Корабль для уничтожения миров - Вестерфельд Скотт - Страница 21

– Вы, – позвал он.

– Сэр?

Фрик продемонстрировал свои голые руки.

– Раздобудьте мне перчатки.

Примерно через триста семьдесят секунд риксы могли превратить всех на борту «Рыси» в желе, но будь он проклят, Уотсон Фрик, если до этого времени его расплющит какая-нибудь мерзкая железяка.

Кэтри Хоббс никогда не слышала, чтобы в командном отсеке было так тихо.

Теперь, когда не работало синестезическое поле, большинство панелей управления стали безжизненно-серыми. Хоббс редко задумывалась о том, насколько мало было материальных среди тех экранов и пультов, которыми она пользовалась каждый день. Казалось, будто в командном отсеке все обернули шероховатыми серыми оболочками, будто неработающие модели. В свете красных аварийных огней виднелись считанные жирные кнопки, которые никак не зависели от вторичного зрения. Большой воздушный экран, обычно занимавший большую часть отсека, теперь заменился маленьким плоским аварийным экраном, демонстрировавшим изображение только на одном уровне зрения, да и то – со «снегом».

В этом тусклом царстве первичного зрения члены командного состава передвигались как в тумане. Казалось, синестезия им всем приснилась и они вдруг одновременно очнулись от этого сна.

На самом деле их обескураженность никакого значения не имела. Они мало что могли бы сделать сейчас, когда «Рысь» двигалась, пребывая в режиме почти полной темноты. Пилоты следили за работой холодных реактивных двигателей и медленно вели фрегат по дуге – всего девяносто градусов за восемь минут, чтобы развернуть «Рысь» точно носом к риксскому крейсеру. «Рысь» действовала подобно дуэлянту, который поворачивается к противнику боком, дабы уменьшить уязвимую площадь тела. Пилоты оживленно переговаривались между собой, но Хоббс их разговоров не слышала. Старший помощник непроизвольно пошевелила пальцами, желая переключить переговоры на себя, но вторичный слух тоже не работал. Хоббс понимала, почему пилоты нервничают. Для своих расчетов они пользовались экранированным секретным компьютером, спрятанным под слоем брони неподалеку от лазарета. Процессор этого компьютера по мощности равнялся тому, который вставляли в роботизированные игрушки.

На таком расстоянии риксские датчики обладали очень высокой чувствительностью. Можно было пользоваться только самой примитивной электроникой.

Хоббс подумала о бригаде монтажников под руководством Фрика. Сейчас они, по идее, уже должны были установить импровизированную броню на новом месте. Хоббс повернула тугой тумблер на пульте, пытаясь разыскать бригаду. Вместо обычной волны звуков, доносившихся с нижних палуб, звучал приглушенный гул голосов. Связные диалоги передавались только по системе проводной связи с помощью передатчиков, установленных в главных отсеках корабля. Маломощными портативными рациями разрешалось пользоваться только по приказу капитана. На таком расстоянии риксские датчики могли засечь излучение от пакетика с лапшой, снабженного системой микроволнового самоподогрева. Пришлось отключить даже медицинские эндоустройства. Протезы капитана Зая не работали, он не мог подняться с капитанского кресла. Двигалась только его здоровая рука, а протезированная застыла в таком положении, что казалось, держать ее так должно быть больно.

– Как они там, Хоббс? – спросил Зай. Его голос казался таким мягким, таким человечным сейчас, без привычного усиления на канале прямой связи с капитаном.

– Я… – Хоббс продолжала вертеть ручку настройки и прислушиваться к тому, что происходит в разных отсеках корабля. Этот допотопный способ поиска ужасно раздражал, от него можно было сойти с ума.

Миновало десять мучительных секунд, и Хоббс была вынуждена признаться:

– Я не знаю, сэр.

Ответив так, Хоббс попыталась припомнить, а отвечала ли она хоть раз капитану вот так.

– Не волнуйтесь, Хоббс, – сказал Зай и улыбнулся ей. – Наверное, они где-то между двумя пунктами связи. Дайте мне знать, когда они выйдут на связь.

– Хорошо, сэр.

