Возвращение странницы - Вентворт Патриция - Страница 17

Потом предстояло еще сделать завивку, укладку и маникюр, купить косметику. День и впрямь выдался утомительный, но Энн ждала бы его с нетерпением, если бы не письмо, лежащее в сумочке. Мысленно она твердила себе, что с этим делом следует покончить как можно скорее.

Это просто, как дважды два. Если уж на то пошло, она справится сама. Можно написать письмо от третьего лица, например вот так: «К сожалению, леди Джоселин ничего не может добавить к сведениям о смерти Энни Джойс, опубликованным в газетах. Вряд ли она…» Нет, не годится — слишком резко, чересчур высокомерно. Незачем ранить чужие чувства. Чем проще будет письмо, тем лучше. «Уважаемая мисс Коллинз, к сожалению, я не смогу сообщить о смерти бедной Энни Джойс что-либо помимо того, что вам уже известно. Сведения, имеющиеся в моем распоряжении, весьма ограниченны. Я согласилась бы встретиться с вами, если бы полагала, что это поможет вам, но я считаю что мы только разбередим старые раны». Да, вот так будет отлично.

Она мимоходом пожалела о том, что сразу не написала и не отправила это письмо. В конце концов, кто узнает, что Нелли Коллинз написала ей, а она ответила? Но едва у нее промелькнула эта мысль, как она поняла: этот случай ей не скрыть. Ее ответное письмо, если она вообще напишет его, будет частью сложного плана, продуманного отнюдь не ею, и этого плана ей придется строго придерживаться. На миг ей показалось, что у нее провал в памяти. Ощущение было необычным: ее охватило оцепенение, словно после контузии, она вмиг утратила всю решимость. Странное ощущение вскоре прошло, но даже воспоминания о нем внушали страх.

К счастью, ей было чем отвлечься. Превосходная одежда попадалась в магазинах, но ее нужно было еще найти, к тому же цены поражали даже самое богатое воображение. Она отдала двадцать пять фунтов за жакет и юбку из добротного шотландского твида, бежевого, в коричневую полоску и крапинку — костюм был ей к лицу. Восемнадцать талонов уже истрачено. Пара коричневых уличных туфель, пара домашних — четырнадцать талонов. Шесть пар чулок — еще восемнадцать. Она вдруг поймала себя на мысли, что думает не о ценах, а о количестве талонов, с которыми приходится расставаться.

Только в три часа дня у нее нашлось время вспомнить о том, как ей страшно. Она в нерешительности стояла между двумя узкими витринами, в одной из которых был выставлен улыбающийся восковой манекен с замысловатой прической, а в другой — белоснежная рука с накрашенными ногтями, лежащая на бархатной подушке. Обе витрины были задрапированы ярко-синими шторами. И подушка, и наряд золотоволосой женщины-манекена были пронзительно-розовыми. На вывеске блистало золотом имя «Феликс». Энн Джоселин взялась за ручку и открыла дверь.

Если бы она колебалась дольше или вошла бы сразу, все сложилось бы иначе, некоторых событий не произошло бы вовсе. Линдолл могла бы не заметить ее, если бы она сразу распахнула дверь. А если бы Энн помедлила еще немного, Линдолл успела бы окликнуть ее, и Энн отказалась бы от визита к мистеру Феликсу и ответила бы на письмо Нелли Коллинз сама.

Так или иначе, Лин на миг замерла на противоположной стороне улицы, гадая, не ошиблась ли она и действительно ли перед ней Энн. По-видимому, сама Энн не заметила Лин. В верхнюю половину двери между двумя витринами было вставлено зеркальное стекло. Что отразилось в нем, что успела увидеть Энн, прежде чем открыла дверь и вошла в салон? Если это и вправду Энн и она заметила, что Линдолл смотрит на нее, что она подумала? Что Лин не решается подойти к ней и заговорить? Что у Лин есть причины избегать ее? Если Энн пришла к такому выводу, это ужасно. Этого нельзя допустить. А если все-таки случилось самое худшее, следует немедленно исправить положение.

