все, что они могут дать. Будет у него маленький прибыток, и хорошо, ничего другого он не ждет. Я ему указывал: вон смотри — с одной стороны Альбер, с другой — я…

— Он, может, думал, что я на войне голову сложу!

— Да нет, ты уже вернулся тогда.

— Так почему же ты мне ничего не сказал?

— Поди ты! Или я первым должен был об этом заговорить? Я встречался с твоей сестрой, и она мне никогда об этом и не заикалась. Как же я мог знать?

Рассуждение логичное, справедливое. Ведь даже сегодня, хоть Альбер и пришел специально для разговора о покупке земли, он ушел бы и не заикнувшись о своем намерении, если бы беседа не повернулась к этому сама собой.