Заложники обмана - Уивер Майкл - Страница 30

– В воде я провел минут пять, – снова заговорил Майк. – Мой друг принял меня в лодку. Так у нас и было задумано. Потом мы набросали в воду разных обломков, чтобы береговая охрана могла определить место аварии в ближайшие несколько дней. Так вот оно и было, мистер Дарнинг.

В комнате настала тишина.

– А как мне узнать, не придумали ли вы все это?

– Эмма, – обратился больной к жене, – принеси из соседней комнаты конверт для мистера Дарнинга.

Она принесла конверт, и Дарнинг просмотрел пачку потрепанных и выцветших бланков Американской авиационной федерации, лицензий, маршрутных карт. На всех стояла подпись Айрин Хоппер, а также регистрационный номер самолета, на котором она летела в тот день, когда они расстались в Джорджии.

В конверте находились и ее пилотские права. Дарнинг бережно держал их в руке, чувствуя, что погружается в мир несвойственных ему переживаний. Он смотрел на фотографию женщины, красивой, светловолосой, совсем еще молодой, с которой он долго был близок, но которую не смог хоть в какой-то мере узнать и понять. Пальцы у него начали дрожать, и он поспешил положить бумаги обратно в конверт.

– Когда вы в последний раз ее видели? – спросил он у Майка.

– Девять с лишним лет назад. Когда она вышла из вашего самолета в Южной Каролине, а я в него сел.

– Вы знали, куда она оттуда направляется?

– Нет.

– А ваш друг?

– Этого я тоже не знал. Ничего о нем не слышал с тех самых пор, как он выудил меня из океана. Мы решили, что так будет лучше всего. Так что я могу сообщить вам только его имя. – Майк снова потянул воду через соломинку и добавил: – Конечно, если оно вам нужно.

Дарнинг посмотрел на больного, откинувшегося на подушки, и на его жену, сидящую на краю постели. Он заметил, как они обменялись взглядами, и понял по выражению глаз, что оба чего-то боятся.

– Мне это нужно, – сказал он.

– Как я вам уже говорил, это стоит денег.

– Сколько?

Майк сделал глубокий и долгий вдох, словно человек, готовящийся к прыжку в воду.

– Сто тысяч. Причем, наличными.

– Кто об этом знает?

– Только Эмма и вы. – Стыд не позволил Майку ограничиться этими словами. – И даже вы не узнали бы, если бы я не готовился к смерти.

– Вы кому-нибудь говорили, что я приеду к вам сегодня?

– Ясное дело, нет. Вы меня за идиота держите?

Дарнинг отвел глаза куда-то вдаль. Он был поистине удивлен, с кем имеет дело.

– Ну что ж, – заговорил он, – если все в порядке, я приеду к вам с деньгами завтра в восемь вечера.

У больного пересохли губы. Он попытался улыбнуться, но мышцы не слушались его.

Когда Эмма на следующий вечер открыла Дарнингу дверь, то посмотрела на него так, словно перед ней стоял пылкий новый поклонник. Она расчесала волосы так, что они блестели, а глаза у нее сияли. Бросив быстрый взгляд на портфель в руках у Дарнинга, она потом избегала смотреть на этот портфель.

Майк в своей спальне наверху тоже явно приободрился. Дыхание сделалось глубже, и прилив крови, вызванный внутренней силой организма, окрасил розовым прозрачную кожу лица. И мышцы вспомнили, как вызвать улыбку. Воздух в комнате был освежен сосновым озонатором.

Дарнинг открыл портфель и положил его на кровать.

– Все банкноты стодолларовые, – сказал он. – Пятьдесят пачек по двадцать купюр в каждой. Вы можете их пересчитать.

Майк лежал и смотрел на открытый портфель. Потом на мгновение закрыл глаза, как бы погрузившись в себя.

– Я ничего не собираюсь пересчитывать. Имя моего друга Батталья… Витторио Батталья…

Майк повторил имя еще раз, медленнее. Потом произнес по буквам. Дарнинг достал ручку, маленькую записную книжку и записал имя. Некоторое время смотрел на два слова, но не видел.

– Откуда он?

– Из Нью-Йорка.

– Какой работой он занимался?

– Он никогда об этом не рассказывал, но я думаю, что работал он на мафию.

