Буколики. Георгики. Энеида - Вергилий Марон Публий - Страница 52

55 Ныне же мы оказались опять у могилы Анхиза, —

Нас не без воли богов, я верю, ветры примчали

В гавань друзей, в тот край, где лежат родителя кости.

Справим же все сообща по нем священную тризну,

Будем о ветрах молить, о том, чтоб обряд ежегодный

60 В собственном храме его совершали мы, город воздвигнув.

По два быка на каждый корабль дарит вам сегодня

Троей рожденный Акест; призовите же к трапезе нашей

Отчих пенатов и тех, что радушным чтимы Акестом.

После, когда взойдет в девятый раз над землею

65 День благодатный и мир озарит лучами Аврора,[590]

Я состязанье судов быстроходных устрою для тевкров.

Всякий из вас, кто силою рук иль проворством гордится,

Всякий, кто мечет копье иль тонкие стрелы искусно,

Кто, обвив кулаки ремнями, бьется отважно,

70 Пусть приходит и ждет по заслугам пальмы победной.

Ныне ж сомкните уста и ветвями чело увенчайте".

Так он сказал и чело материнским миртом украсил;

Вслед по примеру его Гелим и Акест престарелый,

Юный Асканий и все троянцы сделали то же.

75 После родитель Эней, многолюдной толпой окруженный,

Прямо к могиле пошел, и тысячи шли за героем.

Там, возлиянье творя, две чаши Вакховой влаги

Чистой и столько же чаш молока и крови священной

Он пролил и, цветы разбросав пурпурные, молвил:

80 "Ты, о родитель святой, понапрасну мною спасенный,

Праху привет твоему, привет и тени и духу![591]

Нет, не дано мне было с тобой назначенных роком

Нив италийских и вод неведомых Тибра достигнуть".

Так говорил он – и вдруг появилась змея из гробницы:[592]

85 В семь огромных колец изогнув упругое тело,

Холм семь раз обвила, с алтаря на алтарь проползая.

В темных пятнах спина, чешуя переливчатым блеском

Золота ярко горит; так, против солнца играя

Тысячей разных цветов, сверкает радуга в небе.

90 Замер Эней. А змея, извиваясь лентою длинной,

Между жертвенных чаш и кубков хрупких скользила,

Всех отведала яств и в гробнице снова исчезла,

Не причинивши вреда и алтарь опустевший покинув.

Вновь начинает обряд в честь отца Эней и не знает,

95 Гений ли места[593] ему иль Анхиза прислужник явился.

Двух родителю он заклал овец по обряду

Столько же тучных свиней и быков молодых черноспинных,

Чашами льет он вино и взывает к духу Анхиза,

Маны великого вновь с берегов зовет Ахеронта.

100 Также и спутники все несут, что каждый имеет,

Радостно в дар на алтарь и, быков для пира зарезав,

Прямо в траве на лугу расставляют котлы, разжигают

Под вертелами огонь и на углях убоину жарят.

День долгожданный настал; в девятый раз выезжает,

105 Ясным светом горя, на конях Фаэтона Аврора.[594]

Люд окрестный, молвой привлечен и славой Акеста,

На берег валом валит, энеадов увидеть желая;

Многие также хотят помериться силами с ними.

Вот у всех на виду средь ристалища ставят награды:

110 Есть и треножники здесь, и венки из листьев зеленых,

Ветви пальм победителям в дар, пурпурное платье,

Золота целый талант[595], и талант серебра, и оружье.

С вала запела труба, начало игр возвещая.

Первыми вышли гребцы состязаться на веслах тяжелых;

115 Выбраны были для игр четыре судна огромных;

Юношей пылких собрал Мнесфей на «Ките»[596] быстроходном

(Стал италийцем Мнесфей и рода Меммиев предком);

Вел «Химеру» Гиас – корабль огромный, как город,

С силой гнали его, в три яруса сидя, дарданцы,

120 В три приема они три ряда весел вздымали.

Правил «Кентавром» Сергест – от него получил свое имя

Сергиев дом; а Клоант управлял синегрудою «Сциллой»

(Храбрый Клоант был твоим, Клуенций-римлянин, предком).[597]

Есть утес вдалеке от пенной кромки прибоя;

125 Волны бушуют вокруг и вершину его заливают

В зимние дни, когда Кор застилает тучами небо;

Но в безветренный день он из вод выступает недвижных,

Манит птиц водяных в тишине на солнце погреться.

Там родитель Эней из зеленых веток дубовых

130 Мету воздвиг – чтобы знал мореход, откуда вернуться

Должно ему и где поворот его ожидает.

Жребий места кораблям указал. На корме возвышаясь,

Золотом блещут вожди и нарядов пурпуром ярким.

Тополя свежей листвой увенчались гребцы молодые,

135 Плечи нагие блестят и лоснятся, маслом натерты.

Все сидят на скамьях и руки держат на веслах,

Знака ждут, замерев; лишь в груди трепещет, ликуя,

Сердце и бьется сильней, одержимое жаждою славы.

Громко пропела труба – и немедля с места рванулись

140 Все корабли, и соперников крик взвился в поднебесье.

Рук не жалея, гребцы разметают пенную влагу,

Тянется след за кормой, расступаются воды под килем,

Гладь рассекают носы кораблей и длинные весла.

Так не мчится стремглав, пожирая пространство ристалищ,

145 Парных упряжек чреда, вылетая из-за решетки,

Так не рвутся вперед, сотрясая извилистый повод,

К самому крупу коней наклоняясь с бичами, возницы.

Криком и плеском рук между тем ободряли любимцев

Зрители, шум голосов по лесистому несся прибрежью

150 И возвращался назад, от холмов отражаясь окрестных.

Первым несется средь волн Гиас, остальных обогнавший,

Вслед ему крики толпы летят; за ним поспешает

Грузный Клоанта корабль; хоть гребцы на нем лучше, но тяжесть

Ход замедляет его. И на равном от них расстоянье

155 Сзади «Кит» и «Кентавр» обойти друг друга стремятся:

То «Кентавр» впереди, то «Кит» его обгоняет

Мощный, то рядом они бок о бок мчатся, и вместе

Длинные кили судов бороздят соленую влагу.

«Сцилла» с «Химерой» меж тем приближались к утесу и мете.

160 Тут Гиас, что всех впереди летел, побеждая,

Громким голосом так Меноту-кормчему крикнул:

"Что же ты правишь в обход? Поворачивай к берегу ближе,

Влево бери, чтоб утес задевали лопасти весел.

Пусть другие идут в открытое море!" Но кормчий

165 Вывел корабль на простор, подводных скал опасаясь.

Снова воскликнул Гиас: "Да куда же ты правишь, упрямый?

К скалам сверни!" – а меж тем озирается сам на Клоанта:

Сзади Клоант нагонял и дорогу срезать старался.[598]

Вот, между гулкой скалой и огромным судном Гиаса

170 Круто налево свернув, победителя «Сцилла» обходит

И вылетает в простор, за кормою мету оставив.

Жгучей обидой тогда переполнилось юноши сердце,

Брызнули слезы из глаз; позабыв о том, что достойно,

Что недостойно вождя и о спутников благе не помня,

175 В море Гиас с корабля нерадивого сбросил Менота,

Сам же на место его у кормила встал, продолжая

Криком гребцов ободрять, и корабль повернул к побережью.

Тою порой престарелый Менот, из пучины насилу

Вынырнув, медленно плыл, отягченный намокшей одеждой,

180 Прямо к утесу – и там на сухую вылез вершину.

Тевкры смеялись над ним, когда падал и плыл он неловко