Возвращение странницы - Вентворт Патриция - Страница 8

Глава 7

Линдолл вышла из гостиной и закрыла за собой дверь. На миг ее охватило облегчение, иллюзорное чувство успешного бегства. Но тут же Филип вышел за ней, взял ее за руку и широким шагом повел прочь.

Впустив Лин в кабинет, он вошел следом, захлопнул дверь и прислонился к ней.

— Значит, и ты туда же! Что за игру ты затеяла?

— Не понимаю…

— Ты выставляешь себя на посмешище!

Роковые слова чуть не сорвались с ее губ. Ужаснувшись им, Лин побледнела еще сильнее, чем прежде, — потому что чуть не выпалила: «Если бы так!» Филип заявил, что она выставляет себя на посмешище, а она чуть не пожалела вслух о том, что он ошибся. И это означало бы одно: ее раздосадовало возвращение Энн. Но об этом Лин не позволяла себе думать.

Филип смерил ее взглядом, и Лин показалось, что она уловила в нем пренебрежение.

— Глупышка! Ты сдерживаешься в пику мне, это ясно. Но зачем ты это затеяла?

Она стояла перед ним, как провинившийся ребенок.

— А что такого я натворила?

Он рассмеялся.

— Гораздо важнее то, чего ты не сделала. Если она и не знала чего-то, ты приложила все усилия, чтобы просветить ее, не так ли?

— Ты имеешь в виду фотографии? — медленно и встревожено уточнила она.

Филип взял ее за запястья.

— Посмотри мне в глаза! Эта женщина — не Энн. Энн умерла. Нет, не отворачивайся! Почему ты решила, что она Энн? — он крепче сжал пальцы. — Ты и вправду так считаешь?

Она смотрела на него во все глаза, но не знала, что ответить. Филип отпустил ее руки и со смехом попятился.

— Значит, ты ни в чем не уверена? Ты молчишь? Растеряла все слова? Но будь ты уверена в своей правоте, ты открыто заявила бы о ней. Хочешь, я помогу тебе, объясню, как все было? — Он сунул руки в карманы и прислонился спиной к двери. — Сначала ты ей поверила, тебе и в голову не пришло усомниться. «О, какая радость! Энн жива, все это время она была жива!»

Лин выдержала его взгляд и подтвердила:

— Да…

— А потом первая вспышка радости угасла, верно? — он прищурился, впиваясь в нее взглядом. — Да, тебе стало не до веселья. Тебе пришлось притворяться, делать над собой усилия, выполняя ее просьбы.

— Да… — хотела повторить Лин, но ее бледные губы не шевельнулись. Понимая, что ее выдают глаза, она поспешно отвела взгляд.

— Если бы я не любил тебя всем сердцем, я отвесил бы тебе затрещину!

И без того мертвенно-бледное лицо Лин стало совсем белым. Мышцы напряглись, лицо осунулось. Она взялась одной рукой за другую и крепко стиснула пальцы.

— Так нельзя… — еле выговорила она.

Только человек с острым слухом сумел бы разобрать ее слова. К счастью, Филип прекрасно их расслышал.

— Что нельзя? — уточнил он и продолжал, видя, как ее глаза наполняются скорбью и упреком. — Нельзя любить тебя или давать затрещины?

— Ты же знаешь…

На его лице вспыхнула краткая улыбка и вновь погасла. Всего на миг постороннему наблюдателю представился случай увидеть, какими обаятельными могут быть мужчины рода Джоселин. Резкие очертания губ смягчились, искренний блеск преобразил глаза. Но перемена была мимолетной. Прежде чем Линдолл успела немного успокоиться, Филип продолжал:

— Ты права, я сам знаю. Я не должен любить тебя — потому что Энни Джойс разыграла комедию, выдавая себя за Энн. Так ведь?

— Нет. Все дело в том, что Энн… Энн — твоя жена, — на этот раз ответ прозвучал громче, но губы по-прежнему едва шевелились.

Ледяным, раздраженным тоном Филип отозвался:

— Эта женщина вовсе не Энн, и уж конечно, не моя жена! Думаешь, я не узнал бы ее? Нельзя прожить с женщиной целый год и спутать ее с другой. Мы с Энн прекрасно знали друг друга и с каждой ссорой узнавали еще лучше. А эта особа знакома со мной не более, чем я — с ней. Мы никогда не встречались, мы совершенно чужие люди.

Глаза Линдолл наполнились болью. В них что-то шевельнулось — какая-то мысль или чувство раскаяния, но его тут же поглотила боль.

