Заложники обмана - Уивер Майкл - Страница 31

– Что я могу сказать. Генри? Это какое-то недоразумение. Ведь Батталья был лучшим из моих людей, и он заверил меня, что все сделано как надо. Сообщения о катастрофе появились в газетах. Я в таком же недоумении, как и вы.

– Где теперь Батталья?

– Один Бог знает. Он исчез через несколько недель после катастрофы, и больше я не слышал о нем ни слова.

– Это не показалось вам странным?

Карло Донатти передернул плечами:

– Ничего странного – при его-то занятии. Всегда найдутся враги. Люди исчезают. Даже лучшие. Я поставил свечку за упокой и послал Витторио прощальный поцелуй.

– А что его друг, художник? Он знает, где Витторио Батталья?

– Сомневаюсь.

– Когда вы последний раз виделись с Гарецки?

Донатти посмотрел на свой скотч из-под полуприкрытых век.

– Несколько дней назад. Был прием в его честь в “Метрополитен”. Я посетил прием и выразил Гарецки свое уважение.

– Он не звонил вам и не обращался за помощью после этого?

– Нет.

– Давайте выложим карты на стол, Карло. Мы двое всегда являли собой удобное quid pro quo[26]. Нечто за нечто. Идет?

Донатти сидел молча.

– Много лет назад, – негромко заговорил министр юстиции, – я как обвинитель отменил выдвинутое против вас серьезное обвинение в убийстве. Через некоторое время вы согласились принять на себя заботы об Айрин Хоппер – ради меня. Теперь выясняется, что вы этого не сделали.

– Я сожалею. Но еще пять минут назад я был уверен, что сделал.

– Возможно, что так, а возможно, и нет. И то и другое уже не существенно. Теперь имеет значение лишь то, что существуют два человека, которые могут уничтожить меня в любое удобное для них время.

Донатти опустил глаза на свой стакан. Так, словно разглядывал внутренности кровавой жертвы.

– Если они не уничтожили вас за девять лет, зачем им делать это теперь?

– Вы упускаете главное. Я не могу жить под дамокловым мечом. И не хочу так жить. Ради Бога, Карло! Я уже не тот, каким был девять лет назад. Ныне я министр юстиции Соединенных Штатов. И могу подняться еще выше. Кто может угадать, что придет людям в голову? Кто предугадает побуждение, которое заставит их сделать то, чего они не делали до сих пор?

Донатти молчал.

– Я как нельзя более серьезен, – сказал Дарнинг.

– Вы полагаете, что мне это надо объяснять?

– Я полагаю, что вы виделись с Джьянни Гарецки после вечера в музее. А это значит, что вы мне уже солгали.

Глаза у Донатти сделались холодными, но он ничего не сказал.

– Я также полагаю, что вы ответственны за эту беду, Карло. И если Гарецки снова свяжется с вами, а я уверен, что он это сделает, то я хотел бы об этом знать.

Дон Донатти произнес с нажимом:

– Вы не там ищете. Мне кажется, что Джьянни Гарецки ничего не знает.

– Позвольте мне самому судить об этом.

Лучи заходящего солнца окрашивали багрянцем стены комнаты. Дарнинг проследил глазами их путь от окна и улыбнулся, но веселья в его улыбке не было.

– А на тот случай, если у вас в голове зреют какие-либо неразумные намерения, пожалуйста, запомните три вещи. Срок давности не применим к обвинениям в убийстве. Доказательства против вас хранятся в банковском сейфе. Если я погибну в результате несчастного случая, все это попадет прямиком к окружному прокурору.

В наступившем молчании лишь торжественно звучала музыка Бетховена.

Глава 20

Мэри Янг сидела за столом в большом читальном зале главного отделения Нью-йоркской публичной библиотеки. Чувствуя все более сильное возбуждение, она не замечала ничего вокруг себя. Целый час она изучала содержимое папки, переданной ей одним из посыльных Джимми Ли.

Вложенные в папку распечатки с микропленки включали все детали… заметки из “Нью-Йорк таймс”, “Ньюсвик” и “Тайм”… все, что касалось гибели Айрин Хоппер в авиакатастрофе более чем девять лет назад. Больше всего ее поразило, что на сцене то и дело появлялся Генри Дарнинг.

Хоппер потерпела аварию на самолете, принадлежавшем Дарнингу.

Дарнинг сообщил, что принял Айрин Хоппер на работу в свою юридическую фирму, стал ее ментором и покровителем, вступил с ней в достаточно близкие отношения вне работы.

Именно Дарнинг выступил с настоящим панегириком во время мемориальной церемонии, происходившей через неделю после гибели Айрин.

Это Дарнинг учредил большую стипендию имени Айрин Хоппер, которая выплачивалась особо одаренным и при этом нуждающимся студентам-юристам университета в Пенсильвании, где училась Хоппер.

Но Мэри Янг несомненно обладала знанием куда более значительных для нее двух вещей, о которых ничего не сообщалось на микропленке. Первое: Дарнинг был именно тот мужчина, с которым Айрин Хоппер изменяла Витторио девять лет назад. Второе: несколько лет назад Дарнинг был назначен министром юстиции Соединенных Штатов. И дело не просто в том, что он стал главой министерства, а в том, что ФБР таким образом попало под его юридический контроль.

Что это значит?

Возможно, все.

А возможно, и ничего.

Однако вся ее нервная система прямо-таки заискрила, восставая против отрицательного ответа.

Она целиком права.

За всем стоит Генри Дарнинг. Слишком много связей тянулось от него ко всем ключевым элементам, чтобы можно было этим пренебречь. Она не представляла, какие у него причины, но была уверена, что причины существуют. Значит, ей открывается невероятная, счастливейшая возможность. Если правильно использовать эту возможность, то она вырвется из змеиного гнезда, которое называла домом, сколько помнила себя.

Мэри Янг покинула библиотеку на волнах своего возбуждения. Направляясь к Пятой авеню по широким каменным ступеням, она не чуяла земли под ногами. Ударами ее пульса полнился воздух.

И все же она испытывала импульсивную потребность в подтверждении, в полной уверенности, необходимость избавиться от последних сомнений.

Вся пылая от волнения, она отыскала телефон-автомат и позвонила Джимми Ли.

– А-а, – протянул он, услышав ее голос. – Вы полны бессмертной признательности и звоните мне, чтобы поблагодарить за мою любезность.

– Да. Вы просто великолепны. Но я звоню и затем, чтобы стать еще более обязанной вам, если это возможно.

– Возможно, возможно. В чем дело, цветочек?

– Я должна позвонить министру юстиции в Вашингтон. Но я хочу добраться до него, минуя полдюжины коммутаторов, секретарей и помощников.

– Вы целитесь высоко. Чего вы хотите добиться от этого ничтожного проходимца от юриспруденции?

– Моей жизни, – ответила она. – А если повезет, то и кое-чего сверх того.

– Позвоните мне через пять минут.

Мэри Янг подождала. Хотелось бы в один прекрасный день шесть или семь часов провести вместе с Джимми Ли и поговорить с ним. Это было бы все равно что разговаривать с личным привратником дьявола. Если бы это произошло, она узнала бы достаточно, чтобы заставить самого дьявола работать на нее. Одна препона – ей бы сначала пришлось пристрелить Джимми.

Прежде чем позвонить ему снова, она приготовила записную книжку и карандаш.

– Запишите номер, – сказал он и продиктовал цифры. – По этому телефону с ним связывается сам президент. Номер личного секретаря, она соединит вас напрямую.

– Слава Конфуцию, вы просто великан.

– Я знаю. Но только не при вас. С вами я всегда чувствую себя слишком маленьким.

Мэри приготовила пригоршню четвертаков, набрала номер, который дал ей Джимми, и опустила нужное количество монет.

– Офис министра юстиции Дарнинга, – отозвался женский голос. – С вами говорит мисс Беркли.

– Попросите, пожалуйста, министра юстиции.

– Мне очень жаль, но у него сейчас встреча. Кто его спрашивает?

– Передайте ему, что у меня есть информация по поводу Витторио. Вы хорошо слышите? Витторио. И скажите еще, что, если он через шестьдесят секунд не возьмет трубку, я повешу свою.