Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми - Страница 30

Эти ценные дары очень подняли наше настроение Танаквиль быстро приказала приготовить три ложа, устланных мягкими подушками. Эти ложа имели ножки из слоновой кости и железное основание и были тирренской работы. Мы легли и наверняка быстро бы уснули, если бы Дориэй не стонал и не ворочался с боку на бок.

В конце концов он отбросил одеяло и прошипел, что, будучи воином, не привык к мягкой постели и предпочитает спать на голой земле со щитом, и мы слышали, как он ударяется о сундуки и переворачивает разные предметы, пока откуда-то не донесся пронзительный голос Танаквиль и она не зажгла огонь. Но Дориэй приказал ей немедленно погасить лампу, поскольку спартанец обязан найти себе дорогу в темноте, оставаясь при этом невидимым для врагов. Потом мы уже ничего не слышали и спали спокойно, так как Дориэй нам не мешал.

Мы быстро привыкли к положению гостей и друзей Танаквиль. С того момента, как наши военные трофеи оказались за железной дверью сокровищницы Криниппа, жизнь потекла спокойно, и дни не отличались один от другого.

Но через некоторое время жители Гимеры пришли к своему тирану и начали горько жаловаться, говоря, что даже все хорошее должно иметь свой конец и Кринипп должен выпроводить фокейцев из города.

— Фокейцы нарушают обычный распорядок нашей жизни, — говорили они. — Прежде мы вставали с пением петухов. Теперь же из всех домов по утрам слышится храп, иногда даже до полудня, а мы боимся будить наших гостей, так как от этого они приходят в бешенство. Что же касается поведения наших жен и дочерей, то мы, конечно, не какие-нибудь ханжи, но нам очень горько видеть, как наши жены и дочери с утра до вечера висят на шее мореходов или нежно их ласкают. А о том, что делается по ночам, мы даже не хотим рассказывать.

Кринипп вскочил с простого деревянного стула, сиденье которого было сработано из кожи прежнего тирана Гимеры. Он щипал свою редкую бородку, дико вращал глазами и говорил следующее:

— Граждане, вы пришли ко мне очень вовремя, ибо всего лишь несколько минут назад я держал в руках подземные амулеты, происхождения которых я не могу открыть никому. Они сообщили мне, что Гимере угрожает страшная опасность, и мои шпионы в Сиракузах подтвердили это. Поэтому я приказываю теперь, чтобы Дионисий и его моряки в благодарность за наше гостеприимство надстроили городские стены на три локтя. Я полагаю, что сиракузяне предпочтут обратить свои взоры к какому-либо другому городу, если узнают, что за зиму стены Гимеры выросли на целых три локтя.

Дионисий не особенно верил в амулеты Криниппа, но хорошо отдавал себе отчет в том, что его моряки совершенно отобьются от рук, если срочно ничего не предпринять. Среди них уже сейчас не было мира, они ссорились между собой, сливаясь в какие-то группы и партии — команда против команды, гребцы с левого борта против гребцов с правого, — по любому поводу ругались.

Именно поэтому Дионисий сразу же ответил:

— Твой план, Кринипп, просто прекрасен. Я обещаю, что мои люди, привыкшие к дисциплине, охотно будут работать на стенах этого дружественного города. Скажи нам только, о каких трех локтях идет речь — о греческих локтях или финикийских?

Кринипп был достаточно хитер, чтобы понять все с полуслова; он с уважением посмотрел на Дионисия и сказал:

— Ты все больше нравишься мне, Дионисий. Конечно же, я имею в виду финикийские локти, а не греческие. Хотя бы из одного уважения к моим карфагенским союзникам, я должен в качестве измерения применять финикийский локоть.

Дионисий разорвал на груди одежду, схватил себя за бороду и крикнул своим людям:

— Вы слышали, как этот несчастный тиран оскорбляет наше ионийское достоинство?! Ну нет, мы нарастим стены Гимеры на три греческих локтя, и это будет правильно и справедливо — и ни на палец выше! О Кринипп, никогда мы, борцы за свободу Ионии, вынужденные покинуть нашу любимую родину, не уступим тебе в этом! Ни персидский локоть, ни египетский, ни финикийский, а только греческий будет для нас мерой. Не так ли, мои дорогие земляки и верные товарищи по оружию?

Тогда его люди начали кричать, а наиболее рьяные побежали за оружием в те дома, где они проживали.

— Греческий локоть, греческий локоть! — голосили они, хорошо зная, что греческий локоть на три пальца короче финикийского. Покрытые шрамами охранники Криниппа напрасно пытались их остановить, размахивая своими короткими палками. Наши люди прорвались к самому трону тирана и чуть не опрокинули его. Очень довольный происходящим, Кринипп спрятался за своим креслом и оттуда продолжал спорить с Дионисием, однако вскоре ему пришлось уступить и согласиться на греческий локоть. Тогда люди Дионисия стали вопить от радости и обниматься и быстро позабыли о всех своих раздорах. Таким образом Дионисий добился того, что его моряки по своей воле дали закабалиться на всю зиму — лишь бы только им позволили измерять свою работу в греческих локтях.

После этого Кринипп приказал, чтобы все в Гимере — как местные жители, так и гости — сидели по домам после наступления темноты и вставали с пением первых петухов. Тот, кого бы заметили в сумерках на улице, должен был бы заплатить в городскую казну штраф, или бы его заковали в колодки на главной площади. Выходить на улицу разрешалось только в случае болезни, за акушеркой, при пожаре или для исполнения некоторых религиозных обрядов при определенных фазах луны. Тот же, кого бы обнаружили спящим после пения петухов, в первый раз приговаривался к штрафу, во второй — к колодкам, а в третий — к изгнанию из Гимеры. И мне кажется, что ни один тиран никогда не издал более жестокого закона.

Дориэй, Микон и я могли не принимать участия в строительстве стены, потому что никогда не нарушали городского спокойствия. Дионисий разрешил нам жить у Танаквиль и вести себя, как нам заблагорассудится. Что же до меня, то я получил от Криниппа разрешение на хождение ночью по улицам, особенно в полнолуние, когда меня гнало из дома мое обычное беспокойство. Однако мы не прожили у Танаквиль долго, так как муж и жена сикулы снова посетили нас и привели с собой свою дочь. Девушка очень исхудала, а взгляд ее стал безумным. Эти почтенные люди сказали: