Заложники обмана - Уивер Майкл - Страница 23

Какой сон может быть страшнее подобной реальности? Ее начало трясти. Очень сильно. Так сильно, что Джьянни услыхал клацанье зубов. Он сходил в ванную, принес полотенце и махровый халат.

– Тебе лучше снять влажную рубашку, – сказал он. Мэри попыталась это сделать, но она дрожала так неистово, что Джьянни пришлось прийти ей на помощь. Потом он вытер ее полотенцем.

У него перехватило дыхание, когда он увидел ее обнаженной. То была невольная реакция, чистый рефлекс, не более. И тем не менее он устыдился. Животное в образе человека. Животное начало не преобладало в нем, но, конечно же, продолжало существовать.

Уже одетая, Мэри все еще дрожала.

– Обними меня… – попросила она жалобно.

Джьянни лег рядом и обнял ее. И она его обняла. Так они и лежали, держа друг друга в объятиях. Дрожь наконец унялась.

Но ни он, ни она не отодвинулись. Они, должно быть, оказались связаны друг с другом, как заключенные в одной камере, – примерно так думалось Джьянни. Негромкая, приятная мелодия звучала у него в голове; все, что доставляло радость, означало свободу. Во всяком случае, у него не было сил отодвинуться от нее. Но он считал, что не вправе думать об этом. Конечно же, не сейчас.

И конечно, она первая поцеловала его. Упаси Боже, чтобы начал он. Губительная кара небесная обрушилась бы на него. Но когда он коснулся рукой ее груди, то готов был пожертвовать остатком жизни, чтобы продлить это ощущение. Словно что-то подсказало ему, что до сих пор он даже отдаленно не представлял себе истинного чуда женской груди.

Терять было нечего, и он продолжал открывать для себя другие чудеса. С невероятным чувством благодарности. Даже в возбуждении была своя доля покоя. Он смотрел ей в глаза, смотрел на милый овал лица и понимал, что никогда еще не видел чего-то более открытого для него. Это была правда. Ему принадлежало все, чего он желал. Стоило только протянуть руку. А цена?

Кто может определить ее с такой вот женщиной? Но где-то, в самой глубине его существа, как некая не заслуженная им награда, пробуждалось нечто мудрое и доброе, как будто бы начиналась новая часть его жизни. Приподнимаясь и опускаясь и приподнимаясь снова, он видел ее нежные чужестранные глаза, в которых вдруг вспыхивали золотые искры.

Только позже, когда Мэри уже спала, он подумал о своей жене, и ему стало зябко.

Это ничего общего не имеет с тобой, сказал он Терезе. Ни Мэри Янг, ни любая другая женщина никогда не коснется того, что было у нас с тобой.

Я делаю успехи.

Глава 15

Джьянни собирался позвонить Дону Карло Донатти по его личному безопасному проводу… упрятанному в свинцовую оболочку – и никаких “жучков”.

Он решил, что без этого не обойтись. Улика была серьезная, но совершенно случайная. После стольких лет дружбы дон имел право хотя бы объясниться. Джьянни находился возле бензоколонки на Северном бульваре, на границе округа Нассау, в двадцати минутах езды от дома Донатти в Сэндз-Пойнтс. Утро ясное, солнечное, легкий прохладный ветерок доносил запах моря со спокойных вод бухты Литл-Нек. День, пожалуй, слишком хорош для того, что он собирается делать.

Джьянни набрал особый, легко запоминающийся номер… его не забудешь, даже если ты в панике… и услышал ответ дона после третьего гудка.

– Это я, – сказал он.

– Джьянни? Я ужасно беспокоился. У тебя все в порядке?

– Я жив, Дон Донатти. Как вы?

– Я ведь просил тебя поддерживать со мной связь. Прошло четыре дня. Я не знал, что думать.

Голос у дона строгий, как у обиженного сыном отца.

– Простите меня. Я проявил невнимание. Но у меня были тяжелые дни, пришлось много побегать. Но это с моей стороны непростительно, и я приношу извинения.

– Grazie a Dio[12], что ты в порядке. Случилось нечто очень скверное, а я не мог тебя предостеречь.