Несмотря на то что капитан фактически лишился обеих ног и одной руки, его, похоже, не удручала та слепота, которую принес с собой царящий на борту фрегата режим затемнения. Хоббс вдруг поняла, что Зай пишет авторучкой на бумаге.

Он заметил, как оторопело его старший помощник смотрит на древнее приспособление для письма.

– Может быть, пока это не закончится, нам придется прибегнуть к системе посыльных, Хоббс, – объяснил Зай. – Вот я и решил поупражняться в каллиграфии.

– Не уверена, сэр, но, похоже, смысл последнего слова мне незнаком.

Зай снова улыбнулся.

– На Ваде без хорошей отметки по чистописанию школу не закончишь, Хоббс. Знаете, древние искусства время от времени всегда возвращаются.

Хоббс кивнула. Слово «чистописание» она поняла.

– А на утопианских планетах искусства древности не слишком почитаются, верно?

– Пожалуй, нет, сэр, – отозвалась Хоббс, отчасти недоумевая из-за того, почему капитан беседует с ней на отвлеченные темы всего за несколько мгновений до того, как «Рысь» могла попасть под обстрел. Но с другой стороны, чем еще было заниматься при затемнении, как не разговаривать на отвлеченные темы. – Но зато я еще в начальной школе научилась пользоваться секстантом.

– Это превосходно! – искренне восхитился капитан.

– Вот только на выпускных экзаменах от нас не требовали показывать, насколько блестяще мы владеем этим инструментом.

– Очень надеюсь, что вы не забыли, как им пользоваться, Хоббс. Если риксы еще раз заденут наш главный процессор, нам запросто можно потребоваться ваша помощь. Придется поработать возле иллюминаторов.

– Будем надеяться, что до этого не дойдет, сэр.

– Двадцать секунд, – объявила молоденькая девушка-лейтенант довольно громко, чтобы ее голос расслышали все, кто находился в отсеке. Она не спускала глаз с циферблата механического хронометра, который у кого-то из членов экипажа хранился как антикварная вещица. Капитан Зай тоже извлек из шкатулки с семейными реликвиями старинные ваданские наручные часы. Он осмотрел оба прибора и определил, что они работают на пружинных механизмах и, следовательно, невидимы и неслышимы для риксов, а потом синхронизировал показываемое часами время, повертев на своих миниатюрную шишечку.

Лейтенант продолжала отсчет. Приближалось мгновение, когда риксы могли открыть огонь. Капитан Зай протянул Хоббс приспособление для письма и листок бумаги.

– Не хотите попробовать?

Она взяла ручку, словно нож, но это, похоже, было неправильно. Тогда она попробовала взять ее как указку.

– Поверните и зажмите пишущий конец указательным и средним пальцами, – негромко посоветовал капитан.

– А, почти как вилку, – отозвалась Хоббс.

– Пять, – проговорила лейтенант. – Четыре…

Хоббс нарисовала несколько загогулин. То, как ручка касалась бумаги, доставляло странное удовольствие. В отличие от рисования в воздухе трение шарика о бумагу приносило физическую уверенность. Хоббс набросала план командного отсека.

Неплохо. Но как этим писать? Она провела две скрещенные линии. Получилось что-то вроде «X». Потом нарисовала кружочек – «О».

– Ноль, – выговорила лейтенант. – Мы вошли в зону радиуса действия бортовых орудий противника.

Хоббс попробовала написать остальные буквы своей фамилии, но получились каракули.

Офицер, ведавший системой датчиков, сидел, склонившись головой к пульту. Вдруг он заговорил громким и четким голосом – так, словно обращался к публике с театральной сцены.

– Они стреляют. Из стандартной фотонной пушки. Похоже, целятся в сторону нашего последнего вектора, который они успели засечь.

Хоббс кивнула. Риксы, видимо, выследили «Рысь» четыреста пятьдесят секунд назад – до того, как на корабле был введен режим затемнения. Но потом холодные дюзы повели фрегат другим курсом.

Капитан рискнул. В холодных реактивных двигателях в качестве рабочего тела использовались вода и прочие перерабатываемые жидкости. В дело была пущена половина запасов воды «Рыси» и даже довольно большая масса кислорода, который хранился в сжиженном состоянии. За счет тех взрывов, с помощью которых была сброшена защитная броня с носа, корабль еще немного ушел вперед.