Турмс бессмертный - Валтари Мика Тойми - Страница 29

— Да, где же вы прятались? Я очень страдаю от того, что у меня нет нескольких зубов. Я не думала об этом, пока Дориэй не сказал мне, что в остальном я — настоящая женщина. Я знаю, что тирренские врачи умеют делать вставные зубы из слоновой кости и прикрепляют их золотой проволочкой. В Карфагене очень многие мужчины украшают свои зубы золотом или вставляют в них блестящие драгоценные камни. Но это они делают скорее из тщеславия, чем по необходимости. О коренных зубах я особенно не беспокоюсь: они изнашиваются у всех и тем скорее, чем больше человек ест, так что плохие зубы — это прежде всего признак знатного происхождения. Но я потеряла и несколько передних зубов. Именно поэтому я не осмеливаюсь говорить иначе, как прикрывая рот рукой, когда Дориэй смотрит на меня.

Дориэй ударил своим прекрасным кубком о стол так, что стекло треснуло, и сказал:

— Дорогая, перестань болтать о своих зубах. В тебя как будто вселились злые силы, и ты уже не можешь говорить ни о чем другом. Меня совершенно не интересуют твои челюсти. Я сказал тебе о зубах только потому, что увидел, как ты спишь с раскрытым ртом. И я не лгал, когда утверждал, что во всем остальном ты настоящая женщина. У многих других в твоем возрасте вообще нет ни одного зуба!

Танаквиль расплакалась, так что румяна потекли по ее запавшим щекам, и горестно пожаловалась:

— Ты сейчас оскорбляешь меня, говоря о моем возрасте, хотя ночью даже не спрашивал об этом. Клянусь богом боевых топоров, я горько сожалею, что встретила тебя, — ведь ты называешь меня старушкой и постоянно издеваешься надо мной из-за каких-то дурацких зубов!

Тут Дориэй вскочил и закричал так, что вздулись вены у него на висках:

— Молчи, женщина! Молчи: иначе я не выдержу! Если ты не перестанешь, я заберу свое оружие и уйду отсюда. Ты одна будешь виновата в том, что я в состоянии бешенства убью любого жителя Гимеры, которого встречу на дороге, ибо своими разговорами ты доведешь меня до безумия.

Он схватился за голову и застонал:

— Друзья мои, ах, друзья мои, почему вы оставили меня? Я тяжело болен. У меня жар, у меня болит живот, как будто кто-то терзает мой желудок клещами, и я чувствую себя избитым. Целый день меня рвет, и никакая пища не хочет удерживаться во мне; только совсем недавно, ближе к вечеру, я смог проглотить какую-то еду и остудить горло глотком вина.

Микон подошел к нему, приложил руку ко лбу, вывернул веки большим пальцем, осмотрел глаза, заглянул в горло и надавил рукой на желудок, спрашивая, где болит.

Дориэй все причитал, и Танаквиль позабыла о своих заботах. Улучив момент, я вручил ей драгоценное ожерелье в благодарность за гостеприимство и выразил надежду, что оно сможет возместить ей причиненный ущерб.

Танаквиль охотно приняла ожерелье, надела его на шею и с улыбкой сказала:

— Я женщина не мелочная. Какая же радость от богатства, если человек не может устроить пир для друзей? Кубки, которые вы перебили, и впрямь были изумительны, и недаром афинские ремесленники, которые их изготовляли, поставили свои имена под украшавшими их рисунками. Но вся посуда когда-нибудь да трескается, и мне кажется, что даже мой домашний бог не обиделся, так как я надела на него новые одежды и воскурила перед ним благовония. Это было просто необходимо, если учесть, как тут воняло, но таковы уж все мужчины, и я была к этому готова. Никаких убытков я не понесла, а ваш прекрасный дар я принимаю только потому, что не хочу вас обидеть. Жаль только, что одна из девушек, которые вам прислуживали, онемела и не может произнести ни слова. Похоже, вы чем-то напугали ее, потому что она была утомлена так, что две ее подруги на рассвете были вынуждены отнести ее домой на руках.

Микон и я обменялись виноватыми взглядами, так как ни один из нас не помнил, что здесь произошло. Микон предположил, что девушка испугалась моего танца козла, но оказалось, что речь идет о девушке, которую Микон унес в сад. В зал для пиров она потом не вернулась, а предпочла остаться в саду, где и играла с двумя своими подругами в догонялки. Микон же упорно желал говорить о сверхъестественном, и нам с ним было не до земных утех.

Мой друг предположил, что девушка спала на мокрой от росы траве и у нее от этого распухло горло. Во всяком случае он не мог вспомнить, что такого он ей сделал, чтобы она потеряла дар речи; скорее это несчастье могло угрожать ему.

Танаквиль послала гонца за девушкой, чтобы мы удостоверились, что она и впрямь больна. Удрученные, мы ждали ее прихода. Вскоре она появилась в сопровождении своих родителей, и мне было трудно выносить полные упрека взгляды этих простых людей и смотреть, как девушка беззвучно открывает рот, пытаясь поздороваться с нами.

Микон хотел спрятаться за нашими спинами, но девушка его увидела, вырвалась из рук родителей, подбежала к нему, выражая жестами свою большую радость, опустилась на колени и принялась целовать его руки, прижимаясь к ним лицом. Микон смущенно посмотрел на ее родителей, поднял девушку, ласково обнял ее и поцеловал в губы. И больше ничего не потребовалось. Девушка глубоко вздохнула и разразилась потоком слов, одновременно смеясь и плача. Ее отец и мать захлопали от радости в ладони и сказали на своем сикульском наречии, что ничего страшного не произошло и что это было всего лишь временное помрачение.

Девушка держала Микона за руку и болтала так, что родители застеснялись и велели ей замолчать. Микон подарил им горсть серебряных монет, и они довольные ушли, забрав дочь с собой. Когда это неприятное дело было улажено, я еще раз поблагодарил Танаквиль за ее дружеское расположение и сказал, что Мы должны поискать себе в городе постоянный приют. Танаквиль испугалась и поспешно сказала:

— Конечно, мой дом достаточно скромен, и в богатой Ионии вы привыкли к большим удобствам, чем я могу вам предложить. Но если вы не побрезгуете этим кровом, то можете оставаться под ним сколь угодно долго, ибо вы — мои желанные гости. Вот только вынесете ли вы вид моего беззубого рта?

Она искоса с упреком посмотрела на Дориэя, который только и сумел что-то простонать ей в ответ. Желая обрести уверенность в себе и показать нам, что она приглашает нас, не рассчитывая на вознаграждение, Танаквиль пошла во внутренние покои и принесла для каждого из нас подарки. Дориэю она надела на палец золотое кольцо, Микону подарила восковую табличку, оправленную в слоновую кость, а мне — камень селенит, который предохраняет от безумия каждого, кто его носит.