Белый ящер - Вежинов Павел - Страница 11

Несси никогда не всматривался в себя, никогда не анализировал своих поступков. Все происходившее с ним неумолимо вытекало либо из разума, либо из необходимости. В его поведении не было ничего необычного и необъяснимого. В гранитной глыбе его логики — ни одной трещины. Но, возвращаясь домой из парка, он почему-то вспомнил этот вроде бы ничего не значащий случай. То, что мелькнуло перед ним сегодня утром, он видел так часто, что вообще не обращал на это внимания — разве что при непосредственном соприкосновении. Для него это была просто вещь, хоть и специального назначения, но все же вещь, не обладающая даже ценностью многих других вещей на свете. Несси никогда не засматривался на фотографии голых женщин, как другие парни. Это не вызывало у него никаких эмоций.

Ровно в половине восьмого Несси, как и всегда, уже сидел у себя за столом. Знакомая обстановка сразу же вернула ему уверенность, рассеяла непривычные мысли. Теперь ум его был полностью свободен, можно было приниматься за работу. Он чуть не фыркнул от нетерпения, словно измученная жаждой лошадь, перед которой поставили ведро воды.

Несси достал из стола папку в зеленой блестящей обложке, и внешний мир перестал для него существовать. Чем занимался Несси? Всем, что ему поручали. Ни одна задача не казалась ему второстепенной или не стоящей внимания. Как старинные серебряные щипцы, он с легкостью раскалывал любой орех, безошибочно отделяя от скорлупы крепкие целехонькие ядра. Его не останавливали самые запутанные формулы, самые головоломные вычисления. Иногда просто так, шутки ради, ему подсовывали какую-нибудь сложную математическую проблему, над которой бились десятилетиями ученые, и Несси решал ее не задумываясь, не пролив ни капли пота. Только Риман заставил его посидеть несколько месяцев, но и его геометрию он одолел, словно реку — не плавая, а лишь осторожно ступая по дну. Собственно говоря, в его жизни, пожалуй, не было более серьезного испытания.

Однако в то утро ему предстояло заняться материей, которая Несси в принципе была не слишком по вкусу, — теорией вероятностей. Это немного охладило его порыв, но он упрямо продолжал работать. И все же часам к одиннадцати поднял голову, охваченный непривычным чувством легкой усталости и какого-то непонятного внутреннего сопротивления, которое он даже не мог заставить себя осознать. Внезапно вспомнилась девушка у окна. Несси тут же прогнал этот образ. Наверное, так поступал и Лобачевский, выводя свои формулы.

Киты. Звенящая вода. Белая ледяная глыба. Почему он так и не увидел себя самого на ее гладкой поверхности? Странная и неожиданная мысль, от которой перехватило дыхание.

Зазвонил телефон. Несси удивленно взглянул на него — звонили ему очень редко. Несси не замечал этого, но люди, словно сговорившись, избегали его — не от неприязни, а просто от неловкости. Кто его знает, как себя вести с этим странным человеком, ни мальчиком, ни мужчиной, которому даже порядочного анекдота не расскажешь, не рискуя встретить недоуменный взгляд. По служебному телефону ему звонил лишь Кирилл да иногда его непосредственный начальник.

Недоумевая, Несси снял трубку. Конечно, лучше бы это был Кирилл, сейчас такая мысль показалась ему даже приятной.

— Ты, Несси?

Низкий женский голос, нервный, с еле заметной хрипотцой где-то в самой глубине горла — след никотина. Никогда еще она не звонила ему в институт, обычно Несси договаривался с ней вечером из дома.

— Я, Фанни, — ответил он сдержанно.

— Как, мальчик, не проголодался?

Что за неприятная привычка называть его «мальчик», даже иногда «мой мальчик». Это сюсюканье в его лексикон не входило.

— А в чем дело?

— Просто так. Хочу пригласить тебя пообедать.

До сих пор они никогда не обедали вместе.

— Но я на работе, — ответил Несси.

— Один ты, что ли, работаешь? Я тоже работаю, но сейчас хочу пообедать с тобой.

— Видишь ли, Фанни…

— Не виляй, пожалуйста. Отвечай прямо — да или нет.

Несси уже готов был решительно ответить: «Конечно, нет», но произошло невероятное. Открыв рот, он вдруг сказал:

— Ладно, раз ты настаиваешь.

Он и сам не мог поверить, что сказал такое. На том конце провода послышался низкий смех — может, чуть насмешливый, но в общем довольный.

