В колыбели с голодной крысой - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 17

Он повернулся ко мне улыбаясь:

– Так мы же следили за тобой, Пол. Наблюдали, как ты завтракал и так далее. Мы питаем к тебе интерес, мальчик.

– Ох...

Я отвернулся и стал смотреть в окно. Как я дошел до жизни такой? Я не принадлежал к категории людей, за которыми требуется постоянная слежка полиции. Так почему же меня то и дело волокут в полицейское управление, где безмозглые прагматики вроде Бена творят надо мной произвол? Я студент, служащий, честный человек. Как я докатился до этого?

Меня снова привезли к мрачному зданию полицейского управления. На автостоянке Бен молча вернул мне ключи от “форда”, и все втроем мы вошли в уже знакомую мне дверь со ржавой табличкой. На этот раз мы не поднялись выше первого этажа, а прошли в длинную узкую комнату со скамьей вдоль стены.

– Ты посиди здесь, – сказал мне Джерри. – Я сейчас вернусь.

Я сел. Бен привалился к стене у двери и курил сигарету, глядя в пустоту.

Через минуту Джерри появился из другой двери и помахал мне рукой.

– Капитан ждет тебя, – объявил он.

Я пошел за ним, а за мной следом шествовал Бен. По всей видимости, меня привели в кабинет капитана, совсем маленький – в нем помещался лишь письменный стол, заваленный всякими бумагами, да два шкафа для документов. Окно выходило на улицу.

Капитан Уиллик, сердитый и угрюмый, сидел за столом.

– Отлично, – сказал он, обращаясь ко мне. – И как ты это объяснишь?

Мне ничего не оставалось, как сказать правду. Я не умею хитрить и изворачиваться. Поэтому я сказал:

– Миссис Гамильтон солгала вам. Я пошел к ней, чтобы узнать почему.

– Ты пошел к ней, хм?

– Да. И она сказала мне почему. Она побоялась упоминать о профсоюзе и о письме, которое написал ее муж. Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал о связи ее мужа с нашим профсоюзом. А позже, когда она поняла, что это уже не имеет никакого значения, то побоялась признаться во лжи.

Джерри покачал головой в шутовском восхищении и с присущим ему ехидством воскликнул:

– Ну и оратор!

– Помолчи, Джерри, – сказал Уиллик ровным голосом без каких-либо эмоций и даже не взглянув в его сторону. Тем же голосом он продолжал, уже обращаясь ко мне:

– Так уж случилось, что я руковожу здесь полицией, молодой человек. У меня есть значок и власть. Когда приходит время допросить свидетеля, я делаю это или приказываю, чтобы это сделал кто-нибудь другой. – Он нацелил в меня свой грубый палец. – У тебя нет власти и нет положения. Ты просто молодой умник из Вашингтона, вообразивший, что ему все сойдет с рук. Мы будем держать твоего дружка-гангстера под стражей, пока он не захочет сотрудничать с нами, и по-настоящему не должны бы были тебя отпускать. Но ты молод и, по-видимому, ничего не понимаешь, поэтому я с тобой обошелся снисходительно, я выпустил тебя. Но если я узнаю, что ты болтаешь с кем-нибудь из города, не важно с кем, и суешь свой нос не в свое дело, ты окажешься в “холодильнике” так быстро, что у тебя голова закружится. Я понятно выражаюсь?

Я кивнул.

– Вот и отлично, – сказал он. – Тогда все. Я должен бы был уйти. И я хотел уйти. Но я немного задержался. Уиллик напомнил мне об Уолтере, который все еще находился в тюрьме, а я был единственным, кто мог ему помочь. И мне показалось, что я смогу побудить Уиллика выпустить Уолтера, если скажу, что сумею доказать, кто на самом деле убил Чарлза Гамильтона. Но для этого мне была необходима соответствующая информация.

Поэтому я набрался смелости и сказал:

– Я бы хотел задать вам вопрос.

Он посмотрел на меня и поджал губы.

– Я вижу, тебе не терпится оказаться в камере, – сказал он. – Ну да ладно, валяй, спрашивай.

– Я не пытаюсь прибегнуть к какой-то хитрой уловке, я просто хочу знать. Если вы не захотите ответить на мой вопрос, просто скажите мне об этом, и я уйду.

– Кончай предисловие.

Я сделал глубокий вздох, чувствуя, что уже прямиком устремляюсь к камере, но вместе с тем понимая, что судьба Уолтера зависит от этого вопроса.

– Вообще-то вам не безразлично, кто убил Чарлза Гамильтона?

Казалось, вопрос удивил его. Он не разозлился и ответил не сразу. Он посмотрел на меня. Нахмурился и после небольшой паузы спросил:

– А как ты думаешь?

– Вы приказали двоим вашим людям следить за мной. Другие ваши люди доставляют неприятности Уолтеру. Но мы с Уолтером не имеем никакого отношения к убийству Гамильтона, и, я полагаю, вам это известно.

Некоторое время Уиллик молчал, пощипывая щеку и глядя на лежащие перед ним документы, а потом заговорил:

– Я отвечу на твой вопрос. Вчера пополудни, в пять часов, Гамильтон вышел из здания цеха и вместе с другими рабочими направился на автомобильную стоянку рядом с цехом. Когда он подошел к своей машине, прозвучали четыре выстрела, и он был убит наповал. На стоянке в тот момент находилось около ста пятидесяти человек. Добрая половина из них даже не поняла, что произошло, многие просто сели в машины и уехали. Но все до единого служащего были опрошены. Поверь мне, пришлось основательно поработать. Но это ничего не дало, потому что никто ничего не видел. На стоянке была уйма народу, и любой мог достать револьвер из своей коробки для завтрака, выстрелить в Гамильтона, сунуть его обратно в коробку и продолжать идти как ни в чем не бывало. Все, что ему требовалось, – это быть одетым как все.

Он вздохнул, посмотрел на Джерри и Бена, снова уставился на стол, и продолжал:

– Пули были извлечены из тела Гамильтона, все четыре, и посланы в Олбани. Шкафчик Гамильтона на фабрике был осмотрен, равно как и его машина, и был произведен обыск у него дома. Все его дружки-приятели были опрошены, включая бармена в баре, где он обычно торчал. Допросили его подружку, допросили его жену. В результате допроса миссис Гамильтон мы узнали о вас двоих. Ваши действия показались нам подозрительными, поэтому мы арестовали вас. Когда мы узнали, что твой дружок – служащий профсоюза, нам показалось, что у нас есть возможность прояснить возникшую ситуацию, поэтому мы и стали возиться с вами несколько дольше, чтобы посмотреть, что будет дальше. В то же время мы продолжаем всестороннее расследование. Что касается лично тебя, я теперь полностью убежден, что ты совершенно чист. Но вы были в разным местах с вашим партнером, когда произошло убийство. Я пытался тебя заставить изменить показания относительно времени твоей отлучки, чтобы посмотреть, насколько уверенно ты будешь держаться, но ты держался намертво. Так что ты чист, но Килли нет. Тем не менее ты чувствуешь себя обязанным как-то помочь Килли и питаешь враждебность по отношению к нам. Ты ухватился за показания миссис Гамильтон, хотя то, что она нам сказала, ничего не меняет в этом деле. В то же время пока что мы не предъявили Килли обвинения в этом преступлении и не станем предъявлять, пока у нас не будет веских и неопровержимых доказательств. Но Килли останется под арестом до тех пор, пока я не получу убедительных доказательств его невиновности. – Он снова посмотрел на меня. – Теперь ты удовлетворен?

Я был удовлетворен, хотя и не в том смысле, который он имел в виду. Я был удовлетворен тем, что знал версию полиции по поводу убийства Гамильтона. Но меня не удовлетворяло отсутствие полноты картины. Например, Уиллик не упомянул о мистере Флейше, который примчался в мотель на своем “линкольне”. И о том, что Джерри причинил ущерб нашему имуществу. И наконец, он так и не сказал, верит ли он миссис Гамильтон или нет. Но если допытываться до всего этого, то пришлось бы спрашивать о его мотивах, тыкать иглой в больное место, а я знал, сколь быстро он теряет терпение и впадает в ярость, поэтому я сказал:

– Думаю, я удовлетворен. Спасибо.

– Конечно. Убирайся прочь.

Я убрался прочь, сел в “форд” и поехал обратно в мотель. По дороге я смотрел в зеркало заднего вида и видел бледно-голубой “плимут”, ехавший сзади на расстоянии квартала от меня. Я стиснул зубы и сосредоточился на улице, по которой ехал.

В номере мотеля я принялся метаться, подобно дикому зверю, заключенному в клетку. Я по-прежнему, и даже с большей ясностью, осознавал необходимость срочных действий, моя нервная энергия достигла крайнего напряжения, но я лишен был возможности действовать. Я надеялся узнать от Уиллика что-нибудь такое, что послужит ключом к действию, но он ничего такого не сказал. Время шло, а я беспомощно метался по комнате, остро ощущая опасность, но не ведая, откуда ее ждать. Но я был скован по рукам и ногам. Я готов был ринуться по Харпер-бульвару с горящим факелом и кричать, и молотить кулаками. Но я был абсолютно бессилен. “Плимут” ждал снаружи, а я ждал двух часов.