Гвардия Бога Войны - Вебер Дэвид Марк - Страница 44

– Стены, – ответил он через миг. Его голос был тихим, он почти шептал, словно боялся быть услышанным создателями тоннеля. – На них нет следов работы.

– Нет, – согласился Венсит, поворачивая голову и внимательно рассматривая стены. Он оглядел их почти скептически, потом пожал плечами. – На самом деле это даже лучше того, что я видел в Контоваре, – задумчиво протянул он. – Конечно, с тех пор прошло некоторое время. Наверное, память подводит меня.

Базел судорожно глотнул, потрясенный небрежным тоном колдуна. Иногда он забывал о возрасте и колдовской мысли Венсита – конечно, не настолько, чтобы думать, будто он может помериться с ним силами, но потом какое-нибудь случайно брошенное замечание напоминало ему о невероятной древности мага. Вот как сейчас. Никто, кроме Венсита Румского, не мог бы говорить о двенадцати столетиях как о «некотором времени».

На какой-то миг Базел ужаснулся грузу возраста, и знания, и силы, который нес на себе Венсит. Это был человек, оборонявший Контовар. Сражавшийся с самой Карнадозой и ее Советом в первые отчаянные дни войны, ставшей судьбоносной для Империи Оттовара. Человек, чья защита спасла беженцев от преследования Темных Лордов и помогла им остаться в живых. Базел Бахнаксон был не из тех, кто испытывает трепет по любому поводу, но во всем мире не было – не могло быть – другого столь же поразительного существа. На миг Базела охватил смешанный со страхом восторг.

Но этот миг прошел. Не потому, что уважение Конокрада к колдуну стало меньше, но потому, что сам Венсит предпочитал, чтобы к нему не испытывали подобных чувств. Базел просто не мог представить никого менее похожего на могущественных, темных и страшных колдунов из древних преданий, чем этот просто одетый человек, что ехал на лошади рядом с ним. Каждый, кто встречал Венсита Румского, не мог не заметить стального стержня в его душе, но маг никогда не казался гордым, напыщенным или чванливым и никогда не искал богатства или славы. Его авторитет основывался на том, кем он был и что совершил, а не на крепком кулаке, которым можно добиться повиновения. Вечный путник, разъезжающий по делам, часто непонятным для окружающих, он мог внезапно появиться и так же неожиданно исчезнуть. Он чувствовал себя одинаково свободно в обществе варвара-градани и при дворе Короля-Императора. Двенадцать столетий он был сам себе голова.

И сейчас он смотрел на Базела, приподняв седую бровь, и улыбался. Это была странная, всепонимающая улыбка, словно он читал мысли градани и они казались ему забавными. Возможно, подумал Базел, истинная причина того, что Венсит никогда не выстроит себе величественной башни, как те, что описаны в старых легендах, не копит сказочных богатств, не стремится править Духом Топора или Мидрансимом, – гораздо проще, чем это можно было представить.

Он был одинок. Неужели в этом все дело? – гадал Базел. Но могло ли быть иначе? Огненные глаза этого человека видели падение величайшей империи в истории. Он наблюдал крушение империи в Контоваре, занимался трудоемким и болезненным делом складывания вместе ее обломков на побережье Норфрессы. Сколько людей, сколько друзей унесло прочь за все эти годы? Сколько раз смерть забирала их, снова оставляя его одного, снова превращая его в единственного защитника континента? Горе от такого множества потерь может пожрать человеческую душу. Единственным способом избежать страданий было отстраниться от всего, как это сделали эльфы Сараманты, возвести баррикады против собственных чувств, а этого, Базел знал, Венсит просто не мог сделать. Он принимал в свое сердце людей, с которыми ему доводилось встречаться. Всех людей он принимал такими, какими они были, потому что нуждался в них. Они напоминали ему, кто он такой… почему он столько отдал, чтобы так долго защищать их.

– Ты говорил о стенах? – Интонация старика поразила Базела необычной для него мягкостью. Конокрад встряхнулся и заулыбался.

– Ну да, – ответил он, чувствуя признательность за то, что Венсит отвлек его от размышлений. – Я и подумать не мог, что у кого-то достанет терпения так отполировать их. Томанак! Я бы сказал, что никто не способен на подобное.

– А они и не думали их полировать, – пояснил Венсит. Базел уставился на него, потом снова взглянул на стену.

– И что же они, по-твоему, сделали? – как можно вежливее спросил он.

– Да, камень очень гладкий, – согласился Венсит, – но его никто не полировал. Это, – он взмахнул рукой, обводя тоннель, – работа сартнасика.

– Сартнасика? – переспросил Базел. Слово явно было гномьего происхождения, хотя и казалось слишком коротким для их языка. Базел никогда не слышал его раньше.

– Это можно перевести, разумеется приблизительно, как «пастырь камней», – продолжал Венсит.

– Да? И что это такое? – Базел увидел, как Брандарк замедлил шаг своей лошади и наклонился вперед, наставив уши на мага. Вейжон тоже не отставал, и Керита слегка усмехнулась, отодвигаясь со своей лошадью в сторону, чтобы пропустить рыцаря-послушника. Видимо, она уже знала, о чем пойдет речь, но Базел не знал и смотрел на мага во все глаза.

– Пастырь камней – это гном, занимающийся сартнасикармантаром, – пояснил Венсит. – Это традиционное гномье уменье, или даже искусство, позволяющее им управлять камнем.

– Управлять камнем? – повторил Брандарк с тем же недоумением, какое испытывал и Базел. Колдун усмехнулся.

– Это самое простое объяснение, – произнес он ровным тоном. – Если хотите, я могу описать все технические подробности, но едва ли это поможет. – Кровавый Меч удивленно приподнял бровь, и Венсит пожал плечами. – Помните ночь, когда я пытался разъяснить вам, как работает магия?

– Да. – Брандарк почесал нос. – Ты толковал что-то о том, что вся Вселенная, какой бы прочной она ни казалась, создана из одной только энергии.

– Именно. И, если ты помнишь, я еще сказал, что волшебство – это набор инструментов или способов управлять этими энергиями. – Настала очередь Венсита приподнять бровь, словно он был учителем, опрашивающим своих студентов.

– О да. Мы помним, – заверил его Базел. – Но это не значит, что мы хоть что-то понимаем. Но помнить – помним.

– Хорошо. Потому что сартнасикармантар всего лишь узкоспециальное проявление того же самого механизма. Просто в данном случае приходится иметь дело только с камнем, и занимаются этим только гномы. Сартнасик не «копает» и не «прорезает» тоннель. Он представляет его в своем воображении (полагаю, что именно так вы с Керри представляете себе раненого здоровым, когда просите Томанака излечить его), и таким образом преобразует ту энергию, которую другие люди воспринимают как «прочный камень».

Венсит пожал плечами, словно то, что он сказал, было простым до неприличия. Ошеломленный смыслом его слов, Базел уставился на него, словно не мог поверить своим ушам.

– То есть ты хочешь убедить меня, – начал он негромко, – что один какой-то гном может воплотить такое, – он в свою очередь обвел тоннель рукой, – исключительно силой своего желания?

– Едва ли! – фыркнул Венсит. – Для этого необходима огромная концентрация энергии, которая нанесла бы жизненным силам пастыря камней непоправимый урон. Такие тоннели, как этот, и другие тоннели и коридоры сартнасики создавали по всей Империи вовсе не стихийно, Базел. Но именно эта способность – настоящая причина того, почему гномы так уютно чувствуют себя под землей.

– И они продолжают заниматься этим и в наши дни? – сдавленно спросил Брандарк, и Венсит обернулся к нему. – Я хочу сказать, что Белого Совета не существует в последние двенадцать веков. – Венсит кивнул, и Кровавый Меч нахмурился. – Не очень-то приятно узнать, что все это время повсюду слонялись толпы колдунов, за которыми никто не присматривал.

– Они не колдуны, – со вздохом возразил Венсит. На лице Брандарка отразилось недоверие. – В сартнасикармантаре не больше магии, чем в долголетии эльфов, Брандарк. Скала – единственное, что может подчинить своей воле пастырь камней, хотя многие их них чувствуют гораздо более сильное влечение к металлу, чем другие гномы. Думаю, поэтому они чуют места залегания руд. Но сартнасик так же способен усилием мысли провертеть в тебе дыру, как, например, Вейжон.