Кавказ - Величко Василий Львович - Страница 37

Преданность вере, которую человек считает правой, должна, разумеется, совпадать с отрицанием истинности других исповеданий в полном их объеме: как православный, я могу только Православие считать истинной верой, в ущерб остальным религиям. Тем не менее, было бы странно отрицать, что в этих последних содержатся части той вечной единой истины, которая полностью составляет содержание православия; еще страннее было бы отрицать не только благотворность воздействия тех или иных иноверных исповеданий на озаренные ими народы, но в отдельных случаях даже практически-субъективное преимущество таких исповеданий для человеческих рас, находящихся на соответственном духовном уровне, и обставленных специальными условиями. Таков, в частности, ислам. Не обладая, — с нашей, православной, точки зрения, — полнотою истины, он дает, однако, принявшим его народам элементы ее в кратких, удобопонятных формулах и усвояемых дозах. Выражаясь практически, можно сказать, что один и тот же человек, добросовестно восприняв веления ислама, заключающие в себе значительную дозу христианской морали, и ведущий вследствие этого патриархально-достойную жизнь, мог бы оказаться гораздо худшим, если бы ему были преподаны более высокие, но менее доступные его пониманию и менее отвечающие его психическому складу начала христианства; за непониманием последовало бы неприменение. Нравственное содержание испарилось бы, и остался бы мертвенный обряд, иная форма того самого язычества, в борьбе с которым Мухаммед явился истинным просветителем, истинным делателем нравственного прогресса своих соплеменников.

Если вникнуть в догматику и историю Ислама, то нельзя не признать, что эта религия, проповедующая милосердие к ближним, заботу о немощных и скорбящих, озаряющая несколько раз в день (строго требуемые намазы) человека напоминанием о Едином Боге, является этическими сторонами своими, хотя и переплетенными с воинственною нетерпимостью и чувственным материализмом, — так сказать, духовной ветвью христианства , протоком, оторвавшимся от этой великой реки и неминуемо долженствующим вернуться к ней. Если взять на практике омусульманившегося грузина-аджарца и православного гурийца (по племенному происхождению почти родные братья), то придется отдать преимущество первому , потому что он честнее, великодушнее и вообще нравственно выше. Если взять мусульманина-азербайджанца, хотя бы из разбойников, но верующего мусульманина, и «всеми уважаемого», обласканного кавказскими властями «христианина»-армянина, с дипломом доктора философии в кармане и почетным званием на визитной карточке, то все нравственные преимущества окажутся на сторон первого; первый, хотя и грешник, но искренно верит в Бога , и по этому одному душа его в основе христианка, второй — просто одетое в английский сюртук хитрое животное, для которого христианство — мертвая и вдобавок искаженная буква.

Огромная культурная заслуга ислама перед народами, которым он пришелся по плечу, это — элементарность и ясность его предписаний и догматов. Это не исключает в нем наличности глубоких теософических начал, логическое развитие которых наглядно и непосредственно приближает ислам к христианству. Секты суфиев служат наглядным тому доказательством, а стихотворения Омара Хайяма, в которых описывается «животворящее дыхание Иисуса», являются художественным доказательством христианских настроений ислама. У сложной догматической работы этого последнего за время расцвета арабской цивилизации есть очень оригинальный плод, а именно стремление примирить веру с разумом. Несколько богословских школ небезуспешно посвятили себя этому труду. Воззрение, что истинная мудрость совпадает с добродетелью и с Божьей правдой, можно нередко видеть у кавказских мусульман в весьма характерных проявлениях. Так, например, азербайджанец, осуждая какого-нибудь хитроумнейшего и дальновиднейшего негодяя, непременно скажет о нем, покачивая бритой головой: — «Ах, какой нерассудительныйчеловек !»…

Конечно, между идеалами, высшими началами религии и теми формами, в которых она выражается на практике, есть весьма существенная разница. Говоря об исламе в Закавказье, надо иметь в виду и невежественное отношение темной массы к букве религии (напр., «шахсей-вахсей» у шиитов), и странствующих дервишей, будоражащих народ своими фантазиями, туманными проповедями и фокусами, и эмиссаров из соседних азиатских государств, — деятелей политических на религиозной почве. На практике ислам зачастую принимает грубые, дикие формы и суеверия, о которых писал еще князь Дмитрий Кантемир в своей замечательной «Книге Систиме», памфлете против «мухаммеданской религии», доселе не отошли и, пожалуй, не скоро отойдут в область преданий. Все это есть, со всем этим надо считаться, но нельзя игнорировать в исламе тех, хотя бы и не часто осуществляемых сторон, которые следует признать положительными с точки зрения общечеловеческой правды и наших государственных интересов.

Еще менее дозволительно игнорировать те природные черты населения, развитие которых может и должно привести к благоприятным с государственной точки зрения результатам. Культурное развитие азербайджанцев так или иначе может повести их к усвоению исключительно русских, а не западно-европейских начал ; подобно татарам всего Поволжья, подобно населению среднеазиатских ханств, азербайджанцы, в культурном смысле естественно , тяготеют именно к русскому строю, являющемуся для них, так сказать, природной стадией развития. Русско-татарские школы прекрасно прививаются и пользуются сочувствием всего населения, сверху донизу стремящегося изучать русский язык и сближаться с русскими. Такого явления, как наглая борьба армянского духовенства и плутократии с русскою властью за школы старого типа, в которых русский язык преподавался лишь фиктивно, — среди татар досель не замечалось. Ни в чем не видно и той предвзятой ненависти к русским, которую проявляет местами армянское население, подстрекаемое своими самозваными руководителями. Конечно, первым русским колонизаторам края, нашим сектантам, приходилось-таки первое время отведать татарского кинжала. Предки нынешних сентиментально — безумных духобор, доведенных до истерии графом Толстым, смотрели на этот вопрос весьма реально и татарским разбойникам давали кровавый отпор; дошло до того, что ни один вооруженный татарин не смел показываться на несколько ружейных выстрелов от сектантских селений, и духоборы достигли полной безопасности.

Татары понимают и ценят силу, руководимую умом. Благодаря энергии сектантов, русское имя было в татарском населении поставлено высоко, и теперешним русским поселенцам в Закавказье неизмеримо легче иметь дело с татарами, чем с какими бы то ни было другими соседями. Даже единоверные грузины оказываются зачастую менее удобными, чем мусульмане, именно потому, что последние от природы, да и в силу уроков истории, доброжелательны к русским.

У азербайджанцев хорошая историческая память и большое преемственное уважение к подвигам. Доселе сверкает лучами славы имя Котляревского, героя Ленкорани, с горстью богатырей державшего в священном страхе и подчинении все мусульманское Закавказье. Конечно, канцелярии с их волокитою и мертвенным отношением к жизни, плохая бюрократия и чуждые для местных понятий суды за последние 50 лет сильно повредили русскому престижу, так что теперешнее положение мусульман и их настроение отнюдь нельзя назвать нормальным. Некоторый порядок зиждется покуда на исторической памяти, да на глубокой вере в правдолюбие Белого Царя. Так или иначе, мы проживаем теперь в этом крае дорогое наследие наших умных предков, а послереформенные условия краевой жизни, как будто нарочно сложились так, чтобы поддержать обособление в инородческих элементах, искусственно оттолкнуть все верившее в нашу силу и правду и в итоге привести к кровавым осложнениям.

Азербайджанским татарам под нашим владычеством не везло. Даже князь Воронцов, наместник-созидатель, в силу своих личных взглядов, совершил ошибку, установив крепостное право там, где его не было, и попытавшись выдвинуть татарское родовое дворянство. Но и эта ошибка не была доведена до конца, и доселе мусульманское население Закавказья, в силу причин ничем не оправдываемых, обречено на хаос в области сословно-поземельной.