Имперская реликвия - Уильямс Уолтер Йон - Страница 21

И если кто-то от природы не был интриганом, детство в гареме для него становилось невыносимым. Ннис интриганом не был. А в жуках разбирался превосходно.

Когда Ннис узнал, что проиграл право наследования своему младшему брату, он испытал огромное облегчение. Горько разочарованная мать — красивая и гордая дочь герцога Мофа (эта фамилия произносится как «Миф») — часами напролет читала Ннису нотации о его несовершенстве. Ннис пропускал ее поучения мимо ушей.

Он обнюхал ее уши на прощание и на легких крыльях мотылька умчался на Козат, где провел три счастливейших года в своей жизни, изучая энтомологию пустынь. Его исследования были прерваны жуткой новостью о гибели принца-наследника во время озорства с воздушным шаром. Оказалось, что в результате на редкость успешных интриг его матери и всего клана Мофов (правильно читать Мифов) новым наследником стал Ннис. Убитый горем от того, что ему предстояло, Ннис нехотя вернулся в Город Семи Сверкающих Колец, чтобы организовать там контрзаговор с целью собственного свержения, но по прибытии обнаружил, что старый император занемог и умер от комы. Все было кончено.

Мофы улыбались с голографических фотоснимков инаугурации — вереница красных физиономий с высунутыми в улыбках языками. Ннис CVI в мешковатой зеленой царской мантии выглядел так, словно присутствовал на похоронах.

Однако улыбаться Мофам довелось недолго. Жизнь императоров во многом ограничена, но Ннис решил, что своих родственничков пристроит так, чтобы его самого это устроило как нельзя лучше. В Городе Семи Сверкающих Колец вскоре было объявлено, что Венценосная Мать отправится на Козат, где вступит в должность Хранительницы Имперской Коллекции Насекомых с пожизненной пенсией. Герцог Моф вернулся на Мотхольм, истратив кучу денег на дорогие подарки в честь коронации.

Ннис наверняка решил на ту пору, что все-таки очень приятно быть императором.

Женился Ннис потом не меньше десятка раз. Гарем у него был небольшой — и это вызывало немалую досаду, в особенности со стороны врагов Мофов, которые лелеяли мечты о том, чтобы возвести на трон своих отпрысков. Но особенно угнетало ортодоксов то, что Ннис вообще отказывался производить на свет каких-либо отпрысков.

Императриц же не бывало вообще — по установившейся традиции трон наследовали только мужчины. Традиция эта была принята еще до того, как получила широкое распространение генная инженерия, позволявшая мужчине производить на свет гораздо большее число потомков, чем произвела бы их любая Императрица. Генная инженерия в этом деле здорово помогла, однако традиция передачи престола мужчинам, и только мужчинам, сохранилась, а традиции — это было нечто такое, от чего хозалихи не отказывались ни под каким видом.

Но Ннис хотел потянуть с интригами насчет наследника как можно дольше. Точно так же, как он любил, чтобы его насекомые были приколоты в коробочках булавками, он любил, чтобы в доме у него царили тишина и покой. Ничего нервного — все предсказуемо, тихо и мирно. Первое, о чем он спрашивал, когда ему предлагали новую жену, было: тихий ли у нее голос, а второе — девственна ли она.

Он жил спокойно. Целых сорок лет. Но когда в конце концов начались неприятности, они перечеркнули последние два десятка лет его жизни.

Историки долго спорили о том, могло ли умелое и умное правление, исходившее из Города Семи Сверкающих Колец, предотвратить или изменить течение Человеческого Мятежа. Может быть, и нет: несмотря на то, что в годы до воцарения Нниса курс имперской политики был ровным, министры соответствовали занимаемым постам, люди все равно уже начинали бунтовать. Но если бы Ннис почаще отрывался от своих возлюбленных коллекций насекомых, то, наверное, заметил бы, что начали возникать кое-какие проблемы, и мог бы обратить на них внимание своих министров, и, вероятно, они были бы вынуждены к этим проблемам присмотреться повнимательнее… однако не императорское это дело — думать о том, чего не чувствуешь, а следствием этого и стал успех Мятежа.