Гарецки молча ждал продолжения.

– Все безопасные бумажки, которые я тебе дал, – продолжал Донатти, – надо сжечь. Они уже не годятся.

– Что вы имеете в виду?

– Все это ужасная нелепость, Джьянни. Хорошо, что ты не успел воспользоваться ни одной из кредитных карточек. Тебя зацапали бы, если бы ты это сделал.

– Но я воспользовался карточкой.

Гудящее молчание на проводе.

– На чье имя? – спросил Донатти.

– Кевина Гэнтри. Покупал авиабилеты.

– И ничего не произошло?

– Могло произойти. Но я застукал парочку агентов у выхода к самолетам раньше, чем они застукали меня, и улетел другим рейсом.

Донатти негромко выругался по-итальянски:

– Что же ты должен был подумать обо мне, Джьянни!

Гарецки пригляделся к уличному движению на Северном бульваре. Он не думал, что его сейчас отлавливают по телефону дона, однако уже не сводил глаз с обоих потоков машин.

– Бывают ведь несчастные случаи, – сказал он.

– Это не был несчастный случай. Некто, кого я считал своей правой рукой, продал тебя ФБР, чтобы вытащить своего брата из Ливенуорта[13]. Мои глубочайшие извинения, Джьянни! Что еще я могу сказать?

– Вам ничего не надо говорить, Дон Донатти. – В эту секунду Джьянни услыхал отдаленный вой полицейских сирен. – Вы узнали, чего ради им понадобился Витторио? – спросил он.

– Niente[14]. Но охотится за ним и в самом деле Бюро, это точно.

И снова между ними наступило молчание.

– Мне очень жаль, Джьянни.

Очевидно, Донатти не находил, что бы еще сказать.

– А что с вашей правой рукой? – заговорил Джьянни. – С тем парнем, который меня заложил.

– Я отрезал руку. Ты еще позвонишь мне?

– Конечно. Постараюсь быть аккуратным.

– Славно слышать твой голос. Будь осторожен, Джьянни.

– И вы тоже, крестный отец.

Сирены завывали всего в нескольких кварталах и еще приблизились, пока Джьянни вешал трубку. Его машина была припаркована за углом, он вскочил в нее и объехал вокруг квартала.

Когда он проезжал мимо телефонной будки, возле нее стояли три полицейские патрульные машины из участка Нассау.

Значит, не было никакой “правой руки”, которую пришлось отрезать, не было брата, которого хотели вытащить из Ливенуорта. Оплошал сам дон, и только он один. Кто знает, что там у ФБР имеется на Донатти? Единственно правдивыми в разговоре были его извинения. В этом Джьянни не сомневался. Дон искренне сожалел.

Но Джьянни следовало все же вернуться на двадцать лет назад и вспомнить, какие чувства проявлял к нему Карло Донатти.

Это он пришел к Джьянни в тот вечер, когда погибли его родители, чтобы сообщить о несчастье. Просто встал в дверях и глянул ему прямо в глаза.

Он оставался у Джьянни всю ночь и заполнял молчание темпераментными рассказами о “семье” и ее значении. В мире Дона Карло Донатти не было зла или бедствия, которое невозможно было бы расценивать как источник добра. Все это делали эмоции. Они сглаживали острые углы реальности и учили, что совершенное тобой по необходимости гораздо более ценно, чем совершенное по выбору. Благодаря эмоциям трагедия превращалась в испытание мужества. Страдание, личная потеря превращалась в ритуал очищения на пути к истинной мужественности.

– Это пройдет, Джьянни. Это сделает тебя сильнее.

Сила, разумеется, расценивалась как наивысшее добро. Джьянни тогда хотелось одного – сохранить выдержку. В голове у него стоял синий холодный туман. И сквозь него он видел только своих убитых родителей. И это лишало смысла все остальное, иссушало мозг.

– Кто их убил? – спросил он у Донатти.

– Его зовут Винченцо.

– За что? Какое зло ему причинили мои мать и отец?

– Никакого. Тут нет ничего личного. Хотели насолить семье. Не беспокойся, Джьянни. Я с ним разделаюсь.