Линдолл пришлось переждать, пока мимо проедет самая длинная в истории вереница транспорта. К тому времени как она смогла перейти через улицу, от ее решимости почти ничего не осталось. Лин по-прежнему не знала, действительно ли она видела Энн, но собиралась это выяснить. За стеклами салона мелькнули шубка и голубое платье. Если она увидит в салоне те же шубку и платье, значит, перед ней не кто иной, как Энн.

Лин вошла в салон и увидела двух женщин, ждущих у прилавка, а также пышногрудую продавщицу, что-то снимающую с верхней полки. Среди посетительниц магазина при салоне Энн Джоселин не оказалось — впрочем, среди них не было ни одной дамы, одетой в шубку; которую Линдолл узнала даже издалека.

Она ждала, когда продавщица обернется, но та медлила. Одна из покупательниц объясняла, какой именно лосьон для укладки волос ей нужен, и каждый раз, когда она делала паузу, грудастая продавщица отвечала, что такого лосьона в салоне нет, но есть другой, гораздо лучше. Линдолл поняла, что этот разговор может продолжаться до бесконечности. Подстегнутая нетерпением, она прошла по салону к двери, за которой находились кабинки парикмахеров и маникюрш. Если Энн решила сделать прическу, она наверняка здесь. Выяснить это не составит труда. В случае чего можно объяснить, что она ищет подругу.

За дверью Лин первым делом услышала журчанье воды. Одну кабинку от другой отделяли не двери, а шторы, заглянуть в щели между которыми было нетрудно. Полная женщина с могучей красной шеей, вторая, худенькая, с головой, откинутой в раковину, смуглая девушка, пристально следящая за работой маникюрши, другая клиентка, которой делали перманент, третья… Лин нигде не увидела ни Энн, ни ее шубки, но знала, что Энн где-то здесь.

Коридор между кабинками заканчивался еще одной застекленной дверью. В зеркальном стекле отразился двойник Лин Армитидж — испуганная девушка в сером твидовом костюме и темно-красной шляпке. Глупо пугаться, если не сделал ничего дурного и не хочешь, чтобы тебя поняли превратно. Если тебе предстоит нелегкая задача, самое время высоко вскинуть подбородок — с таким видом, будто ты способен купить весь мир, заплатив наличными.

Лин толкнула дверь и очутилась в тесном помещении с крутой деревянной лестницей слева, дверью справа и второй дверью — прямо напротив. После ярко освещенного салона сумерки здесь казались особенно густыми; в отличие от жарко натопленного, душного коридора между кабинками, здесь стоял промозглый холод, пахло сыростью и плесенью. Очевидно, сюда клиентов не пускали. Энн куда-то девалась. Но едва успев подумать об этом, Лин услышала голос Энн Джоселин.

Неизвестно почему, ей опять стало страшно. Она услышала голос, но не различила слов, к тому же не была уверена, что говорит именно Энн. Если бы в эту минуту она не думала об Энн, вероятно, не обратила бы внимания и на голос. Лин нерешительно шагнула вперед. Ее глаза уже привыкли к полутьме, и она разглядела, что дверь прямо перед ней прикрыта неплотно. Встречаются такие неудобные двери: они либо открываются сами собой, либо никак не поддаются.

Линдолл коснулась ладонью двери — это вышло само собой, она ни о чем не успела подумать. Ладонь легко надавила на дверь, и та поддалась. Вдоль косяка появилась тонкая золотистая полоска. Голос, похожий на голос Энн, произнес:

— Я могла бы написать Нелли Коллинз сама. Она безобидна.

В ответ послышался мужской шепот:

— Это не вам решать.

Линдолл отдернула ладонь и отвернулась. Ее сердце гулко заколотилось, ей стало стыдно и жутко. Если бы она дала себе волю, паника мгновенно охватила бы ее. Надо уйти. Удалиться как можно скорее, но бесшумно. Лин казалось, что она не сможет даже пошевелиться, но вскоре это ощущение прошло.

Коридор между кабинками встретил ее теплом и удушливой мешаниной парфюмерных запахов. Она прошла по коридору, толкнула дверь и снова оказалась у прилавка, где ничто не изменилось: две покупательницы болтали без умолку, продавщица перебирала флаконы, повернувшись к ним спиной. Лин вышла на улицу и закрыла за собой дверь. Никто не видел, как она вошла в салон и покинула его.