Мятеж На Энтерпрайзе - Вардеман Роберт - Страница 16

– Она говорит и от вашего имени, младший лейтенант Кессельманн? Насколько я помню, вы приписаны к подразделению биоподдержки, не так ли?

– Жизнь – величайшая ценность, сэр, – невпопад ответил Кессельманн, потом продолжил:

– Д-да, она говорит и от моего имени. А также от имени многих других членов экипажа.

Молодой офицер выпалил последнюю фразу с такой поспешностью, что казалось, слова обжигают ему язык. Лоб его покрылся испариной, свидетельствовавшей о сильном напряжении.

– Безусловно, жизнь бесценна. Вот почему федерация и послала дипломатическую миссию в систему Аммдона – чтобы предотвратить войну и спасти множество жизней…

Кирк ничуть не удивился, корда оба – и Росс, и Кессельманн – скептически ухмыльнулись: мол, не надо вешать нам лапшу на уши.

– А вам не кажется, – продолжал Кирк, – что ваши убеждения изменились после того, как каждый из вас побеседовал с инопланетянкой Лорелеей?

– Семена подобных убеждений уже были посеяны в наших душах еще до встречи с инопланетянкой. Лорелея лишь помогла им прорасти. Нам постоянно твердили, что Федерация ставит перед собой благородную цель – поиск новых форм жизни и вступление с ними в контакт. Но дело всегда заканчивается тем, что мы уничтожаем инопланетную расу.

– Да что вы такое несете, черт побери! – возмутился Маккой. – Когда это мы преднамеренно уничтожали инопланетную расу?

Кирк подозревал, что в большей части доктор разделяет мнение обоих офицеров, но их замечание относительно уничтожения вывело Маккоя из себя.

– Признаю, мы в какой-то степени вмешиваемся в уклад жизни, но чтобы уничтожать? Никогда!

– Вмешательство в культуру той или иной расы столь же разрушительно, как если бы мы стирали с лица планет их обитателей путем широкомасштабного применения фазеров, – горячо возразила Анита Росс. – Какая разница, навязываем мы им свою культуру постепенно или убиваем их сразу? Насаждение чуждой расе нашей философии – такой же акт насилия, как и систематическое разрушение планеты фотонными торпедами, запускаемыми с орбиты!

– Поскольку в данный момент нет нужды в использовании фазеров или торпед, ваше неповиновение не является серьезным нарушением дисциплины, младший лейтенант. Однако я полагаю, что праздное времяпровождение, которому вы предаетесь, крайне непродуктивно, учитывая критическую ситуацию, в которой мы все оказались. Я поговорю с командиром вашего подразделения, пусть он возложит на вас какие-то другие обязанности.

– Если они будут предполагать насилие, я заранее отказываюсь их выполнять.

Кирк, не удостоив Аниту ответом, повернулся на сто восемьдесят градусов и вышел из рекреационной каюты. В коридоре он хмуро спросил Маккоя:

– У многих подобные настроения?

– Да практически у всех, Джим. Но я думаю, в этом есть один положительный момент. Я имею в виду неприятие насилия и убийства.

– Хотел бы я посмотреть, как ты объяснишь это ромуланскому боевому кораблю, готовому превратить тебя в облачко плазмы. Война, конечно, грязное дело, и ее надо по возможности избегать, но если проявлять при этом слишком большое усердие, оглянуться не успеешь, как опустишься до рабского положения… Думаю, пора мне побеседовать с нашим найденышем.

– С Лорелеей?

Кирк кивнул и двинулся по коридору в направлении каюты инопланетянки. Ему не хотелось конфронтации с Лорелеей, но он понимал, что разговор с нею неизбежен. Безопасность «Энтерпрайза» значила больше, нежели чувство щемящего страха, испытываемого капитаном.

Дверь, ведущая в каюту Лорелеи, была полуоткрыта – в таком состоянии находились сейчас все двери на борту «Энтерпрайза» в связи с дефицитом энергии. Каждый эрг, вырабатываемый двигателями, предназначался для поддержания реактивной движущей силы корабля и обеспечения более или менее сносной работы систем жизнеобеспечения, так что пришлось отказаться на время от непозволительной сейчас роскоши – самозакрывающихся дверей.

