Гнев Ашара - Уэллс Энгус - Страница 8

Нигде не было видно никаких часовых. Сбор издревле охранялся священным договором, нарушить который мог лишь самый последний сброд, очутившийся вне закона, да и то лишь не в меру осмелев. Кроме того, Становищу хватало собак. У Дротта имелось множество псов, больших и свирепых — всем, кого они не признавали своими, следовало беречься. Эти животные широко использовались как рабочие в стране, где лошадей водилось немного и стоили они баснословно дорого — так, что владеть ими могли лишь вожди и бар-Офф. Зато собаки стерегли и лошадей, и Становище, их выпускали на врага во время боя, а порой, когда не хватало дичи, они тоже шли в пищу. Борс держал наготове копье, чтобы обрушить тупой конец на любую псину, которой не понравится прибытие Посланца, — но, к своему изумлению, не нашел повода ударить.

Он бдительно следил, как могучий пятнистый зверь с желтыми глазами и большими клыками, смахивавший поступью на медведя, с вздыбленной шерстью и разинутой пастью, полной грозных зубов, замер и съежился, чуть только Тоз взглянул в его направлении. Поймав этот взгляд, пес еще шире раскрыл пасть, поджал хвост и спрятал его между задних лап; рык, уже сорвавшийся с его морды, сразу же перешел в негромкий протяжный скулеж. Затем пес повернулся к ним хвостом и засеменил прочь, вскоре он скрылся среди жилищ. Ашар! Да нужны ли еще доказательства того, что Тоз не самозванец. Теперь-то никаких сомнений и быть не может. Ведь это был боевой пес самого Дьюана! Борс однажды видел, как этот зверь повалил наземь вооруженного .до зубов воина Кэрока и одним движением челюсти лишил того правой руки. Сомкнув зубы во второй раз, пес перекусил противнику горло, а затем набросился на другого воина. Даже Нилок Яррум обходил стороной дьюанова пса. А Тоз обратил на грозного зверя не больше внимания, чем на какую-нибудь назойливую муху.

Больше ничто не препятствовало их продвижению, пока они шагали между упорядоченными рядами жилищ. Собаки, бродящие по Становищу, враз куда-то исчезли, как будто пес Дьюана послал им мысленное предупреждение. И ни один дротт не показался снаружи, пока они проходили меж остро пахнущих сооружений из шкур. Борс не останавливался, пока аллея не привела их во внутренний круг, к самым большим жилищам. Крупнее всех был шебанг Мерака, поставленный так, чтобы восходящее солнце первым делом осветило вход с балдахином и черепа, свисавшие с центрального шеста, точно виноградная гроздь, — немое свидетельство военной доблести хозяина. Расположение жилищ ала-Уланов определялось величиной кланов и собственной боевой славой их вождей, самые отважные или те, у кого было больше людей, занимали место ближе к Улану. Нилок Яррум, хотя и был самым юным из клановых вождей, занял почетное место по левую руку от Мерака — Место Щита. Приблизившись к его шебангу, Борс помедлил. Он вдруг понял, что не знает, как надо объявить о Тозе. Или, если говорить честно, не был уверен в том, как его примут в столь ранний и явно неурочный час.

Небольшая задержка, казалось, совсем не обеспокоила Посланца. Он терпеливо стоял, оглядывал жилище. Это было нескладное сооружение из дубленых шкур, сшитых вместе и натянутых на деревянный каркас, укрепленный сетью кожаных шнуров, растянутых колышками. Концы внутренних опор выступали над кожаным верхом шебанга, и на каждом из них болтался яркий флажок, сейчас безжизненно поникший от безветрия. Шесты, обвязанные красными, зелеными и черными лентами, поддерживали выступавший над входом балдахин, под которым образовывалось нечто вроде портика. По бокам этот портик поддерживали шесты с трофеями. Трудно было что-то угадать по выражению бледного липа Тоза, но Борсу почудилось, будто любопытство промелькнуло в глазах Посланца, когда тот изучал висящие перед входом черепа — каждый из них был выварен в кипящей воде, избавлен от остатков плоти и тщательно выбелен. Затем светловолосая голова Тоза повернулась сперва к трофеям, вознесенным перед обиталищем Мерака, а потом и к выставленным у жилищ других вождей. Насмотревшись, он возвратил взгляд к Борсу и повел рукой в сторону входа.

