Тина и Тереза - Бекитт Лора - Страница 28

— А та, рядом, неужели тоже красавица? — весело продолжал Конрад.

— О нет, это Фей! — Тина неожиданно тоже развеселилась.

— Она похожа на огромную жабу, — заметил юноша.

Тина удивилась: так сказать о девушке… Да, но это же правда!

А Конрад между тем наклонился и, опершись рукой о седло идущей рядом лошади своей спутницы, прошептал на ухо девушке несколько смешливых слов в адрес ее врагов.

Тина звонко расхохоталась. Конрад вел себя сейчас как мальчишка, и это нравилось ей, как нравилась и запретно манила вновь возникавшая атмосфера интимности.

— А этот здоровенный парень — ваш бывший поклонник? — выпрямившись, произнес юноша.

Тина смутилась. Однако ему не откажешь в наблюдательности!

Она не нашлась, что ответить, но Конрад не настаивал. Он только пошутил:

— В следующий раз предупреждайте, Тина, а то ведь я могу справиться далеко не с каждым! — И после скомандовал: — Вперед!

Тина послушно направила лошадь рысью. Они понеслись по ровной дороге, то и дело перегоняя друг друга. Мелкие камешки сверкали на солнце, и дорога казалась посыпанной серебряной пылью, тополя по обочинам шумели, точно воды реки, а на небе не было видно ни облачка. Море виноградников и зеленых тенистых рощ простиралось до горизонта, и Тина любовалась всем этим так, словно впервые увидела — любовь дала ей новое зрение, способность по-особому остро и ярко воспринимать мир.

— Вы любите Австралию? — слегка запыхавшись, спросила она, когда лошади замедлили бег.

— Да, — серьезно ответил Конрад, и лицо его на мгновение исказила внезапная душевная боль.

Конечно же, он очень любил Австралию, эту богоданную зеленую страну! Любил бывать на побережье океана, смотреть, как огромные волны набегают одна на другую, оставляя на песке быстро тающие, похожие на кружево пенные разводы, как качаются на вершинах крутых берегов высоченные тонкие пальмы со стволами, точно обернутыми ворсистой бумагой, и остроконечными листьями, развевающимися на ветру, будто зеленые флаги. А ночи с огромной луной и бесконечным звездным дождем! Корни его души, души мечтателя и вечного странника Конрада О'Рейли, здесь. И одиночество там, вдали от родины, покажется тяжким вдвойне!

— Не уезжайте! — робко произнесла Тина, и это прозвучало как просьба.

Он только вздохнул в ответ и покачал головой.

— Не будем об этом.

Вернувшись назад, они остановились в саду, в самом начале длинной аллеи, густо усаженной туями, образующими темно-зеленый туннель; косые лучи солнца, местами проходящие сквозь твердое плетение остро пахнущей смолою хвои, скрещивались в воздухе, бросая желтые пятна света на серые плиты дорожки.

— Постоим? — спешившись, предложил Конрад. Тина кивнула.

— Только недолго.

— Хорошо, — согласился Конрад. — Но вы не беспокойтесь, я на всякий случай предупредил Джулию — она скажет отцу, что я весь день провел один в своей комнате. Джулия всегда на моей стороне.

Такая предусмотрительность удивила и одновременно порадовала девушку. Он ищет ее общества? Зачем, почему?

Между тем Конрад как бы невзначай взял руку девушки в свою, и это прикосновение обожгло Тину.

Зеленоватые тени блуждали по его лицу. По выражению его глаз трудно было догадаться, о чем он думает. Девушке казалось, что внутри он весь опутан бесконечными нитями сложных противоречий, суть которых ей не разгадать вовек, тогда как ее чувства были бесхитростны и просты.

— Хотите я погадаю вам по руке? — неожиданно предложил Конрад.

Тина встрепенулась.

— А вы умеете?

— Конечно! — полушутливо произнес он и принялся изучать ее ладонь. — У вас интересные линии! Вы проживете долгую жизнь и будете любить только одного мужчину, хотя это не последний ваш брак! Впрочем, это неудивительно… У вас родится ребенок, наверное сын, но еще нескоро. Вам предстоит преодолеть в жизни ряд трудностей, но в конце концов вы будете счастливы!

— Так я выйду замуж еще раз? — негромко переспросила Тина.

— Да. Учитывая возраст моего отца, ничего в этом странного нет, хотя при его энергии и здоровье он еще нас с вами может пережить!

Эти слова напомнили Тине о Роберте.

— Я пойду, — сказала она, мягко освобождая руку. Голос звучал неуверенно и печально: ей не хотелось уходить. Быть может, это их последний разговор наедине, ведь Конрад скоро уедет! Уедет! О Господи!

— Вы торопитесь? Почему?

— Ваш отец болен, и я должна быть рядом, — ответила девушка и тут же подумала о том, что Конрад, должно быть, давно прочитал ее истинные мысли.

— Мы говорим, что человек должен заботиться о других! — отрывисто произнес он, глядя куда-то поверх головы Тины. — Но на самом деле человеку лучше всего заботиться о себе! Много ли вы знаете людей, которые, делая другим добро, счастливо проживали век? В случае беды они сами не могут достучаться ни в одни двери, не говоря уже о сердцах! И потом, если человек не будет любить самого себя, разве он чего-нибудь добьется в жизни? Нет, он растратит свои силы на благо неблагодарных, а сам останется на пепелище.

— Человек должен заботиться о себе, но в другом смысле, — о чистоте своей души! — возразила Тина.

— О чистоте души! — с легкой усмешкой повторил Конрад. — В наш век мрака и ненависти! Когда я впервые попал в большой мир, был наивен, как младенец, и верил — все пороки исцелимы, но потом понял—это не так!

— Все равно каждый должен пытаться сохранить в себе луч добра. Недаром говорится: «Свет светит во тьме, тьма его не объяла».

Конрад неожиданно засмеялся.

— Интересно, о чем вы думали, когда выходили за моего отца? О своей душе или о нем, мистере О'Рейли? А может, все же больше о своем благополучии? — это прозвучало презрительно и жестко.

— Я наказана! — ответила девушка, глядя ему прямо в глаза, обнажая в правдивости душу и сердце. — Я страдаю, потому что не люблю его! — И тихо добавила: — И, кажется, не полюблю никогда!

— Должно быть, вы полюбили другого? Кого? — спросил Конрад и в свою очередь пронзил собеседницу взглядом.

Тина молча смотрела на него: здесь, в темно-зеленой мерцающей подвижной тени, ее глаза приобрели неожиданный агатовый блеск.

Девушка ничего не ответила, но в ее взгляде Конрад ясно прочитал: «Вас!»

Он придвинулся к ней и обхватил руками ее плечи. Тина задрожала. Она почувствовала, как от его бархатистой, смуглой кожи исходит живительное тепло…

Незнакомое чувство охватило девушку. Она подумала, что, если Конрад захочет ее поцеловать или сделать нечто еще более запретное, у нее может не хватить разума и силы воли противиться.

— Все люди плохи, Тина, и я — более других, — сказал он.

Запрокинув голову, она прошептала пересохшими губами:

— Почему?

— Я хочу поцеловать вас и сделаю это, хотя знаю, что поступаю дурно!

— Не надо…— еле слышно пролепетала она, а сама подалась вперед, навстречу его губам.

Это был ее первый настоящий поцелуй, поцелуй, которого она желала, от которого боль в груди растворилась, ушла, уступив место блаженной истоме. Потом, когда его поцелуи стали еще более настойчивыми, страстными, она вздрогнула, точно ее тело пронзила молния, но не вырвалась и, когда Конрад мягко положил ее руки себе на плечи, обвила его шею, точно гибкими стеблями лиан, и крепко сомкнула объятия.

Это было плохо, очень плохо, об этом напоминал громкий стук сердца и пульсация крови в висках, но это же говорило о том, как незабываемо прекрасен желанный миг, который она не хотела терять.

И все же настал момент, когда тело девушки изогнулось, как тетива лука, она вырвалась и побежала по дорожке.

Она мчалась по зеленому туннелю, подол платья развевался, волосы распустились, каблуки стучали по каменным плитам, и слезы застилали лицо. Слезы горя и радости, восторга и боли. Она бежала сквозь солнечный свет, а душа ее наполнилась чувством, светлым и юным, как заря.

ГЛАВА VIII

Теперь Тина уже не могла успокоиться. Внутри ее сознания и души словно раскачивался огромный маятник, то туда, то сюда: с одной стороны была грызущая сердце совесть, с другой — волнующее чувство любви и приводящее в отчаяние ощущение скорой разлуки с любимым. Порой она чувствовала себя как узник перед казнью: мучение, раскаяние, страх и ожидание вечной тьмы. Темнота — вот что ждет ее после! Жизнь с нелюбимым человеком… Боже правый, на что она себя обрекла! Но ведь она хотела как лучше, думала, что полюбит Роберта… И все потому, что еще не знала любви, настоящей, сильной, сводящей с ума, такой, какую испытывала теперь к Конраду.