— Тебе нравится роль мученицы? — резко, почти оскорбительно продолжал Филип. — Ну конечно: я люблю тебя, а Энн жива. Она разлучит нас, поэтому ты и считаешь Энни Джойс моей женой. Нам нестерпимо больно, и ты готова на все, лишь бы мы расстались. Думаешь, я соглашусь? Ни за что! — Он протянул руку. — Иди сюда.

Она шагнула вперед, его ладонь легла на ее плечо.

— Думаешь, я не понимаю, что с тобой творится? Сначала ты была абсолютно уверена, что она — Энн. Но потом, засомневавшись, ты принялась винить себя, убеждать, что с твоей стороны сомневаться несправедливо и непорядочно. Затем ты пришла к выводу, что сомневаешься потому, что не хочешь, чтобы Энн оказалась живой — и конечно, ты принялась всеми силами уверять ее и всех остальных, что ты очень рада! Не знаю, что ты успела натворить — но, думаю, натворила немало. Надеюсь, впредь ты не станешь так поступать: ты не умеешь лгать, мне не составит труда разоблачить тебя, — он притянул Лин к себе и обнял за плечи.

Она испустила прерывистый вздох.

— Неужели я навредила нам?

— Видимо, да.

— Прости, я не хотела…

— Детка, зло совершают не только умышленно, но и по велению сердца.

— Ты несносен.

— Само собой.

— Филип, но что же я все-таки натворила?

— Это нам еще предстоит выяснить — или, если выражаться по-французски, qui vivra verra [1]. Очевидно, ты сообщила ей немало подробностей, о которых она должна была знать, но не знала, и не узнала бы, если бы не твоя помощь.

— Каких подробностей?

— Касающихся нашей семьи и соседей. Многое она знала от Терезы, но кое-что могла забыть, а ты невольно воскресила ее воспоминания.

Линдолл заерзала в кольце его рук.

— Филип, это несправедливо. Посуди сам: вернувшись после длительного отсутствия, Энн не могла не начать расспрашивать о родных и знакомых. Ей наверняка было бы интересно узнать, как они живут, где они и так далее.

— Смотря как она завела эти расспросы. Это я предпочел бы узнать от тебя. Несомненно, она действовала очень ловко. Она гораздо умнее Энн — Энн не отличалась хитростью и умом. Она знала, чего хочет, и добивалась своего, а в противном случае закатывала сцену. Словом, она действовала честно и открыто, прибегать к уловкам ей не приходилось — в отличие от Энни Джойс. А Энни всю жизнь была вынуждена хитрить и изворачиваться, притом довольно часто. Ну а теперь расскажи, как она выспрашивала о соседях.

Линдолл прикусила губу.

— Филип, твоя просьба звучит оскорбительно. По-моему, все выглядело вполне естественно. Она спросила, много ли в округе пустующих домов — разве Энн не поинтересовалась бы этим? Потом спросила, кто из соседей погиб на войне, как живут остальные — такие же вопросы могли возникнуть и у Энн.

— А потом речь зашла об альбомах с фотографиями?

— Филип, все опять-таки вышло само собой. Она поинтересовалась, — почему меня не призвали на службу, и я ответила, что числюсь в женской вспомогательной службе ВМС, но сейчас нахожусь в отпуске по болезни. Она заявила, что хотела бы увидеть меня в форме и спросила, занимается ли тетя Милли фотографией, как прежде. Я ответила, что да, когда у нее появляется пленка. Как видишь…

Филип уже все понял: молоко безнадежно пролито. Оплакивать потерю бесполезно.

Линдолл вскинула голову и заглянула ему в глаза.

— Филип…

— Что?

— Знаешь, Филип…

— Что еще ты натворила?

— Больше ничего. Но напрасно ты думаешь, что я во всем согласна с тобой. Ей известно то, что могла знать только Энн.

Филип иронически приподнял брови.

— Жаль, что ты не имела удовольствия знать мою кузину Терезу. Уверяю, она совала нос куда только можно и смаковала сплетни, а Энни Джойс прожила с ней целых семь лет.

Линдолл покачала головой — казалось, она пытается прогнать какие-то мысли.

— Похоже, ты уже все решил, и совершенно напрасно. Филип, мне придется пойти другим путем — кто-то же должен проявить беспристрастность. Меня не покидают мысли об Энн — я так ее любила! Я думала, она вернулась. Если это не она, значит, с нами сыграли чудовищную, жестокую шутку. А если все-таки это она, настоящая Энн — что же мы делаем? Как мы приняли ее? Эти мысли не дают мне покоя. Представь, каково вернуться домой и узнать, что ты никому не нужна, даже собственному мужу — худшего положения невозможно вообразить! Об этом я думаю каждую минуту.