Дарнинг молча кивнул; он выглядел вялым и утомленным.

Майк начал кашлять снова; жена принесла ему несколько салфеток и воду. Села на край постели и держала стакан, пока он тянул воду через соломинку.

Дарнинг наблюдал за ними. Видел полную, округлую спину Эммы, когда она наклонялась к мужу; видел, как свет верхней лампы поблескивает на седых нитях в ее волосах. Видел, что Майк закрыл глаза и посасывал соломинку словно бы во сне.

Такими Дарнинг и будет их вспоминать.

Ровно через двадцать девять часов взрыв и пожар уничтожили Майка, его жену, его дом и все, что было в доме. Причина взрыва – баллон для пропана – была обнаружена в подвале.

Кроме этого сохранилось немногое – пыль, искореженные обломки и пепел.

Министр юстиции прочитал об этом в газете и глубоко проникся самим фактом. Истинную ценность жизни не поймешь до тех пор, пока не осознаешь, как легко ее уничтожить.

С его точки зрения, он, конечно, не мог поступить иначе. Зная, что им известно, никак нельзя было оставлять их в живых.

Но это не принесло ему радости.

Десять дней, думал Дарнинг, стоя у окна и глядя на реку внизу с высоты тридцать третьего этажа.

Ему было скверно, а будет, вероятно, еще хуже. Такое ощущение, словно поспешно вынесенный им самим приговор стал известен всей стране. Словно что-то умерло в ярко раскрашенной конфетной коробке. Страшно – и однако вызывает мрачный восторг. После совершения казни мертвые наполняли его душу именно этим чувством. Они выглядели столь безразличными по отношению к происшедшему, что даже смерть не казалась такой уж страшной.

Он почти допил третий стакан “Перье”, когда в номер негромко постучали, и Дарнинг открыл дверь Дону Донатти.

Они обнялись, и министр юстиции вдохнул знакомый запах изготовленного по особому заказу одеколона Карло Донатти. Некоторые вещи остаются неизменными.

Донатти обнял Дарнинга весьма прочувствованно. Они не виделись годами. И поскольку встречу назначил Дарнинг, а Донатти ничего не знал о ее цели, преимущество было на стороне министра.

– Вы хорошо выглядите, Дон Карло. За пять лет не постарели даже на пять минут. Что у вас за секрет молодости?

– Чистые помыслы в здоровом теле.

– И то и другое вне моей досягаемости.

– И моей, поскольку ваша честь посрамляет меня.

Мужчины улыбнулись, и словно что-то промелькнуло между ними.

Дарнинг налил Донатти немного скотча и протянул ему стакан. Потом он включил радио и настроил на волну, по которой передавали запись концерта из филармонии. Усилил громкость звука. Он уже обследовал номер на предмет возможных “жучков” и ничего не обнаружил. Однако во времена новейших электронных изобретений ни в чем нельзя быть слишком уверенным. Все было ясно, и Донатти ничего не сказал. Это делалось во имя обоюдной безопасности.

Под звуки торжественного и возвышенного исполнения Пятой симфонии Бетховена они уселись друг против друга.

– Есть вопрос, – начал Дарнинг. – Он касается того любезного одолжения, которое вы сделали мне девять лет назад. Человека, который этим делом занимался, звали Витторио Батталья?

Лицо у Донатти побелело. Он молча кивнул, но потом спросил:

– Что-нибудь не так?

– Боюсь, что очень многое не так, – ответил Дарнинг и рассказал Донатти о письме Майка и о том, что за этим последовало.

Донатти слушал в молчании. Потом он медленно поднялся, подошел к окну и стал смотреть на город. Обернулся:

– Когда это случилось?

– Десять дней назад.

– Чем же вы занимались эти десять дней?

– Наблюдал, как исчезают люди.

И министр поведал зловещую повесть о том, как бесследно исчезли пять человек, посланных допросить Джьянни Гарецки и Мэри Чан Янг.

Донатти покачал головой:

– Почему вы сразу не обратились ко мне?

Дарнинг глотнул “Перье” и ничего не ответил. Его молчание вызвало у дона улыбку.

– Вы все еще мне не доверяете?

– Девять лет назад вы заверили меня, что с женщиной дело улажено. Теперь я обнаруживаю, что она жива. Разве здесь есть основа для доверия?