— Значит, есть все-таки в твоей коробке что-то человеческое!

— В какой коробке?

— В черепной, конечно. Жди меня в половине двенадцатого перед академией. И не бойся, я увезу тебя так, что никто не заметит.

— Чего мне бояться? — недовольно отозвался Несси. — Никто меня в узде не держит, я сам хозяин своей работы.

— Браво! — воскликнула она радостно. — А что такое узда, ты знаешь?

— Конечно. Это вид руля, с помощью которого управляют лошадьми, людьми и некоторыми другими видами животных.

— Несси! Ты меня поражаешь! У тебя сегодня прорезалось чувство юмора! — Фанни совсем развеселилась. — Это предвещает нам с тобой чудесный денек.

Несси положил трубку и бесцельно зашагал по комнате. Он был почти смущен — кто это говорил его голосом? Из какой странной, неведомой каморки выскочило это желание? Или просто ему сегодня не работалось с вероятностями, неопределенностями, неуверенностями?

В этот час улицы кишели людьми и машинами. Несси стоял на краю тротуара, на берегу железного потока, который с порожним грохотом катился мимо него. Он не видел его, даже не чувствовал. Просто стоял с пустой головой и ждал, пока появится желтого цвета «вольво». С Фанни Беловеждовой Несси был знаком около двух месяцев — невероятно большой срок для его связей. Но и Фанни, бесспорно, превосходила всех этих маленьких мастодонтов, топавших по паркету его дома. Прежде всего, она была гораздо старше — лет тридцати пяти. Нельзя сказать, что очень уж красивая. Небольшая головка, слегка впалые щеки, вздернутый нос, острый, как клюв дрозда. Но зато все говорили, что ни у кого в городе нет такой красивой и изящной фигуры. Как мы знаем, в этом отношении Несси был не бог знает каким эстетом и тощие дамы такого типа ему не слишком нравились. Фанни была художницей, работала главным модельером в экспортном объединении, имела «вольво». Но Несси не страдал и тщеславием. В Фанни его прежде всего привлекал ум, самый острый из всех, какие он встречал в жизни. Фанни была единственной женщиной, с которой Несси разговаривал с ощущением внутреннего удовлетворения. Ему нравилось следить за странным бегом ее мыслей, которые так легко и виртуозно перескакивали с темы на тему. Это его не раздражало, скорей увлекало. Да он другого и не ожидал от художника-модельера, интересующегося прежде всего линией и формами.

Фанни подъехала через несколько минут, как всегда эффектная — в желтой машине, в желтых до локтей перчатках. Даже губная помада была у нее какого-то сомнительного желтоватого оттенка. Резко затормозив, она распахнула дверцу и почему-то шепотом сказала: «Садись». Глаза ее смеялись, хотя лицо продолжало оставаться серьезным. Длинные искусственные ресницы придавали ей слегка напряженное выражение, как у сидящей на горшочке маленькой девочки. Несси сел рядом с ней, вытянув, насколько возможно, свои длинные ноги. Фанни рванула с места, словно участвовала в гонках, обогнала несколько машин и первой остановилась у светофора перед Военным клубом. Лишь теперь Несси с интересом взглянул на ее птичий профиль.

— Уже успела выпить?

— А как же! — невозмутимо отозвалась Фанни. Иначе я бы пригласила кого-нибудь другого.

Не дождавшись зеленого света, она свернула налево и яростно помчалась прямо на нескольких задержавшихся на «зебре» пешеходов. Но Несси даже не дрогнул, он хорошо знал ее стиль вождения. Машина с ревом неслась по улице, глаза Фанни так и горели от возбуждения.

— Куда ж это мы?

— К Золотым мостам.

— Вот спасибо, — сдержанно ответил он. — Давненько я не едал свиных отбивных.

Почему она так любила таскать его в глухие пригородные ресторанчики? Нарочно, чтоб не показываться с ним на людях? Или просто чтоб произвести на него впечатление своим шоферским мастерством? И то и другое было ему безразлично, он и не думал протестовать. Всю дорогу Фанни оживленно болтала — о знакомых, о фильмах, которые она видела на закрытых просмотрах. Несси слушал ее рассеянно, все еще слегка смущенный и недовольный собой. Фанни рассказывала о каком-то франко-американском фильме — как ему показалось, бессмысленном и отвратительном, полном извращений. Под конец Брандо задушил свою партнершу собственными руками — «просто так, ни за что», заключила она с каким-то скрытым удовлетворением. Несси, немного помолчав, спросил: