Белая ворона - Уэстлейк Дональд Эдвин - Страница 21

Марба снова улыбнулся.

— Берете нас на пушку? Что ж, хорошо. Да, мы спрятали и вашей комнате микрофон.

— Стало быть, вам известно, кто убил Карлсона.

— Мы, конечно, записали голос убийцы. Но не знаем убийцу ни в лицо, ни по имени. Хотите послушать пленку?

— С удовольствием.

— Когда мы вернемся, я это устрою.

Девица быстро и глухо затараторила на каком — то языке, которого Гроуфилд прежде никогда не слыхал, но Марба ответил ей по — английски:

— Мистер Гроуфилд не представляет для нас опасности, дорогая. И он, разумеется, знает, что мы наблюдаем за ним. Мы вполне можем прокрутить ему эту пленку.

— И неприлично говорить на незнакомом мне языке в моем присутствии, — выговорил ей Гроуфилд, положив конец счастливому случайному свиданию. Сидевшая рядом девушка снова стала холодной, отчужденной и надменной, какой была в вестибюле гостиницы, а еще раньше у него в номере.

— Неприлично искать нашего общества, не выучив прежде язык, на котором говорят у нас в стране, — парировала она.

— Дети, дети, — примирительно сказал Марба, и это прозвучало странно в устах такого утонченного и сдержанного человека. — Сейчас не время препираться. Мистер Гроуфилд, вы говорили, что хотите знать две вещи. Какая же вторая?

— Мне нужна легенда. Лично я плевать хотел на ваши замыслы и не думаю, что от них зависит существование Соединенных Штатов, но мне надо скормить своим шпионам складную историю, чтобы они оставили меня в покое и позволили заниматься своим делом.

— И вы хотите, чтобы эту легенду предоставил вам я?

— Я хочу, чтобы мы придумали ее вместе, — ответил Гроуфилд. — Вам известно, из — за чего ваши друзья могли собраться здесь, и вы способны обучить меня политической болтовне, в которую мои шпионы поверят.

— Ас какой стати я должен вам помогать? — спросил Марба.

— Если я провалюсь, люди, которые подослали меня к вам, не угомонятся. Они попытаются наладить подслушивание в ваших номерах, станут выслеживать вас, вставлять объективы и замочные скважины, подмазывать официантов и так далее. Они не дадут вам покоя, даже если ничего не разнюхают. Но выдумав складную и достоверную историю о цели вашего сборища, такую историю, которую они проглотят и успокоятся, мы заставим их убраться, и вы сможете беззаботно провести свои выходные дни. Марба расхохотался, да так громко, что кучер перестал долдонить наизусть путеводитель. Потом он откашлялся и возобновил это занятие, начав с того места, на котором его прервали.

Марба сказал:

— Гроуфилд, я вами восхищаюсь, честное слово. Вы всегда находите самые убедительные причины, чтобы заставлять других людей делать то, что выгодно вам.

— То, что хорошо для меня, хорошо и для вас, — ответил Гроуфилд. — Просто мне повезло.

— И еще как. Ладно, я должен обсудить это кое с кем. Свяжусь с вами позднее. Не сомневаюсь, что ваши доводы возымеют действие.

— Хорошо.

Марба повернулся к девушке.

— Вивьен, когда вы вернетесь в гостиницу, отведите мистера Гроуфилда в комнату советников. Я позвоню им и предупрежу о вашем приходе.

— Ничего, если он увидит…

— Это совершенно безопасно, — заверил ее Марба. — Мистер Гроуфилд не намерен каким — либо образом угрожать нашему союзу.

Девушка пожала плечами. Похоже, он не сумел убедить ее до конца. Она сидела, сложив руки на груди и упрямо надув губы. Двуколка свернула на улицу Людовика Святого и поехала по ней. Гостиница стояла в конце этой длинной улицы с односторонним движением. Марба поднялся и сказал:

— До встречи, Гроуфилд.

— Буду ждать.

Марба кивнул и легко спрыгнул с двуколки прямо на ходу. Гроуфилд помахал ему рукой, и коляска покатила дальше под стук подков по камню. Фигура Марбы исчезла из виду. За минуту мимо двуколки промчались три машины, и Гроуфилд подумал, что Марба, должно быть, в одной из них.

Девушка сидела все в той же позе и с тем же выражением лица. Она смотрела вперед, и взгляд ее был сердитым и укоризненным. Пытаясь заново сыграть сценку случайного свидания, Гроуфилд склонился к ней и проговорил:

— Вон тот мотель справа был построен в тысяча семьсот сорок шестом году индейцем племени алконкин в честь святой девы Гваделупской. В его подвалах хранится самая большая в мире коллекция глазных яблок замученных миссионеров. Ответа он не дождался. Девица продолжала яростно сверкать глазами.

— В чем дело? — спросил Гроуфилд. — Вы мне не верите?

Девица одарила его ледяным взглядом.

— Вы мне не нравитесь, — сказала она и снова уставилась в пространство.

— Как же так? — удивился Гроуфилд. — По пути туда все было очень славно.

Еще один ледяной взгляд.

— Если желаете знать, по пути туда я считала вас патриотом. Думала, вы трудитесь на благо своей страны из — за убеждений. Патриот может быть и моим недругом, если наши страны враждуют, но я по крайней мере его уважаю. Вы же никакой не патриот, вы здесь не по своей воле, и вам наплевать, что вы предаете собственную страну. Вас заботит только одно: вы сами; вам невдомек, что существуют вещи более возвышенные, чем ваша персона. Я презираю вас, мистер Гроуфилд, и не желаю больше разговаривать с вами. И не хочу, чтобы вы разговаривали со мной.

Она опять уставилась прямо перед собой.

— Когда — нибудь, мисс Камдела, мы с вами основательно побеседуем о патриотизме, — ответил Гроуфилд. — И о том, что важнее — патриотизм или преодоление личных затруднений. А пока я намерен позаботиться о собственной шкуре, нравится это вам или нет.

Весь остаток пути до гостиницы на Оружейной площади они молчали, и Гроуфилду вполне хватило времени, чтобы осознать, что, по сути дела, он ответил девушке невпопад.