Дротт, вдохнув поглубже, ступил меж шестов, приближаясь ко входу. Шкуры двух диких быков образовывали раздвижной занавес, перед которым Борс остановился, уперев в землю копье и негромко позвав:

— Гавроч? Борс из Дротта принес великую весть.

Мгновенно, как если бы этого ждали, занавес раздался в стороны, и снаружи появилось три человека. Все они, вместе с девятерыми, оставшимися внутри, представляли собой гехрим — отряд личных телохранителей Нилока Яррума. Каждый из них поклялся защищать ала-Улана ценой своей жизни и подчиняться только ему. У каждого ала-Улана имелся свой гехрим, и даже Мерак не мог им приказывать, ибо верность этих людей была скреплена кровью и тайными обетами, которые привязывали их к предводителям, отменяя все прочие узы.

Трое очутившиеся перед Борсом были полностью вооружены и снаряжены, несмотря на неурочный час. Шлемы с гребнями покрывали головы, выбритые, как положено гехримитам; личины и нащечники закрывали их лица, и лишь свирепые глаза и неулыбчивые рты говорили о том, что это люди. Кольчуги покрывали их торсы, а кожаные штаны обтягивали ноги, от колен до лодыжек закрытые металлическими наколенники, ниже землю попирали сапоги из жесткой кожи с острыми, окованными металлом носками. Станы воинов стягивали широкие боевые пояса. Каждый был вооружен топориком, кинжалом и длинным мечом. Правая рука каждого гехримита покоилась на рукояти меча, когда они недобро уставились на внезапно оторопевшего Борса.

— Великую весть? — голос Гавроча звучал резко, некогда он был ранен в горло, а сейчас еще и недоволен. — Что это за весть, которая не может подождать до зари?

Борс с трудом выдержал взгляд этого стального лица, устремив глаза в точку за плечом Гавроча, — и увидел там еще троих гехримитов, не облаченных в доспехи, но с мечами. Еще дальше в прихожей растянулись на постелях шестеро оставшихся. У каждого справа лежал меч в ножнах.

Борс готов был возвестить приход Посланца, но внезапно вспомнил предостережение Тоза, который сказал, что говорить надлежит только с самим Нилоком Яррумом. Воин невольно оглянулся на молчаливого пришельца позади себя. Гавроч проследил за его взглядом и на пядь извлек клинок из расшитых бисером ножен.

— Ты приводишь чужаков, нарушая отдых ала-Улана?

— Это чужак, которого ала-Улан пожелает приветствовать, — быстро сказал Борс, опасаясь, как, бы клинок не покинул свое убежище еще дальше. — Даю слово, Гавроч.

— Твое слово?

Предводитель гехрима произнес это с пренебрежением, и Борс почувствовал, как у него вспыхнуло лицо, руки непроизвольно сжались на копье. Это малозаметное движение вызвало недобрую улыбку у телохранителей, и Борс попридержал свой гнев. Гехрим — это избранные, и злить их означало бы искать смерти, ибо они подчинялись лишь ала-Улану. Именно гехримиты вырезали на спинах кровавых орлов — если только Нилок не приберегал эту потеху для себя.

— Даю слово, — повторил Борс.

— Кто это? — огрызнулся Гавроч, взметнув подбородок в направлении Тоза.

Вопрос был намеренно оскорбительным, и не случайно обращен к воину, а не к тому, с кем явно не желают разговаривать. Прежде чем Борс успел ответить, Тоз заговорил сам.

— Тот, кто уже устал от твоих пустых слов, страж.

У Борса свело желудок. Челюсти Гавроча напряглись, недобрый огонь вспыхнул в его глазах. Борс отступил на шаг, думая воспользоваться тем, что копье длиннее меча, и услышал тихое скольжение металла по коже: гехримитский клинок вышел из ножен уже наполовину.

Прежде чем он вышел полностью, Тоз обошел воина и занял его место перед разъяренным стражем.

— Я безоружен. А ты настолько труслив, что готов обрушить на безоружного путника острую сталь?

Борс додумал: «на безоружного, но не беззащитного». Нет, далеко не беззащитного. И ничего больше не сказал, предпочтя предоставить Тозу объясняться с гехримом и наблюдая, как та часть лица Гавроча, которую не закрывал шлем, наливается яростью. Тот опять убрал клинок и жутко усмехнулся.