Трудно быть чертом - Каплан Виталий Маркович - Страница 5

— Я вижу, контакт установлен, — Настя погасила огонь под закипевшим чайником и плеснула Игорю заварки. — Интересно, откуда такие познания в драконоборстве?

— В детстве я занимался в кружке прикладной драконистики, — с серьезным видом сообщил Игорь.

— И сколько вы драконов поразили? — встрял во взрослую беседу Темка.

— Полторы штуки, — сознался Игорь.

— Полторы тысячи?!

— Увы, всего лишь полтора дракона. Одного я поразил на экзамене, это был молодой и наглый зверь. А второго мы завалили вдвоем с другом, поэтому на мою долю приходится только половинка.

— Да, у вас, я вижу, богатая биография, — заметила Настя. — Пирожки берите, вон те — с луком и яйцом, а эти с мясом. Тема, ты выслушал лекцию, можешь пойти к себе и потренироваться. Только умоляю, ничего не разбей.

Истребитель драконов кивнул и с достоинством удалился. Игорь проводил его взглядом.

— Есть что новое по петровским делам?

— Был один звонок, — вздохнула Настя. — Причем не получилось у меня записать, меня вообще к технике подпускать нельзя, все время что-нибудь не то нажимаю. В общем, дней пять уж как. Мужчина, по голосу вроде немолодой. Посоветовал написать опровержение в «Столичные новости» — в смысле, что все мои слова вы сами сочинили. Намекнул на проблемы, но не уточнил. Повесил трубку, вот и все. Я растерялась немножко, так и молчала, ничего не ответила.

— Не волнуйтесь, — уверенно сказал Игорь, — вас они не тронут. Это все быстро должно схлопнуться. Кроевым сильно недовольны в Кремле — не за дачи, конечно, за другое.

— Интересно, откуда такая информация? — хмыкнула Настя.

— Так ведь журналист я, — Игорю и самому стало смешно. — Хорошо информированный журналист. Так вот, «петровское дело» им пришлось как масло в кашу. К лету можно ждать нового губернатора. А новый, разумеется, всячески начнет демонстрировать, насколько он не старый…

Коротко звякнуло.

— О, это, наверное, Федя! Не прошло и полгода. Вы сидите, схожу открою.

5

В дверь звонили — нагло, упорно, точно сверлили трудный зуб. Игорь с трудом поднялся и заковылял к двери. Болело все — но особенно почему-то спина, хотя ей как раз досталось меньше, чем рукам. Кожа на них облезла едва ли не до мяса, пальцы почти не гнутся.

Ну, откроет он дверь, а дальше? Не выйдет сейчас никакого Искусства, ни тонкого, ни толстого. Ладно если милиция — а ну как кроевские костоломы? Самое смешное, что и вызвонить-то никого нельзя — нечем. Городской телефон работает, но все нужные номера остались в мобильнике. А мобильник — там же, где «паркетник», доброй памяти боевой коняга…

Как же идиотски все вышло! Утром созвонился с егорьевским интернатом, подтвердил встречу. Погода неожиданно порадовала — выдалось межциклонье, выкатилось на небо нежаркое, но радостное октябрьское солнышко, легли на асфальт резкие, как бывает только в безлиственную пору, тени. И настроение под стать небу — клубились, конечно, на горизонте тугие облака, предвещали всякое-разное, но солнце перевешивало.

Настя… Имя хотелось повторять снова и снова, катать языком, как мятный леденец…

Целовать пальцы она решительно запретила. «Игорь, давайте с самого начала определимся — у нас чисто дружеские отношения, не более». А все долговязый снежный человек Толя… полтора года как ушел к свежеобретенной пассии — и все равно остался в Насте. «Конечно, — покладисто отвечал Игорь. — Я все понимаю. Но, пожалуйста, после моего ухода не выбрасывайте цветы в мусоропровод. Красота имеет право на жизнь, разве нет?»

Трель мобильника хлестко ударила по ушам. Как же не вовремя! Шоссе как раз спускается в ложбинку, там, внизу, поворот на девяносто градусов, а скорость сто двадцать, не до болтовни. Но вдруг это из интерната, спешат порадовать, что на сегодня все отменилось.

— Я слушаю! — сухо сообщил он трубке.

— Вчера кончился седьмой день, — прошелестело оттуда. А через пару секунд вспыхнул звук, ударил по ушам свет. Именно в такой связке, сообразил после Игорь. Взметнулось впереди рыжее пламя, земля поменялась местами с небом, и дальше уже тело работало без приказов головы. Вдавить тормоза, отстегнуть страховочный ремень, метнуться к дверце пассажирского сиденья — и на обочину.

Его подбросило, завертело, ослепило на миг болью — но как-то он все-таки сгруппировался, покатился по крутому откосу, влетел в ледяную воду. Спасительное болотце, глубина там по колено, — но вязкий ил погасил скорость, а холод вернул сознание.

Потом он несколько секунд карабкался вверх, к шоссе. Непонятно сколько метров безумного, сердце из груди, бега. Туда, где плясал огненный демон, дожирал машину. И ладно бы только «паркетник»… В ложбину на полной скорости летел голубенький «Матиз». Никакие тормоза спасти его уже не могли.

Взлетая в Третий Поток Змея, он вдруг сообразил — как все похоже на Экзамены. Мысль, впрочем, тут же лопнула, не до нее было. Пускай время в Потоке струится с иной скоростью, но там, на шоссе, счет шел даже не на секунды — на десятые доли. Игорь вошел в огненное облако, чувствуя, как трещат волосы. Дернул переднюю дверь «Матиза» со стороны пассажирского места и, кажется, вырвал ее вовсе. Подхватил тело — девчонка лет восемнадцати, довольно упитанная. Положить на обочину — и назад, вытаскивать водителя. В Змее нельзя летать слишком долго — он быстро высасывает силы, а Игорь, честно говоря, Искусник довольно посредственный. Но делать нечего, пришлось еще потратиться на Дуновение, чуть отогнуть стены огня, создать в них узкий коридор — и тащить второго. Тяжеленный какой парень, полтора центнера, не менее. В шоке, но обгореть, похоже, не успел.

Что было дальше, он помнил совсем уж урывками. Плясала по телу боль — казалось, огонь по-прежнему обнимает и ласкается. Чьи-то крики… взметнувшееся в нёбо стая ворон. Визг тормозов — эта огромная черная фура. Потом… никак не удавалось восстановить цепочку событий. Кажется, даже на какое-то время прояснилось сознание — во всяком случае, он сумел тормознуть Спешащую в Москву «копейку», махнул пачкой зеленых тысячных купюр. Все, что было во внутреннем кармане, не пострадало — ни деньги, ни документы, хотя куртка превратилась в лохмотья, каких последний бомж постыдился бы. Повезло — старичок за рулем ни о чем допытываться не стал, спросил только: может, в больницу? «Нет, отец, — выдохнул Игорь, — домой. Оттуда уж вызову».

Вызывать, конечно, не стал. Заживет и так, ничего по-настоящему опасного нет. А завтра… завтра что-нибудь придумается.

Он присвистнул от боли в пальцах, но все-таки сумел повернуть рычажок замка. Резко толкнул вперед дверь. Если кто-то стоял к ней вплотную — сейчас должен покатиться по коридору, как сбитая кегля.

Но никто не покатился. На пороге стоял хмурый и насупленный Вадим Александрович. Князь Ваурами Алханай, дари девятого круга.

— Ну что, допрыгался, герой? — произнес он вместо приветствия. — Красив, нечего сказать. Ну, пошли, лечиться будем.

Пространство перед глазами заволокло белой, с золотистыми блестками пеленой. Она была теплая, эта пелена, она слегка щекотала кожу, точно коровий язык.

Залитый утренним солнцем луг… светятся в мокрой еще от росы траве цветы — желтые, синие, розовые. Стадо разбрелось, наслаждается вкусным — после зимней-то соломы! — подножным кормом. А ты лежишь кверху пузом, его лижет не слишком еще жаркое солнце, и еще не пора вставать, хвататься за тонкий ивовый прутик и сгонять коров в кучу. И когда на лицо твое падает черно-синяя тень, ты первые секунды жмуришься и только потом открываешь глаза, подскакиваешь.

Всадник — один-одинешенек. Конь под ним каурый, с белой отметиной на лбу, грива цвета вороньего крыла с едва заметным зеленоватым отливом. Уздечка расшита серебряными нитями, а глаз у коня похож на спелую сливу.

Постепенно приходит понимание. Немолодой дядька в седле — не кто иной, как Ваурами дари Алханай, владетель здешних земель, а он, семилетний пастушонок, — его, князя, подзаботный. Во всяком случае, до первых Экзаменов.