Бальзам Авиценны - Веденеев Василий Владимирович - Страница 33

— Они предупредили тебя? — Это был даже не вопрос, а горькое утверждение.

Федор Андреевич обернулся — старик сидел неестественно прямо, уставившись незрячими глазами в огонь, и напряженно ждал ответа.

— О чем ты? — Кутергин попытался изобразить недоумение, надеясь выиграть время: сначала надо переговорить с Денисовым.

— Не лги. — Слепец предостерегающе поднял руку. — Слух давно заменяет мне зрение: слышал же я стук стрелы и шорох бумаги. Слышал, как участилось твое дыхание. И здесь мой сын, а он не слепой. Я догадываюсь, что они написали тебе.

— Кто они?

— Кто? Ты еще молол и но понимаешь, что ткань жизни тоньше кисеи. Вправе ли я бросить тяжкий камень своей тайны на ткань твоей жизни— Скажи, они назначили срок?

— Да, два дня, — вынужденно признался капитан.

Старик притянул сына ближе к себе и о чем-то пошептался с ним. Потом обернулся к русскому:

— Ты должен сделать выбор. Оставшись здесь или взяв нас с собой, ты подвергнешь серьезной опасности себя и своих людей.

— Казаки храбрые и умелые воины, — ответил Федор Андреевич.

— Их очень мало, — вступил в разговор до того молчавший сын старика. — Пусть каждый из них герой, но их горсть!

— За этой горстью стоит могучая Держава! — запальчиво возразил Федор Андреевич.

Слепец горько усмехнулся и осуждающе покачал головой.

— Еше не было на свете государства, которое дорожило бы каждым своим подданным. Я слышал, много лет назад персидский шах подарил вашему царю алмаз за жизнь посла. А за вас вряд ли хоть что-то заплатят: вы просто бесследно исчезнете в пустыне.

Федор Андреевич подозрительно взглянул на старика — откуда ему известны подробности гибели русского посла Грибоедова? Кто же сидит перед ним: слепой мудрец-врачеватель или?..

— Ты знаешь обычаи шахского двора?

— Дворы всех владык одинаковы. — Старик пренебрежительно махнул рукой. — Так же, как и придворные: они разнятся лишь внешне. Лучше иди и подумай, что делать. А еще лучше — немедленно уходи вместе со своими людьми и оставь нас на милость судьбы.

— Как решать, не зная, какая грозит опасность?

— Смерть! — ответил слепец.

Кутергину вдруг стало страшно. Казалось, в темноте за полуразрушенными стенами крепости притаилось нечто огромное, зловещее и безжалостное, готовое обрушиться на тебя и задушить: медленно, изуверски наслаждаясь твоими мучениями и затягивая агонию жертвы в садистском сладострастии. Дрожащими пальцами он расстегнул ворот рубашки и помотал головой, отгоняя дурные мысли: бред, мистика! Любая опасность зрима и осязаема! Ему ли не раз бывавшему в бою, не знать этого!

— Ты не похож на человека, способного преступить закон, — сказал он старику.

— О каких законах ты говоришь? — вскинул голову слепец. — Есть законы светские, законы веры, законы природы, но не волнуйся: ни я, ни мой сын не преступили ни одного из них.

— Почему же тебя преследуют?

— Знания дают человеку не только силу, но и приносят страдания. Иди, урус, тебе нужно решать.

Капитан понял, что настаивать на продолжении разговора бессмысленно, и отправился к Денисову — стоило поделиться с ним новостями и посоветоваться, как быть. Пробравшись темными, запутанными переходами, он вошел в каморку Матвея Ивановича. Хорунжий не спал. Федор Андреевич присел на седло у покрытого попоной тюка, заменявшего стол, и молча протянул ему записку. Денисов повертел ее и вернул:

— Прости, но я в этой тарабарщине ни бельмеса!

Федору Андреевичу стало стыдно: зачем он обидел прекрасного человека? Мог бы догадаться, что хорунжий не знает французского! Так нет, совершил бестактность. Но… тогда получается, что из всех, кто находится здесь, французский знают только он и сын старика?!

— Это ты меня прости, Матвей Иванович!

— Ладно, — усмехнулся казак. — Дело говори.

Кутергин перевел записку и поделился своими сомнениями. Денисов слушал набычившись, тяжело глядя исподлобья. Потом уточнил:

— Что старик говорит? Кто за ним тянется, чьи людишки?

— Молчит, — развел руками Федор Андреевич. — Ждет нашего решения.

— Во-о-на, — протянул хорунжий. — Этого нам только недоставало! Оказывается, вот за кем охота идет, а я все голову ломал: зачем конные по пескам кружат? Значит, басурманы старика ловят? Убьют его, как пить дать, убыот! И сынка тоже. Я азиатские замашки знаю.

— Нужно решать, — напомнил капитан. — Пусть они не христиане, но можем ли мы оставить их без защиты?

— Здесь Азия! — Денисов многозначительно поднял палец. — Сами того не зная, в серьезные дела вляпаемся!

Не договорив, он покрутил головой и зло сплюнул в угол каморки: новые проблемы его не обрадовали. Не надо было быть бабкой-гадалкой, чтобы предположить, какое решение примет Федор Андреевич. С одной стороны, казак всем сердцем готов приветствовать его, но с другой — весь его опыт и присущая пограничному жителю осторожность призывали к обратному — бросить старика и его сына на волю судеб и уходить! Уходить чтобы вернуться в форт к назначенному сроку с данными для составления подробных карт.

— Если мы оставим их, степь и пустыня узнают: на русских солдат нельзя положиться, — тихо сказал капитан.

— Кто же расскажет? — вскинулся хорунжий.

— В первую голову те, кто убьет старика и его сына! Тем кто придет после нас, будет трудно завоевать доверие местных жителей. И можем ли мы уронить свою честь?

Федор Андреевич встал и протянул Денисову руку, предлагая скрепить принятое решение рукопожатием и поддержать его:

— До конца, Матвей Иванович?

Хорунжий помедлил, потом нехотя встал и пожал руку капитана:

— До конца, Федор Андреевич! Но выспроси у слепого, кто за ним гоняется и много ли у тех лихих людишек сабель? Без этого нам теперь никак!

— Хорошо, — согласился Кутергин. — Утром я с ним поговорю…

Обеспокоенный Денисов усилил караулы, однако ночь прошла спокойно, никто не потревожил русских. С первыми лучами солнца капитан был уже на ногах. Чувствовал он себя значительно лучше и решил немедленно поговорить со слепцом, но тот сам пришел к нему вместе с сыном и первым делом выполнил долг врача: осмотрел раны и сделал сеанс иглоукалывания. Когда процедура закончилась, Федор Андреевич послал Акима Епифанова за хорунжим, чтобы тот присутствовал при разговоре.