Ннис стал первым хозалихским императором, проигравшим войну. Самым первым! Представить только!

Покончи он с собой — его бы никто не стал винить, большинство подданных встретило бы этот поступок аплодисментами. По крайней мере тем самым он бы доказал, что понимает свое положение. Однако Ннис счел свое присутствие необходимым для того, чтобы император существовал в принципе, а также для сохранения мира. Ну и конечно, у него не было наследников — он об этом сам позаботился.

Но шок, пережитый императором, оказался слишком силен. Здоровье его резко ухудшилось, и Ннис сошел в крионный гроб. Лежа там, он осуществлял едва ощутимый контроль за событиями и ритуалами. Принужденный томиться в таком состоянии на протяжении жизни еще двух поколений, под неусыпным надзором врачей, которые делали все, чтобы отсрочить миг, когда глаза императора закроются навсегда, Ннис чувствовал, что ему все хуже и хуже, и руки его сжимали бразды правления все слабее и холодели все сильнее.

Итак, наследника у него не было. Его министры за несколько лет до сошествия Нниса в гроб убедили того дать немного спермы для крионного хранения. Было подготовлено три контейнера. В конце концов Ннис сделал то, о чем его просили.

Но все испортила война. Два контейнера были разрушены, а третий потерялся и считался пропавшим. К концу войны можно было забыть о том, чтобы взять новые порции спермы у императора, — сказалось плачевное состояние его здоровья. Верный традициям император отказался от предложения продлить свой род таким нетрадиционным способом, как клонирование.

Шли долгие годы. Он сидел в своей холодной гробнице, страдал и ждал конца, как избавления от мук. Сидел и гадал, что же вышло не так, что он сделал неправильно и что мог изменить.

И еще гадал — дадут ли ему когда-нибудь умереть.

Лейтенант Наварра покачивался в гамаке и хмуро глядел на экран видеотелефона. Осматривая дом в поисках каких-нибудь еще свидетельств ограбления, он нашел в дядиной кладовке гамак и тут же натянул его между двух деревьев на лужайке. Телефон он всегда носил с собой, на поясе. Помпейские морские разведчики всегда ко всему готовы. От хорошей системы связи частенько зависит жизнь.

Наварра вздремнул пару часов, а разбудили его какие-то две пичуги сливового цвета, которые ни с того ни с сего решили поиграть в догонялки в листве дерева у него над головой. Тогда лейтенант решил позвонить Амалии Йенсен и рассказать ей об ограблении дядюшкиного дома, чтобы потом ненавязчиво предложить пообедать с ним, ответив тем самым на ее вчерашнее приглашение. Однако никто не ответил, и это было странно. Ни робот, ни автоответчик. А ведь Амалия сказала ему, что весь день будет дома.

Похоже, со связью что-то неладно.

Наварра отключил телефон, перебросил ноги через край гамака и потянулся за форменной курткой и траурным плащом. Лейтенант решил, что лично отнесет приглашение в дом Амалии. Мысль о том, что он увидит Амалию посреди благоухающих кущ, заставила его улыбнуться.

Зрелище это настолько захватило воображение молодого человека, что он, шагая по лужайке, на ходу застегивая куртку и подзывая робота-слугу, чтобы тот помог ему зашнуроваться, окончательно забыл об оставленном в гамаке телефоне. Аппарат отливал на солнце серебристым блеском и покачивался из стороны в сторону.

Одна из птичек сливового цвета села на гамак. Телефон сверкнул на солнце. Птица схватила его когтями и взлетела ввысь.

Представители прессы пронюхали, что к вечеру Николь поджидает у себя в гостиничном номере Майджстраля — Николь согласилась с Романом, что неплохо распустить такой слух, и тем самым Роман навел своего «хвоста» на ложный след. Информационные сферы не уследили, как вошел Дрейк, но в конце концов было широко известно, что он умеет проникать незамеченным. Николь же отказалась распространяться о встрече, что только подогрело интерес.