Кошмары Аиста Марабу - Уэлш Ирвин - Страница 43

– Надо с ними переговорить, мать их растак… пойду возьму свой дробовик…

К счастью, рядом оказался Тони, он приехал с сыном, малышкой Серджио.

– Нет, Джон, не стоит. Любое вмешательство только усложнит ситуацию. Дело в суде, это может только навредить.

Пока отец медленно постигал смысл сказанного, лицо его подергивалось. Потом он задышал учащенно, и я решил, что сейчас он ударит кого-нибудь из нас, но тут он, похоже, успокоился.

– Навредить делу… и то верно, Тони… н-да. Хорошо, сидим тихо. Стрэнги будут биться в суде, там и посмотрим, кто кого, да-да, в суде, знаешь-понимаешь.

Он сжал мне руку, в пылу едва не поломав мне кости.

– Я просто должен был спросить. Я должен знать наверняка. Хотя я в тебе и не сомневался, ни на минуту. Я просто должен был спросить, чтобы услышать это из твоих уст, да-да, из твоих уст, знаешь-понимаешь. Ты ведь меня понимаешь, сынок?

Я кивнул. На самом деле едва ли я понимал вообще что-либо. Я не понимал, от чего мне так плохо. Я возненавидел эту шлюху, я возненавидел всех, кто до меня доебывался. Я был против всех. Я, Рой Стрэнг.

Я не понимал, почему, когда бы я о ней ни подумал, мне хочется сдохнуть.

Я же ничего такого не делал.

– Мы очистим твое честное имя! Мы будем держаться все вместе, мы – Стрэнги! Мы победим! Рой, Вет, Тони, мы победим!

Помню, как он потрясал в воздухе кулаком.

17. Терпимость «ноль»

Много воды утекло, пока дело не попало в суд, и конца-края видно не было. Работать я не мог, поэтому взял отпуск за весь год и месяц просидел дома. Ким составила мне компанию: ее застукали, когда она залезала в кассу, и уволили из булочной. Мы сидели дома и курили сигарету за сигаретой. До этого я никогда не курил, хотя бы потому, что дома у меня курили все. Мне не нравились курильщики, сигареты я называл «пидореты», и мне казалось, что их курят только пидоры и грязный, прогорклый, смолистый дым окутывает их.

И вот, пожалуйста, я сам закурил.

Никогда еще я не чувствовал себя таким опущенным, таким опустошенным. Сидеть, смотреть телик – вот и все, на что меня хватало. Ким беспрерывно говорила, повествуя исключительно о своих парнях. В итоге я перестал понимать, что она говорит, не мог разобрать слов, и единственное, что я слышал, было беспрерывное эээууууэээээуууу-уэээээууу – монотонный носовой звук на заднем плане. Такой вот непрекращающийся, набивший оскомину саунд-трек к моей депрессии.

Куда бы я ни пошел здесь, в районе, даже выйдя в магазин, я чувствовал, как все смотрят на меня, и я знал, что они шепчут себе под нос:

– Тупорылый Стрэнг – животное, мутант, психопат пизданутый, насильник, падаль…

Выходил я как можно реже.

Но не мог же я всю жизнь просидеть взаперти. Меня это ужасно угнетало. Я пытался поддерживать контакты с пацанами по телефону, но Лексо и Оззи было не застать, они постоянно тусовались, устраивали махачи, ходили на вечеринки, как будто им по хую, что там произошло. Демпс, как и я, засухарился. Услышав мой голос по телефону, он вешал трубку. Потом он перестал подходить, а вскоре и вовсе отключил линию.

Я чувствовал себя узником этого грёбаного психдома. Днем меня доставала Ким, но депрессия примирила меня с ее нытьем, к тому же это еще была хуйня по сравнению с тем цирком уродов, представления которого начинались, когда мама приходила от стариков, у которых она работала, а отец возвращался из магазина Джона Мензиса. Он обычно приходил попозже, так как при первой же возможности брал сверхурочные. К счастью, Бернард наконец-то снял квартиру, зато Тони захаживал к нам частенько.

Однажды папа вернулся с работы в особенно приподнятом настроении.

– Поймал тут одного малолетнего ублюдка, хотел спереть комиксы. Он сразу в слезы, разревелся, знаешь-понимаешь. С этого все и начинается, Вет, вот они – уголовные элементы, знаешь-понимаешь.

