Демон - Варли Джон Герберт (Херберт) - Страница 122

Сирокко почти забыла, что это сон, пока они с Габи не приземлились на пляж черного песка и она не увидела собственное спящее тело. Неподалеку, сложив под собой ноги, сидел Менестрель. Проводя свое сноподобное время, он занимался резьбой по дереву. Потом поднял голову и кивнул им обеим.

Поцеловав Габи на прощание, Сирокко стала смотреть, как та улетает. Затем она зевнула, потянулась и посмотрела вниз, на самое себя. «Пора просыпаться», — с некоторой иронией подумала Сирокко.

И снова ее удивило, как легко фантазия становится обыденностью. Сирокко опустилась на колени рядом со своим спящим телом, вспоминая, как это было в прошлый раз, и навалилась на него.

Она охнула, ощутив под собой вместо песка теплую, мускулистую плоть. Какое-то мгновение Сирокко лежала, распростершись на спящем теле, — а затем подскочила так, будто улеглась на муравейник. В диком ужасе она смотрела, как другая Сирокко зашевелилась, поднесла руку к лицу... а затем слегка повернулась на бок и снова погрузилась в сон.

Обернувшись, она заметила, что Менестрель на нее смотрит. Интересно, что он видит? Сирокко чуть было его об этом не спросила.

— Я просто не готова, — сказала она вслух. Но затем вздохнула, снова опустилась на колени и нерешительно коснулась тела. И опять — это было другое тело. Тело крупной, сильной на вид, загорелой и не слишком миловидной женщины.

Она взяла другую Сирокко за руку. Та слегка зашевелилась, что-то бормоча. Затем открыла глаза и резко села.

Настал момент какого-то головокружения — и там осталась просто Сирокко. Она быстро огляделась и никого не заметила.

— Только ты да я, да мы с тобой, — сказала она себе и пошла к Менестрелю.

Историки, когда в Беллинзоне таковые появились, так и не смогли прийти к общему мнению по поводу того, когда именно произошла перемена. Город рождался в хаосе, рос в беспорядке, был покорен в смятении. Какое-то краткое время в исправительно-трудовых лагерях находилось столько же заключенных, сколько свободных людей ходило по улицам.

Даже после воздушного налета Конел, проводя свои неформальные опросы горожан, не зафиксировал ни резкого скачка морали, ни стремительного роста одобрительного рейтинга Сирокко Джонс. Он предположил, что вышло просто-напросто случайное стечение обстоятельств.

Однако невесть по какой причине где-то между шестым и девятым килооборотом после вторжения Сирокко Беллинзона перестала быть драчливым скопищем отдельных индивидов и превратилась в сообщество — в пределах человеческого понимания данного слова. Нет, люди не стали ни с того ни с сего обниматься и провозглашать себя братьями и сестрами. По-прежнему существовали глубинные и устойчивые разногласия, причем самые резкие — в Совете. Но тем не менее к концу девятого килооборота Беллинзона обрела и свое лицо, и свою цель.

Поразительную роль здесь сыграл футбол.

Благодаря истовой страсти Змея, а также организаторским способностям Робин и самоотверженной работе уполномоченного по паркам, вскоре были сформированы две лиги по десять команд в каждой — и это только для взрослых. А были еще юношеские и юниорские команды. Вскоре потребовалось построить второй стадион, где при скоплении немалого числа зрителей велось нешуточное соперничество. Появлялись местные герои, рождалась внутригородская конкуренция. Было о чем переговорить в барах после тяжелой рабочей смены. Порой случалось и подраться. Титанидская полиция получила инструкции не вмешиваться до тех пор, пока в ход шли только кулаки. Когда же распространились слухи насчет той беспрецедентной поправки к закону, где давалось послабление, последовало несколько диких драк, несколько человек было ранено... а мэр ничего не сделала. Но даже это, казалось, укрепило дух общности. Более холодные головы начали вмешиваться и останавливать завязывающиеся драки, пока новоиспеченные граждане учились переносить друг друга.

Носов, однако, еще поломали немало.

Сыграло свою роль и отбытие Свистолета. В один прекрасный день дирижабль просто уплыл и больше не вернулся. Казалось, людям стало легче дышать. Свистолет был слишком зримым символом угнетения. Конечно, всего лишь древний пузырь с водородом, совершенно безвредный, — но людям не нравилось, что он там висит. Они безумно рады были видеть, как он улетает.

Титанид стало гораздо меньше, и они уже не так бросались в глаза. Оккупационное воинство к моменту прибытия Сирокко от Источника по сути дела сократилось наполовину. И еще раз наполовину килооборот спустя. Человеческая полиция заполняла бреши, а титаниды вмешивались только в случаях тяжкого насилия. Гражданские преступления их уже никак не касались.

Улучшалось и качество и количество поставок продовольствия, — улучшалось по мере того, как под культивацию отводились все новые акры, а на старых люди обучались лучшему хозяйствованию. На рынках, по неуклонно снижающимся ценам, стало продаваться мясо смехачей. Благодаря системе земельных займов появились самостоятельные фермеры — и никто не удивился, когда выяснилось, что их труд куда продуктивней принудительного.

Инфляция так и осталась проблемой, однако — согласно бессмертному выражению в одном из отчетов Искры — «Темпы роста темпов роста падают».

Большинство, впрочем, считало, что главной причиной духовного подъема является самая очевидная — трусливая и ничем не спровоцированная — атака, нанесенная, как впоследствии выяснилось, Шестым крылом штурмовиков гейских Военно-Воздушных Сил, базировавшихся в Япете. Шестое крыло состояло из одного люфтмордера и девяти бомбадулей, что с визгом налетели с востока в первый же ясный день после многих декаоборотов дождя, обрушиваясь на ни в чем не повинных людей, вышедших на улицы насладиться непривычным теплом.

Выражение «трусливая и ничем не спровоцированная» было использовано Трини в ее речи двадцать оборотов спустя, когда люди все еще разбирали завалы. Трини даже позволила себе еще большую несдержанность. Пылая нелогичной, но чистосердечной яростью, она тогда назвала атаку «днем, что навеки останется днем низости».