– Лорелея! – позвал Кирк несколько дрожащим голосом, пытаясь взять себя в руки. Почему он боится ее? Она ведь не монстр какой-нибудь. Как раз наоборот. Тогда почему? Может, всему виной ее философия пацифизма? Или ее пугающая способность убеждать окружающих в своей правоте?

– Капитан Кирк… Джеймс. Входите, пожалуйста. – Она сидела на низком табурете, вытянув перед собой стройные ноги. На ней было тонкое облегающее платье, подчеркивающее безупречные линии ее тела. Огромные карие глаза придавали ее облику нежность, девическую непорочность и уязвимость. На какое-то время Кирку показалось, что она нуждается в его защите и покровительстве, но он решительно отмел эту мысль. Пожалуй, она контролировала сейчас ситуацию на корабле гораздо лучше, чем он.

– Я хотел бы попросить вас не разговаривать с членами экипажа.

Ну вот. Он выразил все, что намеревался сказать, одной торопливой фразой.

– Почему нет? Неужели вы считаете, что общение со мной губительно для них?

Она слегка откинулась назад, удерживая свой вес на руках. Такая поза выглядела бы провокационной, не обладай Лорелея почти детской внешностью.

– Их слова очень похожи на ваши. Вам каким-то образом – а я теряюсь в догадках, каким именно, – удалось внушить им свои мысли. Многие члены экипажа отказываются исполнять свои обязанности, руководствуясь лишь обретенными идеалами пацифизма. Если они в решающий момент не подчинятся приказу, – скажем, при угрозе атаки со стороны ромуланского крейсера или при встрече с астероидом, слишком крупным для того, чтобы столкновение с ним могли предотвратить наши дефлекторные экраны, – это может стоить жизни не только им самим, но и всем, кто находится на борту «Энтерпрайза». Вы ведь не хотите, чтобы смерти стольких людей были на вашей совести, правда?

На лицо женщины легла тень печали, будто туча, заслонившая солнечный диск. Лорелея покачала головой.

– Все не так просто, Джеймс. Идеи, попадающие в благодатную почву, начинают расти и крепнуть. Зачастую они становятся такими жизнестойкими, что их невозможно искоренить.

– Но ведь именно вы внедрили их, эти идеи. Зачем? – Кирк сел напротив Лорелеи, стараясь не глядеть ей прямо в глаза.

– Я – оратор Хайлы. Я обучена тщательно подбирать слова, использовать их значения, как явные так и скрытые. Искусно, утонченно построенная фраза обладает большой силой, поскольку она стимулирует мыслительный процесс слушающего. Я вовсе не намеревалась навредить вам и вашему драгоценному судну. Но ваша миссия противоречит всему, что для меня свято.

– Я только и слышу от моих людей: «Мы направляемся на Аммдон, чтобы развязать войну». Но ведь это не так. Посол Зарв и его спутники хотят мира, не войны.

– Ваш посол – замечательный оратор. На Хайле он пользовался бы большим почетом.

Лорелея вздохнула и повернулась немного в сторону – движение, которое тоже могло показаться сексуально-провокационным, если бы физически инопланетянка не выглядела, как девочка-подросток.

– Этой войны хотят ромуланцы, а не Федерация.

– Да, Джеймс, я такого же мнения. В самом деле. Я изучила ваши компьютерные запасы, ознакомилась – насколько это было возможно – с историей человечества и пришла к выводу, что люди ищут в Космосе мира, а не войны.

– Тогда почему же вы препятствуете нам?

– Мотивы, движущие лидерами Федерации, благородны, вне всякого сомнения. Вы стремитесь к миру, но средство для достижения благой цели выбрано неверно. Мы, хайланцы, еще несколько тысячелетий назад осознали, что без эффективных действий чистые мотивы бессмысленны. Зарву, возможно, и удалось бы предотвратить войну между Аммдоном и Джурнаморией; опыта ему не занимать. Но присутствие «Энтерпрайза» не позволит ему осуществить свой план. Аммдонцы коварны…

… И используют «Энтерпрайз» для предупреждающего удара по Джурнамории, которая будет вынуждена обратиться за помощью к ромуланцам. Я все это слышал. Но я должен доверять Зарву, Лорритсону и Меку Джоккору. Хотя я… и не дипломат. Я плохо разбираюсь в высокой политике.