Проказы леди Маргарет - Веллман Катрин - Страница 10

Он улыбался:

— Ты не ревнуешь? Она тоже улыбалась:

— Нет, ведь я твой друг…

Маргарет попыталась и доказать это. Теперь, когда он направлялся к своим приятелям, она сопровождала его. Для них открывали винную лавку, и она покупала для всех выпивку. Постепенно компания распадалась, юноши один за другим исчезали в направлении освещенных хижин, где их угощали мятным чаем и любовью.

Маргарет и ее любовник оставались одни. Он спрашивал:

— Ты спишь?

Она отвечала вопросом на вопрос:

— А что? Он мялся:

— Ничего… Я не…

Однажды она сама предложила: я — Иди, навести свою подружку. Я подожду тебя снаружи… Маргарет повела его темной аллеей к хижине, которую еще днем ей показали местные сплетники.

— Ну, иди же, — сказала она. — Свет еще пробивается из-за ставен, а девушка прехорошенькая…

Все закончилось тем, что Томас повиновался, но открытость измены испортила ему все наслаждение. Маргарет терпеливо ожидала, пока ее любовник там кончит, и не находила в этом ничего неестественного.

Потом они вместе стали ходить в дом Консуэлы, мулатки очень загадочного происхождения, которая, не довольствуясь продажей своих собственных выдающихся прелестей, освоила также почтенную профессию содержательницы борделя.

Служительницы обычно возлежали на циновках на террасе в ожидании, когда они понадобятся для принесения удовольствия посетителям. Здесь были женщины всех рас, возрастов и размеров. Маргарет присаживалась рядом с ними и заказывала бутылку лимонада. Она могла оставаться здесь часами, потягивая лимонад и думая о своем любовнике.

Иногда какая-нибудь женщина вставала и начинала пританцовывать, чтобы размяться, остальные отбивали ей такт ладошами.

Это тихое времяпрепровождение нарушали негры, являвшиеся в поисках земных радостей. Они прислоняли свои велосипеды к изгороди, выключали фары и приступали к переговорам с Консуэлой. Она требовала денег, они пытались отделаться обещаниями, но она всегда оставалась непреклонна. Консуэла была честная женщина, она не занималась любовью за ничего.

Тогда они меняли планы, доставали из карманов монеты, и Консуэла уводила их в свою комнату.

Иногда вспыхивал спор. Но последнее слово всегда оставалось за Консуэлой. После многочисленных протестов негр вдруг находил свой бумажник, а в бумажнике купюру в десять шиллингов. За эту цену он получал право на одну из девушек, лежащих на циновках, потому что Консуэла стоила дороже. Пока она подзывала очередную сменщицу, негр мог покрасоваться собой перед зеркалом, заодно причесать волосы и попрыскаться одеколоном.

Затем дверь захлопывалась, оконный проем затенялся жалюзи, свеча гасилась. Маргарет затаивала дыхание, чтобы расслышать, что происходило в хижине. Но негры вели себя очень пристойно и не издавали ни единого звука.

Спустя некоторое время они выходили наружу, чинно держась за руки. Женщина поправляла свою одежду. Мужчина довольно улыбался. Он еще немного задерживался, чтобы выпить с Консуэлой рюмочку, потом садился на свой велосипед, включал фару и уезжал в ночь.

Женщина, дождавшись сигнала хозяйки, тоже уходила домой. Она заработала немного денег, и больше ей здесь делать было нечего. Маргарет тоже вставала и окликала своего любовника. Первые дни он неохотно повиновался.

— Я хотел тут переспать с одной девушкой, которая мне нравится!

Черт! Маргарет казалась столь равнодушной к этому заявлению, что его желание враз испарялось. Он уходил с ней, но не прощал этой безучастности, которая не позволяла ему сыграть должным образом свою мужскую роль.

После того, как они уходили, Консуэла, собирая циновки, говорила своим девушкам:

— Эта белая женщина, она совершенно избалована!

