Махно - Веллер Михаил Иосифович - Страница 25

Дыбенко и жена его Коллонтай

Украшен перрон красными и черными полотнищами. Примерзая губами к мундштукам, выбивает оркестр из латунных труб «Интернационал».

Чухнул паром в последний раз паровоз, замер бронепоезд, и в салон-вагоне, склепанном броневыми листами, плавно отворилась дверь.

Чернобородый гигант в бескозырке и бушлате ступил на платформу и, оглядывая встречающих, с удовольствием замедлил взгляд на бескозырке же Щуся.

Оркестр грянул напоследок под удар барабана и смолк. Оцепление с примкнутыми штыками замерло. Махно вольно подошел к гиганту, но ладонь к белой папахе поднес:

– Командующий повстанческой анархической армией свободной республики хлеборобов батько Махно!

– Командир Заднепровской железной пролетарской дивизией комдив Дыбенко!

– Прошу в штаб для встречи и ознакомления с обстановкой, товарищ Дыбенко.

– Да сейчас. Обстановку я уже понял. Зайдемте на минутку ко мне, товарищ Махно... ну, за встречу перед рабочим днем, – повел рукой на вагон.

В салоне Дыбенко треснул в перегородку:

– Саша! У нас гость!

Вышла стройная, в прическе и воротничке, странно сочетая что красивая и немолодая явно... культурная и норовистая барыня. Протянула руку:

– Александра Коллонтай, начальник культпросветотдела дивизии.

– Махно... Нестор Иванович. Командующий повстанческой армией!

Выпили, закусили, закурили. Для вежливости – о политике, о Деникине: присматривались. Расклад был прост: у красных мало сил – у анархистов нет промышленной базы, источника боеприпасов. Деникин – враг общий. Петлюра – сумеет вырезать коммунистов и москалей – примется за республику интернационалистов-анархистов. По пути – докуда?

Уже в своем штабе Махно вежливо велел:

– Товарищ Лепетченко, начальника культпросветотдела позови мне.

Вошла Галина, протянула руку.

– Моя жена.

Дыбенко весело округлил глаза, вспушил подкрученные усики над бородой:

– Я тебя понимаю, товарищ Махно, и очень одобряю ваше боевое сотрудничество!

Проведя инспекцию и утомившись (пили вровень), вечером в том же салон-вагоне, сидя двумя семейными революционными парами, подводили итоги.

– Я твои взгляды уважаю! Сам анархистом был. А сейчас – политический момент сменился. В общем, так. Выше комбрига я тебя сделать не могу – власти не имею. Но это – так, для вида, для формы. Если ты идешь под меня комбригом – все делаешь сам, как раньше, но прислушиваешься к общему руководству фронта. Мы твою самостоятельность не нарушаем. Ты бьешь Деникина – мы тебя снабжаем боеприпасами и вообще поддерживаем. Согласованность действий организовать можно.

– А дальше? – сумрачно спросил Махно.

– Дальше? – приблизился гигант, дыхнул спиртом на жилистого непьянеющего карлика, перешел на шепот: – Ох, Нестор, никто не знает, что дальше. Все под богом ходим, хоть верь в него, хоть нет. Дальше – победим Деникина, победим Петлюру, сядем выпьем и продолжим разговор.

– Договорились, Павел. Приказ пришлешь мне в штаб. – Встал Махно, звякнул шпорами, пожал Коллонтай мягкую душистую ручку. Дыбенко протянутую кисть Галины поцеловал.

– Как красного комбрига – тебя будут рабочие уважать. Пора по городам ударить!

Анархокоммунистическая советская республика

Тула дала винтовки и патроны.

Александровск дал рабочий батальон. Коли махновцы стали Красной Армией – по закону им полагалось денежное довольствие. Условные 150 рублей стремительно мельчающими знаками заменялись посильным денежным содержанием – а кормиться в условиях паралича экономики пролетариям было нечем. Шли служить. В помощь чему ЧК проводила мобилизацию.

Большевистская власть норовила засылать в части комиссаров. Комиссаров терпели, и дисциплина крепилась дополнительно.

Бешеным налетом взяли Умань.

В Мелитополь вошли густыми колоннами – белые откатывались.

Под вопли «ура!», стрельбу и конский скок с клинками – города брали в кино. Взять город – это:

Прикинуть время и маршруты движения разным частям; по одной дороге – столпятся, все сожрут и все загадят.

Обеспечить боеприпасы и продовольствие. И думать, где ночевки наметить – в селе чи в чистом поле. Сухо или дождь? Под телегой спать или в луже?

Разведка засылает под видом торгующих селян, да шукающих родню рабочих, да отбившихся от семьи баб, – разведчиков. Где силы стоят? Где штаб, где казармы, где пулеметы? Что на водокачке, что на колокольне, как укреплена станция, много ли паровозов и вагонов на путях? В то же время – захватывают языков и выбивают сведения. Принимают добровольных осведомителей, натерпевшихся под белыми, – да смекают по ходу, честно ли они пришли, или засланы?

Контрразведка жилы мотает из подозреваемых: откуда взялся? что здесь делаешь? а как удалось тебе увидеть то и это?

Откуда ударим? А где для отвлечения внимания стрельбу поднимем? А в резерв на всякий случай что выделим?

Во всем этом нет особой ученой премудрости. Есть нормальный ум, смекалка, опыт и способность учиться кое-чему по ходу дела. Главная трудность в том, что соображать дома на печке горазд любой – а учесть все в сутолоке беспрерывных докладов, под градом неизбежных неожиданностей, под огнем, в неснимаемой тяжелой ответственности за всех своих людей и за последствия всех своих шагов – вот для этого нужно быть полководцем: хладнокровным, цепким, последовательным и бесстрашным, умеющим гнуть чужие воли в один намеченный жгут, преодолевающим чужие слабости и неумения.

Взяли Мариуполь, прошли по знойным улочкам, обсаженным тенистыми деревьями, под гром оркестра митинговали на площади, разместили раненых в больнице и в школе.

Взяли Бердянск – артиллерийскую базу Деникина!

– Реквизируйте у населения весь гужевой транспорт! Все подводы – под снаряды! Что не увезти – взорвать к чертям! Наша сила – в маневре!

Сутки горели и рвались склады, пацанва подбирала по улицам теплые зазубренные осколки; цветастый фейерверк трещал и рассыпался огненным цветом в ночном небе.

Взяли Екатеринослав! (Будущий Днепропетровск), столица края, цветущий город, жители которого были уже донельзя задерганы войной и частой сменой властей. Цокали копытами конные разъезды, звенели подкованными сапогами по булыжнику патрули, еле держались на затылках лихие папахи.

То было огромное пространство народовластия. (Демократия в изначальном американском смысле, как отчеканил Бенджамен Франклин: «Пространство договоренности вооруженных мужчин».)

В Харькове, Екатеринославе, Александровске (Запорожье), Луганске – всем правили свободные Советы. Стучали типографские машины, отшлепывая тиражи анархических газет. Работали школы и мастерские. Ставили в театрах спектакли отчаянные артисты, сбежавшие от голода и ЧК большевистских столиц.

И взорваны были все тюрьмы. И знаменитый александровский централ, и харьковская пересыльная. (Их восстановят позднее...)

– В нашей республике тюрем не будет! Сам сидел – знаю, шо це таке.

В кратчайшее время – обитатели тюрем или разошлись по домам, или влились в армию, или были пристрелены на месте грабежа, буде такие встречались.