В колыбели с голодной крысой - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 16

Я поднял машинку и поставил на письменный стол. Джерри хорошо над ней поработал. Клавиши разбиты, от валика оторваны металлические линейки, а вся станина изогнута. Я знал, что пишущая машинка принадлежала профсоюзу, а не лично Уолтеру, но бессмысленный дикий вандализм все равно вызвал отвращение. Я принялся собирать разбросанные по полу вещи, стараясь навести хотя бы видимость порядка. Я не знал, зачем я трачу на это время, а не иду сразу в дом Гамильтона, но, видимо, мною двигало мое всегдашнее пристрастие к чистоте.

Мой чемодан, впрочем очень старый, теперь уже никуда не годился. Крышка была наполовину оторвана, и Джерри даже ухитрился оторвать ручку с одной стороны. Я положил бедолагу на кровать и начал складывать в него одежду. На наших белых рубашках, белье и носках были видны следы подошв. – В номере имелся комод, и я как попало, вперемешку, запихал в него все наши с Уолтером вещи. Затем снова положил грязное белье в мешок для стирки, разбросанные по всей комнате канцелярские принадлежности в ящик письменного стола, а простыни и одеяла на кровати. Когда я поднял с пола портфель Уолтера, что-то побудило меня заглянуть внутрь, и я стал перебирать находившиеся в нем документы. Письма от Чарлза Гамильтона исчезли, но я почему-то знал, что так и должно быть. Итак, теперь Уиллик – и Флейш – располагают фамилиями двадцати пяти человек, подписавших второе письмо.

Их обязательно надо предупредить. Я сел на свою кровать и попытался припомнить хотя бы одну из этих фамилий. Я смогу предупредить этого человека о грозящей ему опасности, а он предупредит остальных. Но ни одной фамилии вспомнить не мог.

Ладно, миссис Гамильтон, должно быть, знает кого-нибудь из тех, кто подписал письмо, и скажет мне. Пусть она скажет мне это, а также и то, почему она солгала Уиллику.

Наконец я вышел из номера, закрыл за собой дверь и вскочил в “форд”. Я выехал со стоянки и направился на север по Харпер-бульвару.

Глава 9

Был жаркий, солнечный день с безоблачным голубым небом: точно такой же, как вчера. И над Четвертой улицей царило такое же спокойствие, создавалось впечатление, что все домохозяйки смотрят телевизор в затемненных шторами гостиных, а их дети где-то играют, плавают или катаются на самокатах. Я припарковал “форд” перед домом Гамильтонов, подошел к входной двери и позвонил.

Вначале никто не ответил. Я позвонил еще раз и, когда опять никто не ответил, стал звонить, не отрывая пальца от кнопки. Наконец дверь открылась настежь, и миссис Гамильтон посмотрела на меня с выражением смертельного ужаса в глазах.

– Убирайтесь прочь! Не приходите больше сюда! Оставьте меня в покое!

– Мне надо с вами поговорить, – сказал я совершенно спокойным тоном. Ее резкость каким-то странным образом заставила меня успокоиться.

– Убирайтесь прочь! – прошипела она.

– Из-за вас я провел ночь в тюрьме, – сказал я, повысив голос. – Мой друг до сих пор там, и это все по вашей вине. Вы солгали полиции, и я хочу знать – почему.

Она заморгала глазами, и на лице ее читалось смущение.

– Я вовсе этого не хотела, – стала она оправдываться, скорее перед самой собой, чем передо мной. – Я вовсе этого не хотела, – повторила она, затем, глядя на меня, произнесла:

– Мой муж мертв. Неужели вы этого не понимаете? Сегодня днем состоится панихида в похоронном бюро.

– Я хочу знать, почему вы солгали.

Нас разделяла внутренняя дверь, затянутая противомоскитной сеткой, и она смотрела на меня сквозь нее, умоляя уйти, но теперь я был слишком зол, чтобы сочувствовать ей. В конце концов она прислонилась к дверному косяку и, тупо уставившись на мой галстук, сказала:

– Я испугалась. Я не хотела им ничего говорить о профсоюзе, о письме Чака, я не хотела, чтобы они знали. Я испугалась и не подумала, а потом было уже поздно, я уже успела сказать кое-что и уже не смогла бы что-нибудь изменить.

– Вы можете сделать это теперь, – сказал я. – Мой друг все еще в тюрьме. Вы можете позвонить в полицейскую комендатуру и сказать им...

– Нет, я не могу, я... – Она посмотрела мне в лицо, затем перевела взгляд куда-то у меня за спиной и внезапно изменилась в лице. – Оставьте меня в покое! – закричала она. – Я не хочу с вами разговаривать! – И она захлопнула дверь.

Я обернулся и увидел Джерри, который направлялся ко мне, улыбаясь и качая головой. Один из его напарников стоял чуть поодаль.

– У вас что, совсем нет мозгов в голове? – сурово спросил Джерри.

– Вы слышали, что она сказала? Он медленно и насмешливо кивнул.

– Слышал. Она сказала, чтобы вы убирались. Я думаю, что это великолепная мысль. – Он протянул руку, чтобы взять меня за локоть. – Вы продолжаете делать успехи, сынок. Вот уже два раза вы побеспокоили эту женщину.

Я отдернул локоть от его протянутой руки.

– Но она сказала мне почему! Она сказала, почему она лгала и продолжает лгать вам. Она боялась упомянуть профсоюз, только и всего. Спросите у нее, она...

На этот раз ему удалось схватить меня за локоть, и он стал тянуть меня прочь от дома Гамильтонов.

– Способны ли вы на нормальные человеческие чувства? Эта женщина только что овдовела, разве вы этого не знаете? А теперь оставьте ее в покое.

– Но она лгала вам.

Он тянул меня за руку, я сопротивлялся. Вдруг он отпустил мою руку, посмотрел на меня, вздохнул и сказал:

– Мне позвать Бена, чтобы он помог с вами справиться?

Я взглянул на другого полицейского:

– О, это Бен?

– Совершенно верно, – ответил Джерри.

– Это тот, который бил меня, не так ли? Джерри ухмыльнулся:

– Кажется, он действительно стукнул вас пару раз. Я вспомнил беспомощный страх и ярость, которые я испытал, когда Бен ударил меня.

– Тогда на мне не было очков, – сказал я, – так что я не мог разглядеть как следует, кто это делал. Джерри снова дернул меня за руку.

– Почему бы вам не подойти ближе и не разглядеть получше? – спросил он.

Тут я почувствовал, как судорога свела мой желудок, как будто я собирался сделать что-то грубое и старался удержать себя от этого.

– Охотно, – сказал я.

Мы подошли к Бену, и я увидел его вблизи. Здоровенный парень, слегка неряшливый внешне, как и все они, смахивающий на опустившегося моряка. Его глаза казались слишком маленькими при таком массивном лице с тяжелым подбородком. Я смотрел на него, а он смотрел на меня без всякого выражения. Но он ожидал, что я сделаю то, чего опасался мой желудок; ему хотелось, чтобы я это сделал. И еще он хотел, чтобы я попытался его ударить или броситься на него.

Однако я не сделал ничего подобного. Я просто сказал:

– Вы слишком велики, чтобы быть трусом. Джерри громко захохотал и похлопал меня по плечу.

– Вот это да! – радостно воскликнул он. – А ты как думаешь, Бен?

– Сопляк, – ответил Бен и сплюнул в сторону.

– Ну что ты, Бен, он же учится в колледже! Не так ли. Пол?

– Это верно.

– А знаешь, ты мне нравишься, Пол, – сказал Джерри. – Ты мне очень нравишься. А тебе он не нравится, Бен?

– Сопляк, – снова буркнул Бен.

Джерри пожал плечами и сделался вдруг серьезным.

– Ну, ладно, Пол, – сказал он. – Я вот что тебе скажу. Ты сейчас отдай ключи от машины Бену, а сам поедешь со мной.

– Зачем?

– Поедем к капитану Уиллику, – изрек он, как будто бы это все объясняло.

– Эй, постойте минуту, – сказал я. Бен подтянул брюки, бормоча:

– Ну вот. Сопротивление при аресте.

– Да ладно, Бен, – сказал Джерри. – Пол собирается быть хорошим мальчиком.

– Надеюсь, вы постараетесь не сломать мне сцепление, – сказал я, передавая ему ключи.

Бен молча взял их и направился к “форду”. За ним стоял бледно-голубой “плимут” без опознавательных знаков, и Джерри повел меня к нему. Мы сели в него и поехали вслед за “фордом” в сторону центра.

Некоторое время спустя я сказал:

– Кстати, как вы узнали, что я здесь?