Махно - Веллер Михаил Иосифович - Страница 24

Под эту революцию немцы ушли с Украины восвояси.

М-да. Вообще-то немцы ушли со всех оккупированных территорий, потому что капитулировали, проиграли войну. Компьенский мир, прекращение огня. Мощь Англии, Франции и США. Одно из условий – уйти со всего захваченного.

Так что уходом немецкой армии с Украины, Донбасса, Крыма, Новороссии, части Белоруссии и Польши (как бы еще условно российской), Псковщины и т.д. – Москва обязана проклятой Антанте, выбившей Германию из войны. Узурпацию власти большевиками Антанта покуда не признала: есть ведь законное правительство, а не эти безумные бандиты и фанатики.

Главное – ушли немцы! И можно теперь там везде устанавливать советскую власть. Хотя не сразу. Потому что на местах никто не хочет диктатуры пролетариата. Сами жить хотят.

Свадьба

Снег и покой над миром. Дымки над крышами и свободные люди в деревнях. Решает все вопросы Гуляй-польский совет, а и нет никаких вопросов. Хозяйствуют люди. Полевых работ до весны нет, ремеслинничают помаленьку, скотину кормят и в гости друг к другу ходят.

Но за армией своей надо следить! Чтоб представлять – насчет оружия, и численности, и духа.

В хорошем каменном доме бдит культурный совет народной, сейчас мирно-домашней, махновской армии. Газету для типографии готовит. Паек для школьных учителей расписывает.

И входит Махно (пара телохранителей) в библиотеку – одну из комнат. Портреты Бакунина и Кропоткина, книжные полки и теплая печь. Здоровается, проходит, садится, смотрит.

– Сапоги бы вытерли, – говорит библиотекарша. – Наследили. А это – центр культуры.

А зверел Нестор Иванович быстро с самого малолетства. Войдя же в силу – бил вдруг неожиданно и смертельно, как кобра. Сбил он щелчком снежинку с мерлушковой бекеши и улыбнулся:

– А ты вот и вытри. Сначала пол, а потом сапоги.

И хлопцы уставились на отчаянную дивчину.

– А може, вам и рот утереть, не? Чи той же тряпкой?

Хлопцы фыркнули и осеклись. Махно побелел и расстегнул кобуру:

– Вытирай-ка, милая, я сказал!

– Вон тряпка там – сами вытирайте!

А хороша девка. Смуглая, статная, черноглазая, и губы как вишни.

– Не боишься, что ли, батьки Махно?

– Все знают, вам человека убить – як муху. Что, стрелять будете?

Махно выхватил наган и дважды выстрелил в потолок:

– Вытирай!!

Девушка принесла тряпку и швырнула ему под ноги:

– Вон у вас охраны сколько! Пусть вам все вытирают!

Не выдержав, заржали хлопцы. Плюнул Махно и головой покрутил:

– Н у... дай хоть книжку какую, что ли... ...Он зашел в библиотеку назавтра:

– Галя, закрой пока, все равно никого нету. Пойдем проедемся.

Кони несли сани ровной рысью, свежий снежок скрипел под полозом и пах морозным стираным бельем.

– Ты выходи за меня замуж, Галю. И ухаживал бы за тобой, и сватов бы заслал, да видишь, время какое. Сегодня тихо, а завтра кто знает.

День попросила Галя на раздумье и получила два часа.

Не хотел Махно устраивать большую свадьбу, да все набивался и набивался народ в горницу, стоя пил за поздравления и дарил невесте мониста и ткани.

Ударили бубенцы под дугой, вылетел свадебный кортеж в степь, ленты в лошадиных гривах и переливы гармошек в рваном ветре.

– Теперь у батьки – матка! А хороша!

Александровск

Немцы ушли, петлюровские отряды заняли Киев, контролируя западную половину Украины. А юго-восток остался за республикой Махно, не впускали никого.

– Батько, рабочий класс протягивает свободному селянству руку дружбы и просит помощи. – Рабочие делегаты из города держались вежливо и даже зависимо, но притом весомо: цени, сам пролетариат без тебя не может и то признает. – Житья нет от жевто-блакитных, вся самостийность – одни грабежи да казни.

Идейные анархисты из штаба Махно усмехались торжествующе: вот и сбылось! вот и признал городской пролетарий главенство свободного земледельца, и пришел за помощью!

– А мне то на шо? – Махно уже научился подпускать опасной дурковатости: поди знай, в шутку все обернет грозный батько или вдруг вызверится и в расход выведет.

– Город деревне тоже полезен. Инструмент, мануфактура, ремонт оружия, да хоть ремни и посуда. В союзе оно все и налажено, без спекулянтов.

– Патроны. Орудия со снарядами. Единая свободная республика.

– Ну что, товарищи большевики и эсеры? Не получается без анархистов?

...В рассвет базарного дня втекли в город мелкими группами, ввезли пулеметы под зерном и картошкой, забрались за проводниками на чердаки и во дворы. И грохнули в полдень по церковному колоколу! По штабу, складам, казармам, по станции.

– Махно в городе!!

Вышибли самостийных легко на удивление. Подкрепление все вдавливалось в город, и хозяйственные крестьяне начали прочесывать дома. Гражданская война поставила на самообеспечение все воюющие стороны.

– А ну стой! Я же сказал – брать только то, что на себе унести можешь и что самому сгодится. А это что за горжетка?!

– Сейчас верну, батько!

Трах! Своей рукой расстреливал батько за мародерство сверх разрешенного самоснабжения.

– Мы – защитники трудового народа, а не грабители. Еще непонятливые есть?

Все деньги сносились до кучи в штаб – и наутро начиналось снабжение трудового населения: вдове тысячу карбованцев, инвалиду три тысячи, учительнице тысячу, погорельцам с выводком детей – пять тысяч на обзаведение...

– Деньги кончились, батько!

– Он бис им в ребро... Прощувайте остальные, граждане, спробуйте завтра еще зайти.

Тюрьма – настежь:

– Анархическая теория запрещает лишать человека свободы! Виноват – народ будет судить. Тяжкая вина – расстрел. Исправится за малой виной – наказать и отпустить на свободную работу.

Контрразведка

Необычный человек Лева Задов. По одному документу Задов, а по другому Зеньковский. По его словам – из Одессы, а слыхали – с херсонщины. Афишу затертую при себе бережет: там он цирковой артист. А улыбка – лучше в темном переулке такого не повстречать, и здоров, как хороший коваль. Идейный анархист!

Заговорил у крыльца с махновскими культпросветчиками – и первым делом: помнит пару скрытых офицеров в городе, что выдают себя за простых обывателей, а сами, скорей всего, деникинские агенты.

– А пойдемте-ка, Лева, до батьки.

Жмурится батька у теплой печки, как кот, молодая красавица-жена чай наливает.

– Соображение вот какое, Нестор Иванович. Про деникинскую контрразведку все наслышаны. Потому что большевистских агентов везде полно, все города ими переполнены. Пока мы на селе – всех своих мужики знают, не очень-то пошпионишь и внедришься. А в городе – здесь есть и белым сочувствующие, буржуазия городская, и красным сторонники, среди пролетариата. И надо, чтоб к нам никто не внедрился. И информацию про нас ни белым, ни красным не передавал. И теракт провести не смог. Твоя жизнь – дороже золота, батько.

Выслушал Махно, посербал с блюдечка чаю, отгрыз сахару белыми зубами.

– Так. Ты донес? Ты и пойдешь с хлопцами, ты их и заарестуешь. Ты и допрашивать будешь. Шпионы – расстреляешь. Невиновные – отпустишь... хотя... офицерье невиновное не бывает. Они все враги нашей свободе.

Через час донеслись дикие вопли. Махно в раздражении свистнул ординарца:

– Сашко! Он что, дурный, этот Левка? Скажи, батька велел – пусть сделает свою контрразведку где-нибудь в подвале, где стены потолще. Людей пужает!

Офицеров Левка застрелил сам:

– Сознались, батько, что связника от Деникина ждали – про вашу силу сведения передать.

Махно подумал:

– Может, и врешь. Но... лучше мы их, чем они нас. Скажи, чтоб поставили тебя на довольствие.