– Несчастный малыш…

– Я ему говорю, ты, говорю, еще не вырос, а уже обманываешь, воруешь. А сам еще от горшка два вершка, знаешь – понимаешь!

– Какая до-са-а-да… – застонала Ким, – совсем еще ребенок…

– Да ну, не в этом дело, Ким. Я сделал это для его же блага. Психология, Ким, тут понимать надо, психология: отпустишь в первый раз – он так ничему и не научится. Доброта в строгости, знаешь-понимаешь, в строгости доброта. А что, надо было попросту отпустить его? А что если бы кто-нибудь увидел? Я бы потерял работу. Так надо было отпустить? Я тебя спрашиваю? Я должен был отпустить его?

– Нет… но… – запротестовала Ким.

– Никаких «но»! Если бы я лишился работы – что бы тогда с нами стало? Слава Богу, есть здесь хоть один человек, который может как следует справиться со своей работой! Знаешь-понимаешь!

Такой вот бред происходил беспрерывно.

Но хуже всего было то, что старик смотрел гребаный телик всю ночь напролет, создавалось впечатление, будто он вообще не спит. Страдая бессонницей, вызванной депрессией, я спускался в гостиную и находил его там бодающим ящик. Малейший шум с улицы, и он бросался к окну посмотреть, что там происходит. Он постоянно пополнял свои файлы и даже завел новую папку для жителей дома напротив.

Я решил еще раз ознакомиться с плодами его трудов.

23/8 МЭНСОН

Донна (17 лет): мать-одиночка

Соня (меньше полугода): дочь

Мне всегда жаль этих молоденьких девиц, хотя большинство из них идут на это ради квартиры, которую им выдают гребаные коммунисты из горсовета. Девица вполне приличная, ребенок всегда чистенький. В таких ситуациях обычно возникает опасность наркотиков, слишком много подонков увивается за девицами с квартирой.

Вердикт: возможная угроза наркотиков. Продолжать наблюдение.

Папа стал членом общества под названием «Муирхаус против наркотиков», председателем которого был Джеф – отец Брайана, а секретарем – Колин Кэссиди. Джеф, видимо, и не подозревал, во что он вписывается, когда принимал этих придурков.

– Я собираю информацию, да-да, у меня есть подробные файлы на многих жителей нашего района. Я pqtob предоставить их в распоряжение нашего общества в любой момент, – выпалил однажды мой папаша.

Общество против наркотиков стало для отца постоянным предметом для обсуждения.

– Я считаю, Джеф, что дела в Муирхаусе дошли до того предела, когда уже пора снять розовые очки и принимать серьезные меры. Выживать из района всякую шваль – это не решение, горсовет все равно засунет их обратно. Все, что нам нужно, – это пятеро молодцов с дробовиками, как у меня. Нужно просто пройтись по району и разнести их всех в клочья, знаешь-понимаешь, на корм собакам. Вот это я понимаю, так бы и поступили в нормальном мире.

– Э… да, Джон, – нервно отвечал Джеф, – но мыто живем в ненормальном мире…

– Кому ты это говоришь! Вот, пожалуйста, мой сын: работает, спец по компьютерам, а в районе на него смотрят как на прокаженного, и все из-за какой-то шлюхи. А вокруг ошиваются всякие джанки; копы их охраняют, а гребаный горсовет платит им пособие и носится как курица с яйцом! Дробовик – вот единственно правильное решение, дробовик, знаешь-понимаешь! И вот что я тебе еще скажу, Джеф: я бы прикончил всю эту шваль наркоманскую, а потом пошел бы прямиком в горсовет и расправился бы со всеми этими мудаками! Вот так, будь уверен! Наркоманы, матери-одиночки – всё это только симптомы болезни, да-да, всего лишь симптомы, знаешь-понимаешь. Источник же заразы заседает в городском муниципалитете. Ох, ублюдки, дождутся они у меня!

Идти мне было некуда, но, когда начинался этот бред, дома я тоже не мог находиться.

В итоге я рискнул и, выйдя из дома, сел на автобус до центра. Я прогуливался по Принцесс-стрит, когда мое внимание привлекли несколько огромных черных плакатов с большой белой Z посередине. Они были расклеены на щитах вдоль улицы со стороны сада.

На первом было написано:

ТЕРПИМОСТЬ «НОЛЬ»

Z.

У МУЖЧИНЫ НЕТ ТАКОГО ПРАВА.