Унося пустые бутылки она продолжала недоумевать:

— Не могу понять, какого черта она сюда приходила? И девушки заливались смехом.

Глава 7

— Что ты ищешь? — спросила Маргарет, неожиданно войдя в комнату.

Ящики шкафа были пусты, достаточно было одного» взгляда, чтобы понять — ее любовник упаковал в чемоданы все свои вещи.

— Что ты ищешь? — повторила она.

— Деньги, — сознался он.

— Для чего тебе деньги?

— Чтобы я смог уехать. Неожиданно Томас вскипел:

— С меня достаточно всего этого. Все мужчины смеются надо мной. Говорят, что я твой пленник. Я хочу вернуться в Антананариву.

Маргарет пыталась удержать его. Разве он не счастлив? Если он чего-нибудь хочет, не проще ли послать за этим кого-нибудь? Он не должен слушать своих глупых приятелей. Они просто завидуют ему, если он уедет, каждый пожелает занять его место.

Он ответил, скрипнув зубами:

— Если ты любишь дикарей, оставайся с ними. Только дай мне денег на билет.

Маргарет попыталась подчинить его:

— Я не позволю тебе быть таким дураком! Неожиданно Томас сломался и заплакал:

— О! Я больше не мужчина! Уже женщина указывает мне, что делать, а я даже не могу отлупить ее! Он вскочил и схватил ее за руку:

— Ты, должно быть, околдовала меня! Дай мне сколько-нибудь денег. Я не тот парень, что тебе нужен. Ты больше не женщина, ты сука, и ты найдешь здесь достаточно кобелей, чтобы удовлетворить свои потребности. Томас уже катался по полу и выл:

— Дикари! Дикари!

Лицо его исказила яростная гримаса, и неожиданно Маргарет была тронута этим страстным и таким ребячливым остервенением. Более того, в ней проснулось желание… Он прочитал это в ее глазах, вскочил на ноги и прижал к себе…

Потом она спросила:

— Когда ты уезжаешь?

Она знала, что уедет вместе с ним…

В городе они сняли квартиру, которую Маргарет обставила с большим вкусом. Он наблюдал за ее возней, ни произнося ни слова. Через несколько дней он приложил к интерьеру свою руку… Томас снял со стены маленькие японские циновки и заменил их почтовыми открытками, фотографиями приятелей и бесплатными рекламными картинками алжирских сигарет, на которых голые пышнотелые красотки простирали призывно руки, чтобы выгоднее выпятить перезрелые груди.

К этому он добавил несколько базарных вазочек с искусственными цветами, а также пластиковые коврики, имитирующие кружева, на все кресла, столы и стулья.

По вечерам он приводил друзей, здоровенных негров, с которыми бесконечно пил и играл в карты. У Маргарет еще хватало достоинства, чтобы не присоединяться к этим компаниям. В ее комнатке часы тянулись за часами, отмечаемыми «ку-ку» ходиков, которые Томас купил у какого-то сирийца. Иногда она накидывала шаль на обнаженные плечи и открывала дверь в гостиную:

— Приди, дорогой, — просила она. Он поворачивался и ругался как солдафон, а вся компания разражалась хохотом. Однажды он заявил ей:

— Я заказал себе два новых костюма к твоему дню рождения.

Так Маргарет поняла, почему он аккуратно обвел кружком на календаре дату ее рождения. В другой раз он распахнул перед ней все шкафы и с гордостью произвел нечто вроде инвентаризации. На стульях и креслах были развешаны двадцать костюмов. Множеством цветов переливались труды шелковых рубашек. Сваленные на кровати галстуки выглядели клубками змей. Потом Томас открыл шкатулку для драгоценностей и стал пересчитывать часы, платиновые запонки и золотые булавки для галстуков. Он счастливо улыбался. Маргарет положила руку ему на плечо:

— Ты любишь меня? Он отстранился:

Согласись, что ты никогда не видела лучше одетого малагасийца…